Копье и Лавр - Федор Кукин

страшное зло против полиса. И теперь весь его род проклят богами. Вот люди меня и сторонятся. Думают, я тоже проклята. И боятся, мол, если я буду рядом, то боги и на них тоже прогневаются.

— Что же такого совершил твой отец?

— Он стал тираном.

Снова недоумение в тигриных глазах.

— Понимаешь, — в сердце Аристы будто открыли запертую дверь, и слова о горькой доле семьи свободно полились наружу, — он был начальником городской стражи. И однажды он использовал верных ему воинов, чтобы разогнать Совет десяти и провозгласить себя правителем. Он издал закон, по которому его дети должны были царствовать в полисе. Потом он согнал многих горожан на работы, заставил их строить новые причалы, башни и корабли. Велел еще построить в городе вторую площадь, чтобы агора и рынки были раздельными. Но народ не смирился. Был заговор и большой бой в центре города. Отца свергли и… — девушка проглотила горячий комок в горле, — и бросили в море с камнем на шее.

— Почему же тебя не казнили с ним? — удивилась Тамриз.

— Ну, спасибо!

— Прости меня. Просто у нас, когда казнят изменника, казнят и всю его семью. Даже детей.

— У нас не так. Боги могут проклясть целый род, но закон карает каждого только за его преступления. А я была тогда еще девочкой.

Тамриз поднялась с кровати и в глубокой задумчивости прошлась по комнате.

— Но ведь агора и рынок у вас по-прежнему раздельные, и все причалы на месте! Значит, делам твоего отца позволили жить?

— Да. Их сочли полезными для полиса.

— Тогда за что же его казнили?

— Ну как же, за попрание священных свобод и прав граждан. Он ведь принудил людей силой, заставлял их работать под угрозой смерти. Это преступление.

— Вовсе нет! — Ариста даже вздрогнула, таким негодованием полыхнули слова Тамриз. — Твой отец был прав! Мудрый владыка лучше знает, что будет во благо его подданным! Если они смеют ослушаться, их надо казнить! Вы же наказываете непослушных детей! Как иначе избежать смут и беспорядков?

Сперва Ариста испугалась, нет ли ещё кого в дормитории, кто мог бы слышать безумные речи принцессы. Потом ей подумалось, что это все-таки очень странно: объяснять кому-то, почему ее самый любимый человек был в чем-либо виновен.

— В Орифии думают не так. У нас каждый взрослый человек свободен и должен сам за себя решать. Где ему служить, кого любить и прочее. А отец отнимал у людей это право.

— Какая дикость! Если один человек думает одно, а другой иное, как можно решить что-либо важное?

— Для этого пишут законы. А если и это не помогает, тогда граждане собираются вместе и спорят, пока большинство не решит, как лучше. И меньшинство должно подчиниться их решению. Мы зовем это народовластием. Понимаешь?

— Вполне. Вы меняете власть одного мудрого на власть множества глупцов.

Ариста вспыхнула и вскочила на ноги. Подумать только: чтобы пробудить в ней патриотизм, всего-то и нужно было ввязаться в спор с этой чернявой засранкой! Сама-то, небось, привыкла помыкать безмолвными рабами, которые строят в ее честь пирамиды и статуи!

— Почему обязательно глупцов?

— А как же иначе! Что может знать о делах правления рыбак или пекарь? У вас даже шлюхи могут объявлять войны, если соберутся в толпу побольше!

— Как же, по-твоему, лучше? Слепо повиноваться кому-то одному?

— Тому, кто с детства учился править и понимает…

— Ага! А ну как он сам будет глуп или жесток? Или напьется однажды и спьяну объявит войну?

— Взгляни на меня; я что же, глупа или пьяница?

— А ты представь, что я убью тебя прямо сейчас. Вся мудрость и опыт, на которые полагался твой народ, умрут вместе с тобой. Это врожденный изъян деспотии!

Ариста с гордостью отметила, что правильно вспомнила название той системы правления, которую так яростно защищала Тамриз. Правда, выговорила она его не очень внятно; вино ударило в голову, и получилось нечто вроде «дысптии».

Принцесса хищно сощурилась и вдруг пантерой метнулась вперед. Одним прыжком она перескочила через кровать, схватила Аристу за запястья и в цепкой хватке прижала к стене.

— Ну, это если тебе по силам убить меня, дикарка. Ты так уверена в этом?

Натренированные боевые рефлексы сработали быстро. Ариста обхватила своей ногой ногу Тамриз и резко толкнула вперед. Принцесса потеряла равновесие, и обе они повалились на пол.

— Спасибо, что защищаешь отца. Но то, что ты говоришь, безбожные бредни!

Тамриз со страшной силой рванулась под ней, они перекатились по полу. Ариста ударилась плечом о ножку кровати. Теперь Тамриз находилась сверху.

— И что же ты со мной сделаешь? — дыхание подруги касалось лица Аристы, дурманило сладким запахом вина. — Тебе же нужно созвать сотню дураков, чтобы принять столь важное решение!

Ариста вскинула вверх ноги и применила боевой прием, которому их недавно учили: изо всех сил сжала бедрами поясницу принцессы. У Тамриз от боли перехватило дыхание.

— Обойдусь, — оскалилась Ариста. — Лучше накажу тебя как непослушное дитя, чтобы избежать смуты и беспорядка!

Тамриз зарычала и замахнулась, чтобы ударить Аристу по щеке. Не разжимая бедер, Ариста перехватила ее запястье и крепко стиснула, не давая вырваться.

Они уставились друг на друга, тяжело дыша, распаленные вином, спором и дракой. Темные, чувственные глаза Тамриз встретились с пронзительными серыми глазами Аристы.

В головах у девушек шумело, в сердцах кипел жар.

Тамриз наклонилась и быстро, как бы украдкой, коснулась своими губами губ подруги.

Принцесса тут же отпрянула, сама не понимая, что она только что сделала.

— Я… Давай мы…

Ариста не стала слушать. Она обхватила Тамриз за шею и притянула к себе.

***

Они сорвали друг с друга туники и бросились на кровать, хмельные и голые.

Любовь их была агрессивной и плотоядной. Они не слились, не соединились, а как бы впились друг в друга. Они охватывали, стискивали, кусали. В самых нежных прикосновениях у них был элемент борьбы.

Каждая жадно вдыхала и впитывала тело