Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

Римом. Несмотря на это, во время Латинского празднества вспоминали общие корни, но при этом не забывали о римском господстве: участвовавшие в празднествах латинские общины приносили дары и возносили молитвы за народ Рима, а не наоборот[392].

Для того чтобы политически осиротевший Рим в эти дни оставался дееспособным, назначался praefectus urbi feriarum Latinarum causa – префект города, который во время Латинского празднества следил за порядком в Риме и занимался самыми необходимыми делами, особенно в области юриспруденции[393]. Основанная на строгих правилах республиканского государственного устройства, городская префектура имела лишь символическое значение в изменившихся реалиях имперского периода[394].

Молодые аристократы, зачастую члены императорского дома, должны были снискать лавры в качестве юристов и должностных лиц. Один из эпизодов у Тацита показывает, что, вероятно, это не имело особого значения: когда в 25 году при 18-летнем городском префекте Друзе Цезаре, дяде Нерона, было реально возбуждено сложное судебное дело, Тиберий, вернувшись с Латинского празднества, наказал изгнанием обвинителя Кальпурния Сальвиана за его чрезмерное рвение[395].

Летом 52 года на должность городского префекта Клавдий выбрал Нерона, которому было всего 14 лет. Более молодого praefectus urbi feriarum Latinarum causa на тот момент свет еще не видывал. Светоний сообщает, что Клавдий также запретил своему воспитаннику заниматься проблемными судебными делами, но это не помешало некоторым из самых выдающихся юристов города подавать Нерону сложные и многочисленные иски, как бы желая испытать его[396]. Похоже, Нерон успешно выдержал это испытание, по крайней мере, Светоний не пишет об обратном.

Отточенные речи в сенате и в других местах, в том числе на греческом языке и, скорее всего, написанные Сенекой, придали больше штрихов к портрету Нерона и распространили образ наследника престола в провинциях в не меньшей степени, чем монеты с его профилем[397]. После того как в Апамее, что во Фригии (в самом сердце современной Турции), содрогнулась земля, Нерон представлял интересы города в сенате и добился его освобождения от обычных податей на пять лет[398]. Примерно в то же время Бонония (совр. Болонья) пострадала от пожара. И здесь Нерон убедил сенаторов выделить 10 миллионов сестерциев на восстановление разрушенного города[399]. Городские власти использовали эти деньги, в частности, на ремонт общественной бани: несколько более поздняя надпись из Бононии называет спонсором реконструкции Августа Германика – таково было одно из императорских имен Нерона[400].

Следующими, кто в те годы извлек выгоду от появления на политической сцене Нерона, стали Родос и Троя. Известный в древности среди прочего своими прибыльными невольничьими рынками, Родос вновь получил самоуправление по просьбе Нерона; несколькими годами ранее Клавдий лишил остров статуса свободной общины после того, как там распяли нескольких римских граждан[401]. Троя, неразрывно связанная с Римом мифологической традицией, в том числе через Энея и его сына Аскания, которого Вергилий и другие авторы называют Юлом, прародина рода Юлиев (к нему принадлежал Нерон[402]), была освобождена от всех налогов, даже от тех, что Август ввел для всех городов империи в своем завещании[403].

Времена республики прошли, и заботы Рима давно уже не ограничивались пределами столицы. При Августе милостивый взгляд на Италию и провинции в сочетании с расчетливой щедростью стал добродетелью правителя. Жители провинции благодарили императора и тех лиц из его окружения, кто не забывал о них в трудные времена, преданностью вплоть до культа. В этом и заключалась суть выступлений Нерона в те месяцы. Будущий император был представлен в правильном свете[404]. Представители облагодетельствованных общин присутствовали на официальных мероприятиях в Риме, и можно было с уверенностью предположить, что у себя на родине они доложат именно о том, что нужно.

Клавдий, без сомнения, знал о силе воздействия на умы подобных образов и посланий, к тому же он понимал: политическое присутствие Нерона косвенным образом предполагало также одобрение политики императора, чей престиж в итоге также возрос благодаря принятию позитивных мер. Однако история с Троей, вероятно, случилась по инициативе Агриппины: как правнучка Августа, который, в свою очередь, был не только приемным сыном, но и внучатым племянником Юлия Цезаря, Агриппина имела полное право ссылаться на свои троянские корни, как и ее сын Нерон. Преданность Трое наглядно показала его прямое происхождение от Августа. Кроме того, в скульптурной группе семьи Клавдия, установленной в Трое, Нерон был единственным, кого письменно признали «кровно связанным с городом»[405]. Клавдий не имел никакого отношения к Трое, даже несмотря на то, что город чеканил монеты в честь его восшествия на престол. Предки Клавдия, согласно традиции, прибыли в Рим около 500 года до н. э. из земли сабинян, то есть из Центральной Италии. Впрочем, gens Claudia очень быстро превратилась в одну из первых семей города[406].

Свадьба со сводной сестрой

Между тем о Британнике, самом молодом члене семьи Клавдиев, почти никто не говорил. Для Британника дела обстояли еще хуже, потому что следующим человеком, которого он потерял, причем дважды, стала его сестра Октавия. Уже будучи помолвленной с Нероном с 49 года, Октавия должна была выйти замуж за сводного брата в 53 году. Чтобы избежать запрета на брачный союз между братом и сестрой, как это было принято в Риме, Клавдий заранее распорядился, чтобы ее удочерила другая семья[407]. По закону Октавия больше не принадлежала к роду Клавдия. Таким образом, даже самые строгие блюстители морали больше не могли возражать против свадьбы некогда сводных брата и сестры[408].

Брак двух подростков стал краеугольным камнем в своде мер, которые обеспечили Нерону трон. Этот шаг не дал Октавии выступить в поддержку родного брата Британника. Возможность для третьей стороны стать альтернативой Нерону через брак с дочерью императора и при необходимости оказать протекцию Британнику была исключена[409].

Будущий римский император представлен

Поиски Августом кандидатуры преемника были ухабисты и тернисты: Калигула был едва ли готов к правлению, Клавдий – спонтанно возведен преторианцами. Нерон же пришел к своей роли наследника престола довольно гладким путем. Этому послужило идеальное взаимодействие при дворе Клавдия. Контролируемый и оберегаемый Агриппиной, Сенекой и Бурром, Нерон вырос и в 54 году в полной мере проявил себя в роли будущего принцепса. При этом генерального плана для юридически безупречного правопреемства не существовало[410]. Не было генерального плана и у Августа – у него в особенности, ведь государственная форма принципата вообще не допускала такой возможности, потому что принципат, строго говоря, с государственно-правовой точки зрения просто-напросто являлся фикцией. Однако, если бы генеральный план имелся, он был бы близок к тому, что происходило в Риме между 25 февраля 50 года, когда Клавдий усыновил Нерона, и 13 октября 54 года, когда