Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эрнест кивнул. Они свернули в переулок.
– Не уходи. Давай докурим.
* * *
Вернувшись домой, Эрнест вспомнил, что на следующий день у Мириам должна была состояться бар-мицва. Поэтому он встал рано утром, умылся и надел свою последнюю хорошую оксфордскую рубашку, стараясь беречь правую руку. Она опухла и болела. Он боялся, что ему понадобится очередной визит в больницу.
Когда он приехал в школу, Мириам вышла навстречу ему, одетая в его другую оксфордскую рубашку, единственную приличную рубашку, которую он ей отдал, и черные брюки. Выглядела она несчастной.
– Ты готова? – Он собирался купить для нее приличную одежду для девочек, когда найдет новую работу.
– Ты опоздал, Эрнест.
– Во сколько церемония? Ты говорила, что она состоится утром, разве нет?
– Да. Но церемония была вчера. Вчера!
Ему хотелось пнуть себя. Он забыл о бар-мицве Мириам. И она прошла через самый важный ритуал в своей жизни в одиночестве.
– Прости меня, Мириам. Я был…
– Тебе наплевать на меня. Никому нет до меня дела. Служба была ужасной. Не такой, как бар-мицва у мальчиков. У нас не было полной алии к Торе, нас заставили всех собраться вместе не позволяли мне читать Тору. – Она всхлипнула.
– Но это все равно…
– Меня все здесь ненавидят.
Бедняжка Мириам. Она хотела найти работу, но ее ограбили, затем она хотела провести настоящую бар-мицву, но ей разбили сердце. Она была лишена чтения Торы, лишена присутствия своей семьи.
Он извинялся снова и снова, но Мириам лишь рыдала и рыдала. Когда она наконец успокоилась, он спросил ее о школе. Она ответила безразличным голосом, что изучала молитвы, музыку и английский язык и только что начала играть на скрипке. Она хотела сдать оксфордский и кембриджский международные экзамены перед окончанием школы, поскольку мистер Блэкстоун сказал, что, как только она их сдаст, то сможет поступить в Вассарский колледж в Америке. Мистер Блэкстоун даже позволил ей позаимствовать свой словарь Вебстера, и она каждый вечер читала его перед сном.
– Америка? – Именно оттуда мистер Блэкстоун был родом, но это было так далеко.
– Так сказал мистер Блэкстоун.
– Что ж, он хороший человек. Ты должна быть ему благодарной. Я ему благодарен. – Эрнест счел обязательным сказать это, пусть даже он не слишком хорошо знал мужчину с баритоном. – А как миссис Блэкстоун?
Монотонным голосом Мириам ответила, что миссис Блэкстоун мучалась мигренями, не любила шум и целыми днями лежала в постели. Но они хорошо питались, иногда ели горох, каждый день выпивали по стакану молока и по воскресеньям ели мясной хлеб.
Когда пришло время уходить, Эрнест попытался обнять ее, но она холодно посмотрела на него, отвернулась и ушла.
* * *
Ближе к вечеру Эрнест отправился в ночной клуб. Он хотел увидеть Айи и объяснить, почему его не было на рабочем месте. Возможно, он мог бы вернуть свою работу. Он отчаянно нуждался в деньгах, чтобы внести ежемесячную плату за школу, экзамены, о которых упоминала Мириам, оплатить посещение больницы и, конечно же, арендную плату. Но самое главное, он хотел увидеть Айи.
Когда он подошел к зданию, менеджер Ванг поприветствовал его. Сожаление было написано на его лице. Он сказал, что Эрнест, пожалуй, был у него единственным другом из другой страны, но он не мог позволить ему войти в клуб. Ченг отдал такой приказ.
– Мисс Шао лучше себя чувствует? – спросил Эрнест. Менеджер Ванг пожал плечами.
Глава 25
Айи
Два дня спустя я вернулась к работе. Но Эрнест исчез. Я была в не себя от ярости. Впервые в жизни я поругалась с Ченгом.
– Почему ты его уволил? Разве ты не видишь, какой успех он принес клубу?
– Клуб прекрасно обойдется и без него, – тихо, но раздраженно возразил Ченг.
– Ты не должен был этого делать. Это мой клуб.
– Я твой жених.
– Я собираюсь снова взять его на работу!
Ченг ослабил свой фиолетовый галстук и с яростью посмотрел на меня, подобно животному, которое было готово наброситься, но сдерживалось.
– Тогда я снова его уволю.
Я схватила свою сумочку, сбежала вниз по лестнице и села в свой «нэш». Затем велела своему шоферу ехать к дому Эрнеста как можно быстрее. Пока машина петляла по узким улочкам, огибала здания из красного кирпича и мчалась мимо платанов, каждый визг повозок рикш, каждый гудок трамваев и каждый скрип тележек к, запряженных волами, пронзал меня страхом, что я никогда больше не увижу Эрнеста.
Я нашла его квартиру – он все ещё был там!
– Пойдёмте, – сказала я, подозвав его кивком головы.
– Айи! Меня уволили, вы знали об этом?
Он был бледным, но выглядел счастливым. Его глаза были ясными, как изысканная голубая глазурь на фарфоровой вазе.
– Только что узнала. Это обидно. Но вы согласитесь пойти со своим бывшим работодателем?
– Куда мы пойдем?
– В кино.
Но когда «нэш» подъехал к кинотеатру «Катей», увешанному афишами фильмов, я велела шоферу продолжить движение.
* * *
Это была небольшая одноэтажная гостиница, спрятанная в переулке среди рядов жилых домов – место для тайных свиданий, временное пристанище для бедных приезжих, где они могут остановиться, прежде чем встанут на ноги. Во общем, ничего похожего на роскошный отель.
Уверенными шагами я вошла внутрь и попросила номер у хозяйки, невысокой женщины с волосами, собранными в пучок, которая то и дело поглядывала на Эрнеста, стоящего рядом со мной. Как только мы вошли в номер, я заперла дверь на засов, сбросила туфли на высоких каблуках и поцеловала его с безрассудством, о котором предостерегали девочек моего воспитания. Меня переполняла смелость, которая, казалось, была его частью, и проницательность, которая была мне незнакома. Я была счастлива, благодарна и хотела, чтобы он навсегда остался рядом.
– Я тебя люблю, – признался он. Сила его слов вторила страсти, с которой он поклонялся моему телу.
Счастье, облегчение и благодарность струились по моим венам. Я рассталась со своей девственностью. И была рада. Именно об этом я и мечтала: видеть его лицо, слышать его голос, чувствовать его ласки, нежиться в его объятиях, обладать им. Я поцеловала его, прижавшись к его груди, ближе к сердцу, кожа к коже.
– Отныне, я пойду за тобой, куда бы ты меня не повела, останусь с тобой там, где ты решишь, полюблю все, что любишь ты. – Его голос был прекрасной музыкой в моих ушах, и я провела руками по его раненной руке, предплечьям, твердым
