Историзм против эклектики. Французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной историографии - Юрий Афанасьев

Несомненные успехи "Анналов", превращение их в доминирующее направление во французской буржуазной историографии ощущали и сами историки этой школы. Очевидно, именно это обстоятельство побудило Ж. Глениссона закончить свой и без того в целом весьма оптимистический обзор состояния французской историографии на 1965 г. на самой высокой ноте, в исключительно мажорном тоне. "Сегодня,—писал он,-надо ли это повторять?—неоспоримый триумф той исторической концепции, самыми активными поборниками которой были "Анналы", почти не оставляет места для враждебных или даже просто отличных от нее тенденций. Фактически нет больше битв в единой семье историков. Периодические издания типа "Revue historique", продолжая заметно отставать от передовых позиций "Анналов", тем не менее предоставляют свои страницы проблемам методологии и не препятствуют необратимому движению. Что касается позитивистской истории, то, хотя она и продолжает оставаться мишенью для критики и объектом сарказмов, проклятия в ее адрес носят теперь скорее ритуальный характер, она воспринимается как огородное чучело, которое уже давно выброшено из настоящего времени. Оказались отвергнутыми и любые притязания философии, которая усилиями таких, например, ученых, как А.· И. Марру, сосредоточивает внимание на "анализе логических структур исторического знания" и которую после Р. Арона принято называть "критической философией истории". Вот если бы еще не существовало историков-марксистов, которые периодически докучают и сеют распри, позволил себе помечтать Ж. Глениссон, наступило бы вообще полное успокоение и воцарилась бы обстановка примирения и согласия, которая еще 15 лет назад могла показаться невероятной [40].

Идиллия, достойная умиления! Но, как мы увидим далее, она оказалась недолгой. Уже в то время, когда Ж. Глениссон выражал столь радужные надежды, над "Анналами" начали сгущаться тучи осложнений. И не только историки-марксисты оказались причастными к тому, что было нарушено их почивание на лаврах. Сама историческая концепция, триумф которой в "Анналах" еще не успели как следует отпраздновать, неожиданно для ее создателей дала такие внутренние трещины, которые вскоре сделали ее непригодной в качестве "парадигмы" для этого историографического направления. Пришлось начинать все сначала.

Но прежде чем говорить об этом, необходимо выяснить, какие дефекты были заложены в самом проекте сооружения, на возведение которого были затрачены огромные усилия и которое тем не менее уже к концу 60-х годов, не выдержав испытания в новых условиях, начало разрушаться.

2. Историко-социологическая концепция Ф. Броделя

Среди наиболее важных проблем, находящихся в настоящее время в центре внимания буржуазной историографии, нет, пожалуй, такой, которая бы в той или иной форме не затрагивалась или не получила обоснования в работах Ф. Броделя[20]. Все эти проблемы можно объединить общим понятием "история": история как прошлое человеческого общества, как процесс исследования этого прошлого и как итог исследования, или как совокупность суждений историка о прошлом человеческого общества. В числе этих проблем можно назвать, например, такие, как история событий и история структур, история стран (или обществ) и история цивилизаций, соотношение структурно-функционального и генетического подходов, история изменений и история постоянств, соотношение социального времени и пространства и многие другие. С именем Ф. Броделя связывают окончательное утверждение заложенного уже в трудах М. Блока нового типа исторической рефлексии, существенно отличающегося от таких, как прагматический, генетический, логический и диалектический [42]. В еще более широкой постановке вопроса творчество Броделя и его исторической школы рассматривается в связи с кризисом современной буржуазной историографии: что представляет собой "броделевский" этап развития "Анналов"один из многочисленных симптомов этого кризиса или же удачную попытку выхода из него?[43] Видимо, нет нужды говорить, насколько важное значение все эти проблемы имеют для историографического анализа. Кроме того, в общем контексте данной работы самостоятельное значение приобретает вопрос о месте и роли творчества Броделя в общей эволюции школы "Анналов": в какой мере его можно рассматривать как логическое продолжение предшествующего этапа, есть ли различия между историческими концепциями М. Блока и Ф. Броделя и, если есть, то какова их роль, как из этих различий выросла "историческая теория" третьего поколения школы "Анналов"?

Как видно, все названные проблемы весьма объемны по своему содержанию, и перечислены они здесь скорее с целью определения основных ориентиров для последующего изложения, нежели как задачи, которым предполагается дать исчерпывающее решение. Творчество Ф. Броделя как историка очень многогранно, а его деятельность как организатора исторической науки весьма продуктивна, поэтому для полной и разносторонней характеристики этого ученого потребовалось бы специальное исследование. В данном же случае приходится ограничиться более скромной задачей: с учетом уже имеющихся в советской историографии оценок концепции Ф. Броделя, в частности в работах А.В.Адо, М.А.Барга и М.Н.Соколовой, рассмотреть труды этого историка с тех же точек зрения, с каких уже проанализирована концепция М. Блока и Л.Февра. Это позволит сопоставить взгляды Блока и Броделя и поможет определить закономерности дальнейшей эволюции школы "Анналов".

Представляется необходимым, однако, предварительно выяснить, как сам Бродель оценивал состояние и перспективы исторической науки в первые послевоенные годы.

"Новый мир, почему же не новая история?"—эти слова Броделя стали своего рода девизом всей его творческой и организаторской деятельности. Мир действительно стал иным после второй мировой войны, да и сама эта война не могла не навести на глубокие размышления об окружающей действительности.

Всю войну Ф. Бродель провел в лагере для военнопленных французских офицеров в Любеке. "В течение мрачных дней моего плена,-писал он,-я лично прилагал большие усилия к тому, чтобы избавиться от хроники этих тяжелых лет (1940 — 1945 гг.). Чтобы не подчиниться событиям и всему этому времени, необходимо было несколько отстраниться, укрыться от них, немного меньше верить им, что позволяло посмотреть на них несколько издалека, лучше их оценить; от короткого времени перейти к времени более продолжительному и от него — к времени очень большой продолжительности (если таковое существует, оно может быть лишь достоянием мудрецов) и затем, дойдя до этого момента, остановиться, снова посмотреть вокруг себя, все заново обдумать, переосмыслить: операция, достойная усилий историка"[44].

В числе тех проблем, которые, по мнению Броделя, необходимо было переосмыслить, одной из самых важных оказалась проблема о роли исторической науки в современном обществе. Бродель рассматривал вопрос об "ответственности истории", о необходимости ее приспособления к быстро меняющейся действительности не только сквозь призму ближайших последствий и уроков второй мировой войны, но и в более широкой ретроспективе всей первой половины XX в. "История-дочь своего времени,-повторял Бродель,-ее тревоги те же, которые оказывают давление на наши сердца и умы,-это тревоги самой современной эпохи, слишком богатой катастрофами, революциями, сюрпризами"[45]. Бродель видел, что многие духовные ценности, сформировавшиеся у людей его поколения, не выдержали испытания в столкновении с действительностью; не на уровне стоящих перед нею задач оказалась и историческая наука. Во вступительной лекции в качестве нового заведующего кафедрой современной цивилизации в Коллеж де Франс в 1950 г. Бродель следующим образом выразил свои чувства и мысли: "Да, сколько перемен! Все или почти все социальные символы, даже и те, за которые еще вчера мы готовы были умереть без долгих разговоров, утратили свое содержание... Все интеллектуальные понятия изуродованы или разбиты. Наука, на которую мы, невежды, опирались, даже не подозревая об этом, наука это убежище, этот новый символ веры XIX в.-внезапно стала преображаться, чтобы возродиться к новой жизни, чудесной, но неустойчивой, всегда в движении, но недоступной... Все социальные науки, в том числе и история, изменяются в том же направлении, хотя и не столь очевидно, но столь же решительно. Новый мир, почему же не новая история?"[46]

Та уверенность, которая звучала в последних словах Броделя, была основана на его жизненном опыте. В то время ему было 48 лет и он не был новичком в исторической науке. Заведующим кафедрой современной цивилизации в Коллеж де Франс Бродель стал на второй год после выхода его книги "Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II", над которой он работал более 15 лет. Это исследование сразу же получило широкую известность, а сегодня в числе немногих считается классическим во французской историографии.