Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

Успешное назначение наследника престола зиждилось на принятии кандидата общественностью[411]. Важно было создать условия, которые в какой-то момент превращались в свершившийся факт. Для этого было необходимо привлечь к делу сенат, plebs urbana, жителей провинций, армию и, самое главное, – что уже было проверено при Калигуле и Клавдии, – преторианскую гвардию, в идеале – префекта претория. Продуманная оркестровка, которая на протяжении многих лет создавала впечатление, что ответственность за государство целиком и полностью находится в руках именно этого молодого человека, привела общественность в нужное русло.

Остальное довершила сила образов. Даже те, кто ни разу не видел Нерона лично, носили его изображение на монете за поясом и проходили мимо его статуй в общественных местах, будь то в провинциях или в самом Риме: Via Lata, нынешняя Виа дель Корсо, с 51 или 52 года не только напоминала Клавдию о его завоевании Британии помпезной триумфальной аркой, но и радовала глаз установленным рядом с ней монументом, который в виде скульптурной группы изображал четыре поколения императорской семьи[412]. Среди них можно было увидеть Друза, Германика, Агриппину и Клавдия, а также самых молодых представителей династии, Нерона и Октавию, которые на момент возведения памятника были только-только помолвлены. Столь же гармонично семья была представлена в Олимпии, самом важном святилище древнего мира. В бывшем храме Великой Матери, где со времен Августа проводились культовые чествования римских императоров, Клавдий, Агриппина, Октавия и Нерон смотрели друг на друга. Статуи Нерона и Октавии, предположительно, были установлены по случаю их свадьбы[413]. Визуальный язык этих скульптурных групп был прозрачен: они повествовали о триумфе и династии, а также о Нероне, ее молодом представителе, которому предстоит соединиться с достойной супругой.

Наследник Нерон, воплощенный как в металле, так и в камне, носил простую и незамысловатую прическу своего приемного отца Клавдия[414] – никаких экспериментов! Сходство лица молодого Нерона с лицом самого Клавдия поражает. Портреты и прически также были способом продемонстрировать преемственность и, следовательно, легитимность.

Связь с принцепсом в то время делала Нерона единственным значимым преемником, и Клавдий тоже это знал. Вклад Агриппины, безусловно, был огромным. Но с сохранившимся на протяжении веков образом властолюбивой Агриппины, подсунувшей наивному императору Клавдию кукушкино яйцо по имени Нерон, которое по совпадению было ее сыном, мало что можно сделать[415]. Клавдий сознательно следовал этим путем в течение четырех лет. Единственное, чего не хватало в 54 году, – это четкой приверженности самого императора Нерону, безоговорочной передачи власти приемному сыну, и притом в форме его включения в завещание в качестве главного наследника.

А что Нерон?

Помимо всех мер, принятых в те годы, без ответа остается вопрос, что на самом деле думал сам Нерон о планах сделать его преемником Клавдия. Нет сведений о наличии у него какого-то особого интереса к политике или государственному управлению, впрочем, как у любого другого 16-летнего юноши того времени. В детстве Нерон увлекался скульптурой, живописью, пением, поэзией и управлением колесницами, о чем без особой злобы сообщают Тацит и Светоний[416]. В этом плане Нерону повезло с окружением. Записки юного Цезаря даже на волосок не приблизились к почтенной Bibliotheca Palatina, поскольку Август предпочел скрыть от общественности рискующие вызвать бурю негодования тексты, дабы не навредить образу божественного Юлия[417].

Музыкальному искусству тоже можно было учиться и совершенствовать его в подростковом возрасте, если не на практике, то, во всяком случае, в теории. Возможность на высоком уровне обсуждать ритмику, гармонию и музыкальные инструменты во время пиров считалась признаком образованности и интеллекта. В конце II века писатель Афиней в своей книге «Пир мудрецов» (Deipnosophistai) дает представление о том, как мог происходить такой разговор. Дискутирующие в книге мудрецы подробно обсуждают достоинства и недостатки, историю и использование гидравлосов, водяных орга́нов, и связанных с ними музыкальных инструментов[418]. Почему бы сразу не начать с подобных тем? Нерон блестяще вписался бы в компанию из «Пира мудрецов».

С точки зрения аристократии, любимые занятия молодого Нерона, упомянутые Тацитом и Светонием, были вполне приемлемы. Как всегда, вопрос стоял в восприятии[419]. Все должно быть в пределах разумного. Разум должен был вернуться, самое позднее, с принятием на себя ответственности перед обществом.

Не в меньшей степени это относилось и к зрелищам на ипподромах. Членам императорского дома также разрешалось проявлять интерес к гонкам на колесницах, однако он не должен был перерастать в увлечение. Считалось, что подобные развлечения занимали только простолюдинов. Однако Нерон с юных лет был более чем очарован происходящим в Circus Maximus. Светонию известен анекдот, как учителю, предположительно, уже упомянутому греку Херемону, пришлось увещевать Нерона на уроке, потому что, вспоминая последнюю гонку на колесницах, когда возничий потерял управление лошадьми, тот больше ни о чем не мог говорить. Однако Нерон парировал упрек педагога, связав несчастного возничего, которого лошади волокли по песку, с осквернением Ахиллесом тела Гектора в «Илиаде» Гомера[420].

Светоний пишет, что в юности Нерон занимался почти всеми «свободными искусствами», liberales disciplinae[421]. Среди «свободных искусств», которые считались свидетельством высокого образования, были грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, теория музыки и астрономия. Тацит также признает, что живой ум, начитанность и хорошее школьное образование Нерона противостояли пролетарскому увлечению скачками[422].

Было ли этого сочетания достаточно, чтобы стать хорошим императором, еще предстоит выяснить. В любом случае подрастающий Нерон не знал меры ни в чем и сохранил это качество уже в роли императора.

Позиционные бои

Затем в 53 году Клавдий тяжело заболел. По наущению Агриппины Нерон пообещал пожертвовать деньги на цирковые игры и скачки, если его приемный отец выздоровеет[423]. Речь шла о pietas, древнеримской добродетели, которая подразумевала чувство долга перед собственной семьей (и богами), – таким образом Нерон проявлял надлежащую заботу о Клавдии на публике. Пышными играми, которые он лично профинансировал после выздоровления Клавдия, Нерон завоевал еще большее расположение народа: еще одна – золотая – монета его в копилку.

Возможно, встревоженные болезнью императора противники Агриппины теперь тоже поняли, что вопрос о престолонаследии окончательно встал ребром. Последние несколько месяцев показали, насколько велико влияние Августы. Всем, кто не поддерживал или не хотел поддержать ее на этом пути, пришлось забеспокоиться. Стоило ожидать, что, если Нерон сменит Клавдия на троне, полетят многие головы, и Агриппина наверняка еще сильнее расширит свое влияние. Однако никто не знал, о чем объявит Клавдий в своем завещании. Сожалел ли теперь император о своих решениях в пользу Нерона? Или планировал разделить свое наследие поровну между Британником и Нероном, как поступил Тиберий с Тиберием Гемеллом и Калигулой[424]? Двоевластие отнюдь не исключалось. Как