Историзм против эклектики. Французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной историографии - Юрий Афанасьев

Вторая тенденция касается самого содержания разрабатывавшихся социологических теорий, претендовавших на глобальность. В этой связи сошлемся еще раз на М.Дюверже. Уже в середине 50-х годов, по его мнению, отчетливо проявилась общая методологическая переориентация антимарксистских социологических теорий. Если раньше они разрабатывались главным образом на основе психоанализа, бихевиоризма и тому подобных концепций, рассматривающих общество как совокупность межличностных отношений и придающих психологическим элементам преобладающее значение при объяснении социальных феноменов, то теперь общая направленность поиска резко изменилась. Главное внимание было перенесено на "структуры", "системы", на макросоциологию. Отмечая "нарастающий успех" функционалистских теорий, которые возвышаются над сугубо межличностным, взаимоотношенческим подходом и рассматривают общество глобально или по крайней мере ставят перед собой такую цель, Дюверже подчеркивал, что этот успех соответствует современному этапу в развитии обществоведения с характерным для него прогрессирующим отказом от психологических теорий в пользу теорий собственно социологических [60]. Основные теоретические положения Гурвича развиваются именно в русле структурно-функциональной социологии. На Западе их иногда относят наряду с теориями П.Сорокина и Т.Парсонса к числу тех немногих "великих теорий", которые были рождены буржуазной социологией XX в.[61]

Одним из главных элементов общего скелета социологии Гурвича является типология "глобальных обществ", или "цивилизаций". Типологизация "глобальных обществ" осуществляется им с помощью целой серии критериев, в числе которых выделяются такие, как функциональная иерархия группообразований (не всегда совпадающих у него с социальными классами), комбинации различных проявлений социальности, уровень и характер разделения труда, иерархия социальных детерминизмов и пр.[62]

Среди всех этих критериев главное место отводится социальной структуре. Это является следующим важным элементом социологии Гурвича. Характер такой структуры определяется различными комбинациями ее "уровней в глубину"[22]. В этой связи Гурвич формулирует два положения, не только имеющие особенно важное значение для всей его концепции, но и ставшие также одними из основополагающих методологических принципов историков школы "Анналов".

Первое: между различными уровнями социальной реальности всегда существуют "ножницы", безысходные конфликты, острая напряженность. Однако, пишет Гурвич, "антагонизмы и борьба, характеризующие в любом обществе на каком-то одном уровне социальной реальности отношения между отдельными группами (и в частности, между социальными классами там, где они существуют) и даже внутреннюю жизнь каждой группы (где многочисленные "мы" находятся в состоянии конфликта между собой), часто вынуждают нас забывать о напряженности между самими этими уровнями"[64]. Степень важности конфликтов между уровнями социальной реальности, продолжает он, особенно возрастает, если иметь в виду, что эти конфликты проявляются не только в рамках глобального общества, но и во внеструктурных общественных образованиях - в каждой отдельной группе и даже при любом проявлении социальности, т.е. затрагивают не только область макросоциологии, но и групповую социологию и микросоциологию.

Следует обратить внимание на то, как Гурвич расставляет акценты: не только и даже не столько антагонизмы внутри какого-то из "уровней в глубину", т.е. собственно социальные антагонизмы, должны привлекать внимание социологии, она должна сосредоточиться на проблеме корреляций между различными уровнями.

Второе: любая реальность допускает неустойчивый, постоянно варьирующийся, трудно поддающийся фиксации компромисс между прерывностью и непрерывностью. Этим компромиссом определяется сама возможность применения принципа причинности. Если же решено, что социальная реальность в значительно большей степени, чем реальность физическая или биологическая, характеризуется перевесом прерывности над непрерывностью, следует признать, что эта прерывность проявляется и в отношениях между различными уровнями всей глубины коллективной жизни. Степень этой прерывности меняется не только в зависимости от типов "глобальных обществ", но и в самих этих обществах в зависимости от складывающейся в каждом отдельном случае социальной конъюнктуры. При таком положении, пишет Гурвич, только доведенные до крайних пределов гиперрелятивизм и сюрэмпиризм могут избавить социологию "в глубину", как и любую социологию вообще, от бесчисленных ошибок[65].

В данном случае обратим внимание на допустимость обособленного рассмотрения важнейших характеристик движения, какими являются прерывность и непрерывность, что в корне противоречит принципам материалистической диалектики, а также на предпочтительное отношение Гурвича к моменту прерывности и в связи с этим на его утверждение об ограниченных возможностях применения принципа каузальности (причинности) , который неотделим от рассмотрения материи вообще и человеческого общества в частности как существующих в непрерывном движении, в развитии.

Следующий важный элемент сюррелятивизма Гурвича вытекает из его определения социологии как науки, изучающей тотальные социальные феномены в их динамическом состоянии, в их постоянном движении структурализации, деструктурализации и реструктурализации. Это идея о множестве "социальных детерминизмов", обоснованию которой он посвятил одну из своих монографий — "Социальные детерминизмы и человеческая свобода"[66]. Эта идея развивается и в последующих его работах. Смысл ее сводится к следующему.

"Социальных детерминизмов", утверждает Гурвич, столь же много, как много и специфических ситуаций социальной реальности. Есть частичные детерминизмы, есть социологический глобальный детерминизм, применимый опять-таки лишь к определенному типу глобального общества. Специфические детерминизмы присущи различным уровням, слоям, масштабам социальной реальности; одни детерминизмы определяют динамику структур, другие действуют в сфере неструктурированных элементов общества. Степень детерминированности явлений меняется в зависимости от состояния прерывности и непрерывности "уровней в глубину"; детерминизмы одного и того же типа могут меняться местами по степени важности в зависимости от типа глобального общества, от данного состояния динамики социальной структуры и т.д. и т.п.—до бесконечности.

С идеей множества "социальных детерминизмов" тесно связана трактовка Ж.Гурвичем понятия "социологический закон", которая логически вытекает из всей его теории и венчает ее. К числу "ложных" принципов социологической мысли XIX в. Гурвич относит убеждение, что научный поиск должен привести к установлению социологических законов[67]. Если в прошлом, пишет он, считалось, что поиск социологических законов приближает социологию по уровню рациональности к естественным наукам, то сегодня можно утверждать прямо противоположное: чтобы приблизить социологию к физике, следует отказаться от установления законов, по крайней мере если понимать их как "каузальные законы", т.е. как "постоянные функциональные отношения между явлениями, которые строго повторяются". Особую нетерпимость Гурвич демонстрирует к каузальным законам и к закону эволюции. "Судьба каузальных законов,— заявляет он,—в какой-то мере напоминает свергнутых идолов"[68]. Свое утверждение о неприменимости законов причинности в науках о человеке Гурвич пытается обосновать тем, что в реальную действительность вмешивается сознательная воля человека, а также тем, что здесь всегда имеют место разрыв, интервал, пертурбация между причиной и следствием, исключающие повторение и постоянство. Что касается закона эволюции, то наличие в социальной реальности такого факта, как прерывность, уже якобы ограничивает его действие. Кроме того, здесь каждый "уровень в глубину", каждая форма социальности, каждый тип группообразования или глобального общества демонстрирует особые, часто противоречивые тенденции, они различным образом комбинируются в зависимости от конкретных ситуаций. Признать реальность закона эволюции - это, по мнению Гурвича, все равно что признать противоестественное, пренебречь элементом прерывности, присущим социологическим типам. Освободив таким образом социологию от "ложных" проблем, а заодно и от объективных общественных законов, Гурвич предлагал этой науке довольствоваться лишь строго определенным количеством установленных теперь уже им самим детерминизмов: законы вероятности и статистические законы; единичная каузальность; функциональные корреляции и ковариации; регулярности - тенденции; прямая интеграция в ансамбли[69].

Таковы наиболее важные положения социологии Ж. Гурвича, которая стала "почти братской" для Ф. Броделя. Весь пафос этой социологии подчинен одной цели — переориентировать полностью науки о человеке с проблем всемирно-исторического развития человечества на исследование состояния каждого данного типа общества на определенном этапе его истории. Гурвич хотел бы освобожденную от идеи развития социологию предложить исторической науке в качестве совокупности категорий для определения исходной точки исторического исследования. Что же касается истории, то Гурвич видел ее задачу в том, чтобы, используя разработанную социологией типологизацию, сосредоточить внимание в исследовании исторической реальности на неповторимом, персонифицируя глобальные структуры, конъюнктуры, движения[70]. В какой мере буржуазная историческая наука последовала указаниям Гурвича? С этим вопросом мы переходим к рассмотрению концепции "глобальной истории" Ф. Броделя.