Точка возврата - Мария Ильина

Макс аккуратно положил грязную бумагу в файл, вышел на улицу, задохнулся от наглого ветра в лицо. Мокрый снег тут же залепил очки. «Молодец Катька, чистый платок положила, заботится». Попытался протереть стекла, но не тут-то было, капли все летели и летели. «Значит, девка — жертва внутриутробной вредности. Что ж, бывает. И такие живут вроде нормальных. Ишь, какую себе выбрал, все не по-людски. Извращенец хренов! — Макс медленно шел вдоль площади, вглядываясь в лица прохожих.

— Живет наверняка поблизости, ездит с работы на метро, около шести возвращается. Жаль, сегодня суббота, а то чем черт не шутит, появилась бы "марсианочка". В любом случае здесь ее надо искать, больше негде». Филин поежился, рукава промокли насквозь, о голове и говорить нечего. «Куда только дел шапку?» Ноги сами несли к метро — зайти погреться. Поднялся на мостик через пути, глянул на рельсы. «Единственная на линии открытая станция». Шагнул к дверям, по ошибке не к входу, а к выходу. Резкий удар по лбу, очки летят в грязь, под ноги спешащим людям. Фигура в голубом метнулась вниз и тут же выросла вновь:

— Вот, пожалуйста! Кажется, не разбились!

Филин схватил очки, кое-как протер, нацепил на нос. Сердце замерло, упало вниз, сквозь мокрый асфальт на рельсы. «Она! Никакой ошибки!» Большие, широко посаженные глаза, крохотный рот, торчащие уши, а пальцы длинные-длинные, как паучьи лапы. Грань красоты и уродства. Макс растерянно хлопал глазами, будто пытался определить, не повредились ли очки. «Ну, заговори с ней!» Язык присох к небу.

— Вам плохо? Отойдемте в сторонку. Извините, я не нарочно! Вы сильно ушиблись? — открылся голубой, в белую полоску зонтик, будто выключили ветер и дождь. Макс с надеждой ощупал лоб. Так и есть — шишка. «Ну, не тяни же! А то уйдет!» Не умел Филин флиртовать без драйва. Выдавил через силу:

— Можно с вами познакомиться? — покраснел, пятнами пошел. «Ну, дурак дураком».

— А вам это нужно? — взгляд прямой, спокойный, ни капли кокетства. — Вы ведь женаты, — кивнула на кольцо.

Он улыбнулся. Почему-то с облегчением.

«Разве так прямо говорят? Обычно молча смотрят, переживают».

— Просто поговорить с кем-то хочется. Все не так: дома, на работе, и тут — это! — потер шишку. «Ты еще скажи, что Шредера поймать не можешь! Пожалуйся!»

— Тогда ладно, а то у меня парень есть.

«Что ж, ты готова время впустую тратить? Точно марсианка!»

— Хороший он у тебя? — Филин перешел на «ты».

— Да! — улыбнулась. — Добрый, веселый!

«Это точно! Как завалит кого, веселится, доброта, блин!»

— Меня Макс зовут.

— Леся.

— Может, провожу?

— Давай!

Под голубым зонтиком, будто под ясным небом, тепло и уютно. На него накатило, прорвало. Жаловался на жизнь, на начальство, на свою незадачливость. Все, как на духу, только вместо следака IT-менеджером назвался, ведь он тоже с информацией работает. Легко с ней было, словно знал ее давно, как сестренку или подругу детства, даже внешность уже не резала глаз. Остановились у торца розовой пятиэтажки.

— Дальше не надо, сама пойду. Всего хорошего! Может, увидимся еще! — легко зашагала по узенькой дорожке.

Макс проводил ее взглядом до подъезда, осмотрелся, запоминая название улицы и номер дома.

Отхлебнул «энергетика» из банки, прислонился к шторе виском. «Так и есть, Леська! Что это за хмырь с ней? Толстый, в очках, оглядывается, следит, в какой подъезд вошла, неужто мент?» Тревога просачивалась, как ледяной ветерок сквозь щели в раме. Шредер всегда верил чутью. Потому и жил до сих пор. Двадцать шесть лет для «солдата удачи» — это возраст. Именно солдат, не псих, не маньяк. Растит из полоумных придурков убийц, террористов и другой «материал», под заказ, за плату. Все по понятиям этого тухлого мира: товар — деньги — товар. Не он создал эту грязь, он лишь лепит из нее поделки. Что поделаешь, работа. Люди — быдло, если зарежу пару баранов, не беда. Своими руками Шредер убивал лишь дважды: при посвящении и когда промах вышел с одним хреновым наркошей. Система давно нуждается в перезагрузке, иначе нельзя.

Хлопнула дверь.

— Витя, Витенька, вижу, ты здесь! — скинула мокрые туфли, подбежала, обняла.

К чертям философию! Инакость возбуждала, сносила башку даже через год после знакомства. Хрупкое, тонкое тело. Опасность раззадоривала. «Сколько у меня еще осталось мгновений, минут и вдохов?» Рванул голубой плащ, посыпались пуговицы. Длинные белые волосы на черном шелке, краешком мысли: «Ждала, готовилась, не ее цвет!»

Успокоившись, сжал ее длинные пальцы.

— Что за хмырь был с тобой? Я видел в окно!

— Из метро выходила, его дверью по лбу ударила, — улыбнулась смущенно.

— В-о-о-т такую шишку ему набила, очки чуть не сломала. То да се, разговорились. Максом зовут. Непутевый он, нескладный, жаль его, — зябко закуталась в одеяло, села, облокотившись о стену.

Шредер вздохнул:

— Всех тебе жаль: то бабку, то шавку помойную, то вот этого типа! Почему ты такая, морлошка моя?!

Не было у нее ничего общего с фантастическими каннибалами— морлоками. Просто он так обозначал уродство, частицей которого считал и доброту.

— Ты же не сердишься на меня! — не спрашивала, утверждала.

Да. Он и сам не понимал, почему. Не признавал самого главного: того, что рядом с ней война, вечная война, затихает, отходит на задний план.

Тревога вернулась со стуком дождя по стеклу. Нужно уйти, исчезнуть, по возможности не оставив следов. «Здесь нет моих вещей, ни одной. А Леська не знает Шредера. Как они на нее вышли? Или это все паранойя, бред? Нет, землю роют из-за того, мелкого. Дернул черт полезть туда. Децил-козел виноват, он ответит!» Резко встал, быстро, по-солдатски оделся.

— Что-то не так? Даже чаю не попьешь? — Олеся была явно расстроена.

— Прости, малыш, дела. Не жди меня скоро. Но знай: приду, найду, не забуду!

Поцеловал, потрепал по щеке, как любящий муж, уходящий на работу. Она кивнула, лишние вопросы — не ее стиль.

В подъезде сыро и тихо, гулом раздаются собственные шаги. Вышел под дождь, как под обстрел. Кругом серо, пусто, скучно, не за что зацепиться взгляду. «Неужто чисто? Или такие профи, что не распознать?» Надвинул капюшон чуть не до носа, ссутулился, засунул руки в карманы, серой мышью шмыгнул на дорогу, в толпу. Пробежал до перекрестка, огляделся. «Вроде нет хвоста. Да и тот толстый — на вид полный лох. Даже если мент, то пока раскачается…» Дворами вышел к метро. Его ищут за чужие дела. Не укладывается в голове. Очередная издевка тухлого мира. «Кто замочил мелкого? Явно предки, папка с мамкой. Как? Зачем? Узнать. Здорово же их прикрыл этот Децил! Сидят себе, крокодильими слезами обливаются, маньяка Шредера ищут! Класс!» Прыгнул в вагон перед самым закрытием. «Они не уйдут. Сами чистуху накатают, как миленькие!»

Глава 20

Обходной маневр

Понедельник, утро — самое гиблое время. Шредер оставил машину и медленно пошел по Девятой Парковой улице, вживаясь в роль мента. Перевоплощения давались легко, играючи. Мог быть готом, байкером, да хоть попом. Ума и драйва хватало. Сейчас вот влезал в шкуру опера. Темное мешковатое пальто, вязаная шапка, забрызганные грязью брюки и усталость на роже. «Что ж, Лугов Валерий, разберемся, что там к чему и как! Думаешь, коль подмазал кое-кого, так можно расслабиться? Хренушки!» Загс остался справа. За ночь на деревьях пожухли разноцветные шары, смешались с грязью рассыпанные розовые лепестки. «Что за дурацкая бутафория! Фальшь, ложь!» Сплюнул под ноги, свернул на боковую дорожку к дому. «Вот и бабка, что турнула нас тогда. Кости греет на солнышке».

— Здравствуйте! Я из полиции — взмахнул перед носом красными корочками. Старуха захлопала глазами, не сразу врубаясь.

— Так я все рассказала Максиму Владимировичу Диковскому! И поквартирный обход уже был.

«Запомним. И того Леськиного звали Макс! Неужто сам?»

— Мы детали уточняем, со свидетелями работаем. Самыми перспективными, конечно.

Расцвела, заулыбалась, вцепилась в рукав, зашептала на ушко. Пахнуло кислятиной, нафталином и старостью.

Картина складывалась нелепая до жути. Больной ребенок, врачи, целители, знахарки и прочий долбеж башкой об стену. Последняя капля — и полный фарс. Мамаша бросила мелкого без присмотра и кинулась в лес колдовать. Потом появился папаша и выскочил из хаты, как ошпаренный. Жену, мол, потерял. Чушь, хрень, нестыковки. Совсем менты оборзели, на очевидное плюют. Конечно, он замочил, к гадалке не ходи. Чтоб с инвалидом не маяться. Выродков и так хоть отбавляй. Не струсил. Не слюнтяй, не ханжа.

Шевельнулось уважение, злость на Децила накрыла с головой. Стиснул зубы, сжал кулаки. Старуха насторожилась:

— Случилось что? Может, маньяк еще кого?

— Что вы! — надо взять себя в руки. — Просто начальство гоняет.

Клюнула, радостно затараторила о политике, дала передышку. Теперь не испортить бы, к главному подвести.