Слепой цирюльник - Джон Диксон Карр

взглядом, он просто говорил. И смотрел в никуда. Он, казалось, находится где-то далеко. И если бы не трепетание блондинистых усиков, можно было бы поклясться, что это фокус чревовещателя. Впрочем, единожды начав, он не выказывал намерения умолкнуть.

Поток вздора размеренно стекал с губ мистера Перригора краткими каденциями, и Пегги удалось прервать его только тогда, когда Перригору пришлось подкрепить себя глотком воды со льдом. Она произнесла:

– Ой, прошу меня простить! Мне ужасно жаль вас перебивать, но я обязана представить вам двух моих хороших друзей. Мистер Уоррен. Мистер Морган…

– Да-да? – отозвалась загробным голосом миссис Перригор.

– О? – произнес мистер Перригор. Казалось, он был немного раздосадован. Ведь он только что засветил в глаз Шекспиру и растоптал шляпу Бена Джонсона, и Морган почувствовал, как он ощетинился, когда его прервали. – О? Я счастлив, без сомнения. Я тут… э… проходился по некоторым самым элементарным моментам, en passant[21], из лекции, которую меня попросили прочесть сегодня вечером на судовом концерте. – Он чуть растянул губы в улыбке. – Однако… а… боюсь, вам будет скучно. Это всего лишь введение, предисловие к представлению марионеток месье Фортинбраса. Боюсь…

– Ну конечно же им интересно, мистер Перригор! – воскликнула Пегги с воодушевлением. – Кёрт, я только что рассказывала мистеру и миссис Перригор о том случае в Дубьюке, когда у Рыцаря Оливера треснули штаны во время боя с маврами и пришлось опускать занавес, потому что из него высыпались все опилки, а потом зашивать рыцаря, прежде чем дядя смог продолжить представление. Мистер Перригор сказал, это очаровательно, очаровательный штришок. Не так ли, мистер Перригор?

– Совершенно верно, мисс Гленн, – подтвердил оракул благожелательно (по его мнению), однако выглядел при этом так, словно желал остальным провалиться в тартарары, чтобы он мог вернуться к своей литературе. Он выказывал ту разновидность натужной вежливости, которая болезненно воспринимается окружающими, вызывая неловкость. – Совершенно очаровательно. Все эти мелкие штришки. Но я ведь могу наскучить этим джентльменам, которым, вероятно, неинтересно…

– Но подумать только, – продолжала Пегги, обращаясь к Моргану. – Хэнк, ты гадкий, я в конце концов все же тебе проспорила. Придется теперь угощать тебя коктейлями, какой ужасный позор! Вам так не кажется, дорогой мистер Перригор?

Уоррену все это совершенно не понравилось.

– Проспорила? – переспросил он. – Что за спор? Кто и о чем спорил?

Кто-то пнул его по лодыжке.

– Потому что, – продолжала девушка, – мой шотландский берет, который ветер сдул вчера вечером, попал вовсе не в иллюминатор мистера Перригора. Ужасно не повезло, поскольку это означает, что я лишилась берета, но в каюту он не залетал, вот в чем дело. Как раз перед тем, как мистер Перригор начал так прекрасно говорить… – Тут она на мгновение подняла на него полные искреннего благоговения влюбленные глаза и так и не сводила их с физиономии Перригора. Тот кашлянул. Какая-то пьяная ухмылка расползлась по его лицу. Уоррен это заметил. И миссис Перригор тоже. – Как раз перед тем, как мистер Перригор начал так прекрасно говорить, он сообщил мне, что ничего не находил у себя в каюте, поэтому, боюсь, я потеряла свой чудесный беретик навсегда.

– Бэз сомнения, – подтвердила миссис Перригор, с неодобрением рассматривая Пегги в свой монокль. – На палубе было совершэнно темно, не правда ли, до-орогой?

– Совершэнно. По-моему, у мужчин перед нами явное преимущество, не так ли, миссис Перригор? Я хочу сказать, это ведь просто ужасно, но, в конце концов, что тут поделаешь? В смысле, гораздо лучше смириться, чем скандалить или ныть, не так ли?

– Да, дэйствительно! – согласилась миссис Перригор, смягчаясь. – Признаться че-естно, я плохо в этом разбираюсь. Разве только в отдэльных моментах. Однако же… э… моя дорогая, поскольку я почти совершэнно уверена, что слышала по меньшей мере шестерых подогретых алкоголем мужчин, кутивших вовсю, то, сказать по пра-авде, я вовсе не удивилась бы, найдя у нас на полу что-нибудь похуже берэта. Как я тогда же сказала стюарду…

– Стюарду? – с изумлением переспросила Пегги. – Но, миссис Перригор, где же находился ваш супруг?

Супруг миссис Перригор, который к этому моменту, похоже, уже понял, что в ближайшее время щелкать по носу литераторов не удастся, вставил:

– В высшей степени свежо, мисс Гленн. В высшей степени. Ха-ха! Мне нравится откровенность, свобода и бесконечная прямолинейность нашей современной молодежи, которая лишена всех этих допотопных предрассудков, рамок и шор… – (Судя по виду миссис Перригор в этот момент, если бы не все ее допотопные предрассудки, рамки и шоры, она встала бы и огрела его тарелкой с копченым лососем.) – Я… если в двух словах, мне нравится. Главное, не сердить мою жену. Ха-ха!

– О? – изумилась миссис Перригор.

– Ну же, ну, Синтия. Jeunesse, jeunesse[22]. Чуточку восторженного «лови момент», как говорится. Помнишь, что сказал Д. Г. Лоуренс Джеймсу Джойсу. Ха-ха-ха!

– Мой до-орогой Лесли, – холодно произнесла миссис Перригор, – вавилонские оргии и праздники в честь Иштар à la Pierre Louys[23]хо-ороши только в книгах. Но если твоим эстетическим вкусам не противоречат подобные обряды, отпра-авляемые на палубе респектабельного ла-айнера в два часа ночи у тебя под окном, то вынуждена сказать, что я не-е согласна. И я обязана объяснить этой юной леди, что мои взаимоотношения с нашим стюардом… э… исключительно дело-овые…

– Да ну? – удивилась Пегги.

– …И сводятся, – продолжала миссис Перригор, повышая голос, – к вызову по зво-онку, отодвиганию засова на двери и во-опроса (как подтвердит вам мой муж), можно ли каким-то образом прекратить этот шум. И я за-аверяю вас, что я всю ночь глаз не сомкнула.

Мистер Перригор заметил снисходительно, что следует помнить, о чем сказал Д. Г. Лоуренсу Джеймс Джойс. Морган почувствовал: пора бы как-то завершить этот обмен гнусными колкостями, пока дело не дошло до выдирания волос. В любом случае он был ошеломлен. Этот изумруд должен где-то быть. Морган не то чтобы сильно сочувствовал лорду Стертону или капитану Уистлеру, однако же куда деваться от факта, что именно их компания стянула драгоценность стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов, которая затем попала в одну из двух этих кают. Если изумруд каким-то невероятным образом исчез, то плакали денежки Стертона и, вероятно, место Уистлера. Что-то не сходится. Кайл сказал, в его каюте изумруда нет, и у них имеются свидетельские показания, что Цирюльник не мог стащить его оттуда. С другой стороны, Перригоры вообще не спали, слышали драку, наверняка заметили бы, если бы что-то влетело в окно, и уж точно не могли не увидеть изумруд утром. Его недоумение усиливалось, и он отчаянно выискивал новую ниточку…

Потому Морган изобразил самую обворожительную свою улыбку (хотя лично