Рука Оберона - Роджер Желязны

— И вот, когда я прибыл, он выколол мне глаза и ради хохмы бросил в темницу.

Джулиэн отвернулся и уставился на мертвую мантикору.

— Ты — дурак, — сказал он наконец. — С самого начала ты был орудием. Они воспользовались тобой, чтобы раскрыть наши карты, и в любом случае ты проигрывал. Если б та топорная атака Блейса все-таки выгорела, ты не дожил бы до следующего вдоха. Если б она завершилась неудачей — как оно и вышло, — Блейс исчез бы — как он и поступил, — оставив тебя расплачиваться жизнью за попытку узурпации власти. Ты служил его целям, и тебе пришлось бы умереть. Они не оставили нам особого выбора. По праву нам следовало убить тебя… и ты знаешь об этом.

Я прикусил губу. Я много чего мог сказать. Но если Джулиэн вещал нечто близкое к правде, то он — прав. Но я хотел услышать еще больше.

— Эрик, — сказал Джулиэн, — рассчитывал, что зрение может со временем вернуться к тебе — зная, как мы регенерируем, — дай только время. Сформировалась очень изящная ситуация. Если б Папа вернулся, Эрик мог бы просто отступить и, ко всеобщему удовлетворению, оправдать все свои действия — все, кроме твоего убийства. Было б слишком нелепо сделать ход, гарантирующим его длительное правление без локальных трудностей. И я честно скажу, что Эрик просто хотел посадить тебя под замок и забыть.

— Тогда кому же пришло в голову ослепить меня?

Джулиэн долго молчал. Затем заговорил очень тихо, почти шепотом:

— Выслушай меня, пожалуйста. Это придумал я и, может быть, этим спас тебе жизнь. Надо было свершить нечто равносильное смерти, иначе та клика попыталась бы реализовать смерть. Ты больше им был не нужен, но был жив и обладал потенциальной возможностью стать угрозой в некоем отдаленном будущем. Они могли бы воспользоваться твоим Козырем, чтобы связаться с тобой и убить, или воспользоваться им, чтобы освободить тебя, а потом принести в жертву на следующем ходу против Эрика. А убивать слепого им не было никакого смысла, и ты был бесполезен, что бы там ни было у них на уме. Это спасло тебя, выведя на время из расклада, и спасло нас от большой ошибки, которая когда-нибудь могла обернуться против нас. Как только мы это поняли, выбора не осталось. Это было единственное, что мы могли сделать. Нельзя было выказать снисхождения, а то нас могли заподозрить в следовании некой собственной выгоде. И в тот миг, когда ты обрел хотя бы видимость ценности, ты стал бы покойником. Самое большее, что мы смогли сделать, — так это смотреть в сторону, когда лорд Рейн утешал тебя. Это все, что можно было сделать.

— Я вижу, — сказал я.

— Да, — согласился он, — видеть ты стал слишком скоро. Никто не предполагал ни того, что ты так быстро восстановишь зрение, ни того, что сумеешь сбежать почти сразу после этого. Как тебе удалось это сделать?

— Что шорьку до универмага «Мейси»… — сказал я.

— Прошу прощения?

— Я сказал… впрочем, не важно. Что ты знаешь о заключении Брэнда?

Джулиэн опять воззрился на меня.

— Все, что мне известно, — что-то вроде раскола у них в группировке. Деталей не знаю. По какой-то причине Блейс и Фиона побоялись убить его, но побоялись и отпустить. Когда мы освободили Брэнда из такого компромиссного заключения, Фиона, очевидно, решила, что на свободе он куда страшнее.

— И ты сказал, что боишься его достаточно сильно, чтобы убить. Но почему — спустя столько времени, когда все стало историей, а власть вновь сменилась? Он был слаб, в сущности беспомощен. Какой вред от него сейчас?

Джулиэн вздохнул.

— Я не понимаю сил, которыми он владеет, — сказал он, — но они значительны. Я знаю, что он может путешествовать по Тени усилием мысли, что он, сидя в кресле, находит, что желает, в Тени, а затем переносит к себе усилием воли, не вставая с того кресла; физически он тоже может путешествовать на схожий манер. Он накладывает разум на тот мир, который хотел бы посетить, формирует нечто вроде ментальной двери и просто шагает в нее. Иногда я начинаю верить, что он способен читать мысли. Словно он сам стал чем-то вроде живого Козыря. Я знаю об этом, потому что видел, как он все это проделывает. Уже ближе к развязке, когда мы держали Брэнда под надзором во дворце, он ускользнул от нас таким образом. Как раз тогда он отправился на тень Земля и упек тебя в Бедлам.[22] После того как его вновь схватили, один из нас постоянно оставался рядом. Но к тому времени мы еще не знали, что он мог вызывать из Тени всяких тварей. Когда ему стало известно, что ты сбежал из заключения, он вызвал жуткую тварь, которая напала на Кэйна, бывшего тогда его телохранителем. Затем Брэнд вновь отправился к тебе. Очевидно, вскоре после этого Блейс с Фионой отловили его, прежде чем это удалось сделать нам, и я не видел его до той ночи в библиотеке, когда мы вытащили его обратно. Я боюсь Брэнда, потому что он обладает смертоносными силами, которых я не понимаю.

— В таком случае интересно, как же соратники ухитрились его поймать?

— Фиона имеет схожие способности, и, по-моему, Блейс — тоже. Вместе они, очевидно, сумели свести на нет силу Брэнда и держать его, пока не создали мирок, где эти силы нейтрализуются.

— Не совсем, — сказал я. — Рэндому он послал весточку. На самом деле он и до меня пробивался, но слабо.

— Тогда действительно не совсем, — сказал Джулиэн. — Тем не менее в достаточной степени. Пока мы не проломили защиту.

— Что ты знаешь об истории со мной… поимка, попытка убить, спасение?

— Этого я не понимаю, — сказал Джулиэн, — разве что это в рамках силовой борьбы внутри группировки. Они перессорились, и та и другая сторона как-то использовали тебя. Так, одна сторона пыталась убить, тогда как другая билась, чтобы уберечь. В конечном счете Блейс извлек из тебя наибольшую выгоду, в той атаке, которую сумел провести.

— Но это он пытался меня убить на тени Земля, — сказал я. — Это он стрелял по шинам.

— Ну, так сказал Брэнд, но это соответствует прочим косвенным уликам.

Джулиэн пожал плечами.

— Тут я тебе не помощник, — сказал он. — Я просто не знаю, что между ними происходило все это время.

— И все же ты морально поддерживал Фиону в Янтаре, — сказал я. — Когда бы она ни появилась, ты более чем сердечен с ней.

— Конечно, — сказал он, улыбаясь. — Я всегда очень любил Фиону. Она явно самая очаровательная, самая воспитанная из всех нас. Жаль, что Папа, как тебе известно, всегда был решительно против браков между братьями и сестрами. Меня очень беспокоило, что мы так долго оставались соперниками. Хотя после смерти Блейса, твоего заключения, коронации Эрика во многом все вернулось на круги своя. Фиона приняла поражение блистательно — вот и все. Очевидно, она была так же напугана возвращением Брэнда, как и я.