1356 - Бернард Корнуэлл

— Будет война, — произнес Дуглас, — а мы здесь играем в игры.

— Его величество нервничает из-за Англии, — откровенно сказал Бессьер. — Он боится их лучников.

— Лучников можно победить, — яростно заявил Дуглас.

— Правда?

— Да. Есть способ.

— Никто не нашел его, — объявил кардинал.

— Потому что они идиоты. Потому что они думают, что единственный способ вести войну — это играть верхом на лошади. Мой отец присутствовал при сожжении Баннока, ты слышал про эту битву?

— Увы, нет, — ответил кардинал.

— Мы сокрушили английских ублюдков, порвали их на куски, лучников и всех остальных. Это было сделано. Это нужно было сделать.

Кардинал наблюдал, как французские рыцари строились в линию из десяти человек. Оставшиеся пять собирались пойти в атаку в нескольких шагах позади, чтобы воспользоваться преимуществом хаоса, созданного ударом первых десяти.

— Кого следует бояться, — сказал Бессьер, делая жест рукой с орехом, — так это вон того детину с ярким щитом, — он указал на крупного человека на большом коне, облаченного в сверкающие доспехи и держащего щит с изображением сжатого красного кулака на поле с оранжевыми и белыми полосами.

— Его зовут Жослин из Берата, — сказал кардинал, и он глупец, но великий боец. Его ни разу не побеждали в последние пять лет, за исключением, конечно, Роланда де Веррека, а его, увы, здесь нет.

Жослин из Берата был тем самым человеком, с которым разговаривал Робби Дуглас перед тем, как рыцари отправились на край поля.

— Где находится Берат?

— На юге, — туманно ответил Бессьер.

— Откуда мой племянник его знает?

Бессьер пожал плечами.

— Не могу сказать, милорд.

— Мой племянник был на юге, — сказал Дуглас, — до того, как пришла чума. Он путешествовал с одним англичанином, — он сплюнул. — С каким-то проклятым лучником, — добавил он.

Кардинал вздрогнул. Он знал эту историю, слишком хорошо знал. Проклятым лучником был Томас Хуктон, которого Бессьер винил за потерю и Грааля, и трона Святого Петра.

Кардиналу также было известно о Робби Дугласе, поэтому он и приехал на турнир.

— Твой племянник здесь? — спросил он.

— На пегой лошади, — Дуглас кивнул в сторону шотландцев, которые были так плохо вооружены по сравнению со своими соперниками.

— Я бы хотел с ним поговорить, — объяснил кардинал. — Не будешь ли ты так любезен прислать его ко мне? — но до того, как лорд Дуглас смог ответить, король взмахнул рукой, герольд опустил знамя, а всадники пришпорили коней.

Бессьер немедленно пожалел о сделанной ставке. Лошади шотландцев выглядели такими костлявыми по сравнению с великолепными боевыми конями французов, и французы скакали плотным строем, нога к ноге, как и должны скакать рыцари, а шотландцы медленно пересекли отметку и рассеялись по полю, оставив друг между другом промежутки, в которые могли проехать соперники.

Они решили ехать в одном широком ряду, все пятнадцать в одной линии, но они также скакали быстро, внося беспорядок, в то время как французы ехали медленно, сохраняя позиции, пустив лошадей в карьер только когда обе группы были примерно в пятидесяти шагах.

Кардинал взглянул на лорда Дугласа, чтобы понять, разделяет ли шотландец его опасения, но Дуглас саркастически улыбался, как будто знал, что должно произойти.

Громкий стук копыт утонул в криках толпы. Король, крайне увлеченный рыцарскими поединками, наклонился вперед в ожидании, и кардинал оглянулся и увидел, как французы в переднем ряду подняли щиты и взяли наперевес копья, готовясь к атаке, и внезапно толпа затихла, как будто затаив дыхание в предвкушении столкновения воинов в доспехах и лошадей.

Кардинал так никогда до конца и не понял, что произошло потом, или, скорее, он не понял, пока ему не объяснили во время пира, используя бутылочки с маслом и уксусом вместо всадников, но когда он смотрел, как произошло столкновение, он ничего не понял.

Строй шотландцев казался таким неровным, но в последнюю секунду они внезапно сошлись вместе и образовали колонну всадников, три в первом ряду, и эта колонна вонзилась в линию французов, как гвоздь в пергамент.

Шотландские копья ударили о щиты, французы были отброшены назад, на высокие луки седел, и колонна разрезала линию и с силой ударила по второй, меньшей группе французских всадников, не ожидавших, что они будут вовлечены в самое начало поединка и не готовых к нападению.

Копье ударилось в основание шлема француза и несмотря на тупой конец раскололо шлем и отбросило рыцаря на луку седла. Лошадь заржала.

Шотландцы в следующих рядах отбросили копья и вытащили мечи или ужасные усиленные свинцом булавы, и теперь двигались в стороны.

Большинство теперь находилось за противниками, ослепленными первой атакой. Один из французов упал, запутавшись в стремени, и лошадь волочила его прочь с поля.

Всё, что видел кардинал — это полный хаос, но очевидно, что шотландцы побеждали.

Еще двое французов упали, и Скалли, который бросался в глаза из-за того, что не носил шлем, дважды опустил свою булаву на шлем с великолепным плюмажем, ударяя снова и снова, приподнявшись на стременах с перекошенным лицом, и всадник, явно оглушенный, соскользнул на землю, а Скалли развернулся к следующему человеку, в этот раз взмахнув булавой так, что она приземлилась прямо на прорези для глаз в шлеме.

Тот человек мгновенно свалился, а шотландцы теперь искали новых врагов, бросаясь в разные стороны в решимости покончить с французскими рыцарями.

Жослин из Берата придерживал лошадь и дрался с Робби Дугласом и еще одним человеком.

Его меч был быстр и опасен, но Скалли подъехал сзади и обрушил свою булаву на его спину, и Жослин, понимая, что не сможет драться с тремя сразу, прокричал, что сдается, и Робби Дугласу пришлось встать между Жослином и Скалли, чтобы тот не нанес еще один удар булавой, который грозил сломать французу позвоночник.

Скалли повернулся, увидел нетвердо стоящего на ногах француза с обнаженным мечом, пнул его ногой в лицо и поднял булаву, чтобы прикончить, но подбежали герольды, чтобы вмешаться в схватку, и взвыли горны, и другой шотландец остановил удар Скалли.

Толпа просто онемела. Скалли прорычал с досадой, мотая головой из стороны в сторону в поисках очередного рыцаря, которого можно было бы ударить, но только один француз, Жослин из Берата, был еще в седле, а он сдался.

Поединок был быстрым, жестоким и односторонним, и кардинал осознал, что у него перехватило дыхание.

— Демонстрация шотландской доблести, милорд? — поинтересовался он у лорда Дугласа.