Точка возврата - Мария Ильина

— И что мне, тоже за ним?

— Нет, конечно, а душой к Богу повернуться. Жить по его законам.

— Как это?

— Гордыню отбросить, не искать объяснений. Молиться и верить. К святым местам уехать, отвлечься от суеты.

Лада молчала.

— Место могу показать чудодейственное. Пока не буду говорить. Сама решить должна. Я подожду. Завтра в полдень здесь увидимся, — и зашагал прочь, прямой, уверенный, неторопливый.

Она кивнула, глядя вслед и ничего не соображая. Прямо морок какой-то. Вдруг это сектант или маньяк в ловушку заманивает? Хотя кому она нужна! Худая, страшная, и денег нет. И смотрел он не мужским взглядом, Лада бы почувствовала. А убить уже десять раз бы мог, ведь ни души кругом, кричи не кричи. Нет, не боялась она ничего. Что терять, когда главного нет?! Отчаяние накатило, горькое, злое. Вдруг вспомнилось: отчаяние — главный грех. С этого начал инок Иона двадцать минут назад.

Назавтра дул промозглый ветер, серые тучи упирались в горизонт. Людей почти нет, только пара торговцев цветами. Лада бежала, опаздывала, дождь со снегом залепляли глаза. Пропустила поворот, заблудилась. Кресты, ограды, темень, туман. Не сориентировалась… Что делать? Не кричать же «ау». Не лес ведь, кладбище. Мокрая юбка липла к коленям. Из-за кустов возникла фигура в длинном монашеском одеянии, молча Лада замахала руками, как в фильме про глухонемых.

Вышел встречать, будто знал, что запутается. Она мямлила что-то в оправдание, виновато улыбалась:

— Думала вы не придете.

— Как можно, дочь моя! Ведь речь о душе идет! Потом, если уж мы слово держать не будем, что с мирян взять?! Ты, вижу, совсем замерзла. Зайдем в храм, помолимся, побеседуем.

В церкви легко и радостно, огоньки свечей согревали. Его голос звучал четко и резко. Цитировал Библию, призывал исполнить долг. Какой еще долг? Зачем? Лада пыталась сосредоточиться, возразить. Не выходило, мысли не собирались. Сладковатый медовый запах воска кружил голову. Она уже верила, что он прав. Уехать на богомолье, подальше от этого кошмара, отдохнуть, прийти в себя. Смущает, что нельзя никому говорить, брать мобильный. Почему?

— Чтобы погружение было полным, не отвлекало ничего.

— Я уже готова.

— О деньгах не беспокойся. Много не понадобится. Что касается дороги, сам тебя отвезу. Дела у меня там.

— А куда ехать-то?

— В Серпуховский женский монастырь. Это недалеко. Поживешь при обители, на мир по-другому смотреть будешь.

Все решено, он заедет за Ладой завтра в шесть утра.

Дома не утерпела, посмотрела в Сети про обитель. Церковь старинная, святынь множество. Любопытство даже шевельнулось, как раньше перед экскурсиями. Прав Иона, ехать надо. Здесь только чахнуть. Вот тот клубок из сказки, что катится, указывая дорогу. Только тревожило, что рассказывать никому нельзя. Лада еще и клятву дала, теперь уж не решится нарушить, да и говорить, в общем, не с кем. Мать сегодня дома не ночует. По любовнику соскучилась. Тут горе такое, а она развлекается. Видеть ее сил нет. Прав монах, тысячу раз прав: бежать надо.

Лада бродила по квартире: всюду мамашины украшения, косметика, заколки, платья. Раскидано, блин, не найдешь ничего. У Валерки все по полочкам, а тут полный бардак. Где сумка, с чем она поедет? Вот ремешок из-под кресла выглядывает. Что брать с собой? Белье, теплые вещи и так, по мелочи. Денег вроде хватит. Документы на месте. Вдруг вспомнилась подписка о невыезде. Не по себе стало. Еще привлекут. Хотя, может, и не заметят. Не сильно они там напрягаются. Тянут кота за хвост. Деда найти не могут. Разгильдяи! Каких-то подростков сцапали, колечки нашли и радуются. Показывают, будто великое достижение, а Лада молчит, чтобы Валерку не подставлять. Договорились же, что сам расскажет. Ну их, ментов, она ничего плохого не делает!

Впервые за много дней поела без отвращения, уснула без таблетки.

В пять утра запищала веселая песенка, а сил нет дотянуться и нажать кнопку. Не могла сразу встать, в голове еще метались сны, темные, муторные, тревожные. Напрягалась, пытаясь вспомнить, ухватить за хвост. Ни фига, все ускользнули, остался только страх. Ну, да откуда взяться хорошему? Резко села, встряхнулась, включила ночник. Холодно и слишком светло. Иконка на тумбочке, Иона дал, чтобы помолилась на дорогу. Святой Николай Чудотворец. Тупо рассматривала позолоту на картинке, не находила слов. Смущенно просила о помощи и стыдилась самой себя.

Встала, умылась. Безвкусная булка с маком не лезет в горло, кофе никак не остынет. А времени уже без пяти шесть. Не заставлять ведь человека ждать… Положила на стол мобильный, как договорились, заперла дверь, пора… Как жить без связи? Неудобно, неуютно как-то! Хотя спокойнее, легче.

На углу стоял светло-голубой «ланцер». Открыла дверь, извинилась за опоздание, услышала:

— Садись, дочь моя!

Глава 22

Маскарад в парке

Пустота надвигалась со всех сторон. Серая пыль, будто снег, заметала следы. Ничего не осталось: ни семьи, ни работы. Ни сил, ни желаний. Валерий тупо отстреливал на экране монстров-оборотней. Бессмысленно, однообразно, даже не заводило. «Жизней» много, а толку чуть. Не отвлечься, реал наступает, и нечем отбиться. Вырубил комп. Отхлебнул холодного горького чая, противно. На стенках чашки густой коричневый налет. Когда он успел нарасти? Ужаснулся. «Неделя. Целая неделя, как Тошка лежит рядом с отцом. Папка бы поддержал, понял бы». Не было никого ближе него, но и он далеко, там, в детстве. На рыбалке насаживает червяка на крючок, а его — Валерку — передергивает от отвращения, нет сил коснуться холодного, скользкого тельца. Стыдно собственной слабости. Как сейчас. «Иди же, будь мужиком! — кричит отец сквозь серую ватную толщу времени. — Ищи деда, делай хоть что-нибудь!» Трудно заняться тем, чего никогда не делал, все дороги кажутся тупиковыми. Начать с простого, с соседки. От одной мысли передернуло. Выслушивать ханжеское сочувствие, уворачиваться от навязчивых расспросов да еще и объяснять, зачем ему вдруг понадобился дед. «Да, не хочется, но надо!» Взял отредактированную, четко отпечатанную фотографию старика, вышел из квартиры, запер дверь.

Клавдия Стефановна долго гремела замками. «Для чего все это? Неужто убережет от беды?» Одуревшая от скуки старуха обрадовалась гостю, засюсюкала, запричитала, приглашая на кухню к столу. Он кивал, стараясь не вслушиваться. Болтовня раздражала до дрожи. Одно только показалось важным: дед пошел вдоль парка в сторону метро «Измайловская». «Имеет смысл прогуляться по этому маршруту, поспрашивать людей».

— Да, кстати, с тех пор вы его не видели?

— Нет, что ты! От меня бы он так не ушел! Всыпала бы по первое число!

— А когда это было? Второго, третьего апреля? И с тех пор как в воду канул?

Что-то не вяжется. Сегодня уже тринадцатое!

«Сколько временя потеряно зря! А кошмар все тянется. Какой гад выдумал, что жизнь держится на страданиях, будто на трех китах?! Вовсе не киты, а акулы получаются, злые и беспощадные, вроде этой мерзкой твари на дешевой керамике». Протянул руку к кружке, чтобы лучше рассмотреть зубастую рыбью пасть. Задел, перевернул, светло-желтое пойло резво побежало по столу, захватывая все больше и больше места. Бабка переполошилась не на шутку, ведь чай мог испачкать обои, а они бумажные, потом не отмоешь. У него не было сил суетиться, подыгрывать, так и сидел, как дурак. Хозяйка, схватив полотенце, кинулась в атаку, настигла лужу у самой стены. Торжеству не было предела, даже Валерий прощен. Пора уходить, поднялся нарочито аккуратно, выдавил из себя смесь извинений с благодарностью — и бегом. На воздух.

Пегие облачка, промозглый ветерок. Сыро и неприветливо, но можно свободно вздохнуть. Людей никого, только у соседнего подъезда какой-то парень в черной куртке. Достал мобильник, набрал Ладкин номер, не отвечает. В пятый раз за сегодняшний день. Не хочет говорить, хоть тресни! Все решила. Вычеркнула — и точка. Не нужен больше, словно и не было ничего! С остервенением сжал телефон, сунул в карман. Все ненавистно: серые нищие пятиэтажки, мокрые деревья и вечная слякоть под ногами. Люди спешат по делам, внимательно глядя вниз, на грязный асфальт, будто там что-то можно найти. «Как к ним приставать с вопросами? Нет драйва! Взять себя в руки. Выбрать "клиента" из тех, что не идут, а гуляют, к примеру, с собаками или детьми». На часах половина второго, мертвое время: малышей укладывают спать, собачники не выходят.

Валерий прошел метров триста по Измайловскому проспекту. «Так и есть, никого подходящего! Все спешат, бегут, ничего не видят. Только парень в черном капюшоне лениво покуривает у гаражей. Где-то я его уже видел сегодня. Неужто маньяк? Выслеживает одиноких девушек? Чушь! Просто ждет кого-то или мается от безделья».

Валерий обернулся. Пухленький мальчишка лет двух-трех, весело заливаясь смехом, прошлепал по лужам. Мамаша поймала его перед самым глубоким местом, вытащила, начала громко отчитывать. Он норовил вырваться, егозил, заглядывался на дохлого ястреба в прошлогодней траве.