Историзм против эклектики. Французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной историографии - Юрий Афанасьев

Еще более важными и самыми сложными "персонажами" Средиземноморья, по мнению Броделя, были "цивилизации"[24]. На это следует обратить особое внимание, потому что именно понятие "цивилизация" венчает всю теорию Броделя. Цивилизация с большой буквы приобретает у него значение глобального общества в масштабах ойкумены [95]. Именно в этом смысле он противопоставляет свою теорию, с одной стороны, взглядам на цивилизацию Шпенглера и Тойнби, с другой — социально-исторической концепции К.Маркса, его учению об общественно-экономических формациях [96].

Для Броделя цивилизация-то же, что "культурная площадка" для антрополога; это прежде всего пространство, место поселения человеческого сообщества. Внутри этого более или менее обширного пространства, у которого никогда, однако, не бывает очень четких территориальных границ, надо представить массу всякого "добра", самых различных культурных проявлений. Здесь можно встретить разные диалекты или группы диалектов, самые разнообразные кулинарные вкусы, материалы построек, характерные особенности в технике, свою манеру любить, свои верования. Добавьте к этому разнообразию еще, например, компас, бумагу, печатный станок и т. п.-и перед вами окажется упорядоченное объединение, вы увидите повторяемость некоторых характерных особенностей, их повсеместность для определенной зоны, что и является первым признаком некой культурной общности. "Если к этой общности в пространстве добавить неизменяемость во времени,- пишет Бродель,— получается то, что я называю цивилизацией, или культурным ансамблем, "общностью" реестра определенных культурных проявлений. Эта "общность" является "формой" осознанной в таком смысле цивилизации"[97].

Давая определение цивилизации, Бродель обращает внимание прежде всего на ее пространственную характеристику, на принадлежность культурной зоны к определенной географической территории. Эта зона, говорит он, имеет свой центр, свое "ядро", границы, в пределах которых наиболее ярко проявляются именно те феномены, которые и делают ее специфической. Иногда границы таких зон оказываются настолько велики, что они включают в себя несколько обществ или социальных групп. Отсюда возникает необходимость для историка быть внимательным по отношению к более мелким культурным единицам, расположенным на одном и том же географическом пространстве. Отсюда же, по мнению Броделя, возникает и сложность в определении точного количества элементов, из которых складывается человеческое общество в каждый данный исторический период, так как границы цивилизаций, обществ, социальных групп, переплетаясь, накладываются друг на друга[98]. Разъединение понятий "общество" или "страна" и "цивилизация" очень последовательно проводится во всех работах Броделя.

Другой существенный момент в броделевской характеристике цивилизаций - это их способность к заимствованиям и к отказам от заимствований. Все культурные достояния цивилизаций — эти микроэлементы - непрерывно перемещаются (в этом и состоит их отличие от обычных социальных феноменов). Цивилизации поочередно и в одно и то же время их экспортируют или заимствуют. Эта широкая циркуляция никогда не прекращается. Но обмен культурными ценностями происходит не беспрепятственно. Цивилизации способны отказываться от заимствований, каких бы ценностей это ни касалось, будь то характер мышлений, форма верования или простой рабочий инструмент. Эти отказы, особенно если они осуществляются осознанно, твердо и последовательно, приобретают исключительное значение. Каждая цивилизация в тождественных случаях приходит к решающему выбору, этим выбором она и утверждается, проявляет себя. Эти "феномены диффузии,-пишет Бродель явно недооцененные Тойнби, мне представляются в виде наилучшего пробного камня в суждениях о жизнеспособности и оригинальности любой цивилизации"[99][25].

Бродель не дает никаких объяснений этой способности цивилизаций к заимствованиям и отказам от них, указывая лишь, что они совершаются иногда осознанно, а иногда бессознательно. В то же время вся история человечества оказывается у него всецело зависящей от этой необъяснимой способности. Следовательно, и любое продвижение вперед в истории, если оно и есть, выгладит не как естественноисторический процесс, не как следствие присущей каждому обществу внутренней детерминизации, а как результат чисто случайных встреч различных цивилизаций, как результат их субъективного выбора. Однако, сколь бы загадочной ни выглядела эта способность цивилизаций осуществлять выбор, для Броделя она является поистине пробным камнем их жизнеспособности. В его работе "Современный мир", например, говорится о порожденном "коллективным бессознательным", решительном отказе, который на наших глазах "отстраняет развитой Запад и англосаксонскую Америку (включая Канаду) от марксизма". "... В данном случае,—поясняет Бродель,-речь идет, вероятно, об отказе одной цивилизации от другой"[100]. Не нужно объяснять, в какой поток реакционных течений буржуазной историографии, хотел того или нет сам Бродель, вливаются все эти его разглагольствования[26].

Вне всяких сомнений, здесь не было единой модели упадка. Модель можно воссоздать лишь для каждого случая, начиная с базовых структур". Сам Бродель считает, что в 80-х годах XVI в. имел место, если воспользоваться схемой Э.Лабрусса, лишь очередной "кризис старого типа". Он вообще избегает термина "упадок", а говорит о нарушении "материального равновесия", об окончании "первенства" Средиземноморья и связывает эти явления с 1650 - 1680 гг. [101].

Наконец, раскрывая сущность понятия "цивилизация", Бродель характеризует ее с точки зрения временных параметров. Его "цивилизации" отличаются прежде всего долговечностью. "Каждый из нас знает,— пишет Бродель,— что любое общество или социальная группа всегда оказываются более или менее тесно связанными с какой-то одной, а чаще всего с целой серией различных, но в то же время накладывающихся одна на другую цивилизаций. Каждая из этих цивилизаций и все они в совокупности вовлекают нас в гигантское историческое движение очень большой продолжительности. Это движение становится для каждого общества источником только ему присущей внутренней логики и в то же время находит свое проявление в бесконечных противоречиях, присущих движению в целом"[103].

Смысл всех этих несколько туманных рассуждений Броделя проясняется, когда речь заходит об изменениях во времени, затрагивающих цивилизацию. Дело, оказывается, в том, что внутри той или иной цивилизации, если смотреть на нее с позиций очень большой продолжительности, "социальное содержание может дважды, а то и трижды почти полностью обновиться; при этом, однако, не затрагиваются определенные глубинные ее черты, структурные проявления, которые по-прежнему будут сильно отличать ее от всех соседних цивилизаций"[104]. Цивилизации переживают политические, социальные, экономические и даже, что особенно подчеркивает Бродель, идеологические потрясения. "Французская революция,-пишет он,-не стала полным разрывом в судьбе французской цивилизации, точно так же как и революция 1917 г. в судьбе цивилизации русской, которую кое-кто (имеется в виду Тойнби.-/О.А.), чтобы еще больше расширить это понятие, называет восточноправославной цивилизацией"[105].

Теперь становится понятным, что означала для Броделя "готовность историка изменить весь стиль, установки, направленность мышления, готовность принять новую концепцию социального"[106], о чем он писал в 1958 г. в своей знаменитой статье "История и социальные науки. Большая продолжительность"[107][27]. Для М. Блока "социальное" складывалось прежде всего из отношений между людьми, между различными социальными группами в обществе. В новой концепции Броделя "социальное"— это то, что не подвластно моментам разрыва постепенности, в чем выражается преемственность неизменного, что человечество в целом или каждая из цивилизации, существующих на Земле, не в состоянии забыть. Иначе говоря, это все то, что связьюает настоящее с длительностью, идущей из прошлого. "Социальное"-это язык, алфавит, счет, огонь, паровой двигатель и т. п.— словом, те основы, то достояние, которое на сегодня стало общим, обезличенным для любой культуры на определенном уровне ее развития. В этой связи французский философмарксист А.Пелетье справедливо заметил, что "народное достояние- это не механическое и бесцветное сложение всего того, что осталось нам из прошлого, это не какая-то сумма пережитков. Это понятие включает в себя и целую серию победных сражений, преодоленных противоречий". Версальский дворец, например, с момента его постройки в XVII в. и до 1789 г. был прежде всего резиденцией короля и его двора. Нужна была революция, чтобы этот дворец превратился преимущественно в национальное достояние. Не передвинув ни одного камня, французская революция подвергла Версальский дворец глубокому преобразованию - она сделала его памятником преодоленного противоречия, т.е. прошлого, одновременно и уничтоженного и сохраненного,— превзойденного прошлого[109].