Посвященная. Как я стала ведьмой - Аманда Йейтс Гарсиа

шутками и уважали ее суждения. Несмотря на то что она была ниже всех остальных сантиметров на тридцать, она определенно являлась лидером сборища артистов Ювелирного магазина. Она сказала мне, что ее группа скоро будет играть в одном местечке в деловой части города. И что я должна прийти.

– Ты бы дала мне свой номер телефона, чтобы я напомнила тебе, – заявила Айла.

– Я вспомню, если ты мне скажешь, когда это будет, – ответила я.

– Дай мне свой номер, просто на всякий случай, – ухмыльнулась Айла, и я подчинилась. Вскоре мы разговаривали по телефону каждый день.

Во время этих телефонных звонков я рассказывала ей всяческие истории, а она слушала и смеялась так, словно я была самой обворожительной личностью на земле. Она говорила мне, какая я творческая и как сильно ей нравится мое воображение. Когда настало время ее выступления в городе, я была настолько благодарна ей за эту дружбу, так как всегда чувствовала себя аутсайдером в коллективе цирка, что я ощущала, что должна подарить ей какой-нибудь подарок. В эзотерическом магазине я выбрала набор отполированных пурпурных аметистов и положила их в золотую шелковую сумочку, которую украсила вышитым собственноручно желудем. Феи живут в дубах.

* * *

Ее группа играла в захудалом баре. Мне едва исполнилось девятнадцать, и я смогла туда попасть только благодаря тому, что одна девушка, с которой я встречалась незадолго до этого, сделала мне фальшивое удостоверение личности. Айла устраивалась и все время бросала взгляды в мою сторону, краснея и пожимая плечами, пока настраивала свою гитару и нажимала педали, чтобы протестировать ее. Я разговаривала с девочкой, сидящей рядом, которая рассказала, что пишет короткие рассказы об интимной жизни насекомых и земляных червей. Айла продолжала стрелять в меня глазами во время моего разговора с девочкой-писательницей, хмурясь, дуясь и грозя мне кулаком. Я не могла понять, шутит ли она. Я не знала, что Айла уже тогда думала обо мне как о вещи, которая принадлежит ей.

После выступления я подарила Айле сумочку с аметистами, и она приняла ее, словно церковную десятину, которая полагалась ей по праву. Она пересыпала камни в ладонях, подносила их к свету, ворковала и хихикала.

– Хорошо! Тебе следует дарить мне подарки.

– Мне следует? – переспросила я, сбитая с толку. Хотя я была очарована ею и благодарна за ее дружбу, я также находила ее странной, загадочной и, по правде говоря, совершенно отмороженной. Я не ожидала, что она будет считать, что я должна ей что-то дарить.

– Да, разумеется, тебе следует, – ответила она. – А еще тебе следовало бы отправиться ко мне домой прямо сейчас. Это сразу за углом.

Айла обитала в переделанной мастерской на улице Минна, с роллетой из гофрированного металла вместо двери. Она жила там с двумя ребятами: Дейвом, ее знакомым еще с подросткового возраста в своей родной Джорджии, у которого был толстый приплюснутый нос и рубашки с рукавами, обрезанными так, чтобы было видно мускулы; и вторым парнем, имевшим какое-то отношение к группе Brian Jonestown Massacre[64]. Ребята по большей части находились в двух маленьких комнатках наверху, в то время как у Айлы в распоряжении был весь первый этаж.

Она устроила мне грандиозную экскурсию. В помещении была студия звукозаписи, вся напичканная микрофонами, стойками, барабанными установками, электрогитарами и всякой аппаратурой с ручками, кнопками, цифрами, шнурками и проводами, а еще обшитая ковром для поглощения звука.

– Тебе здесь нужно быть осторожной, – заметила я.

– Почему? – спросила она, широко распахнув глаза.

– Из-за гремлинов. Гремлины обожают технику, – ответила я. – Они любят жевать провода и прятаться во всяких устройствах.

Айла захихикала и сморщилась, ухмыляясь мне снизу вверх.

– Оу, это нормально. Я вожу дружбу с гремлинами. Мы братья! Идем. – Она обхватила пальцами мою руку и потащила меня наверх по винтовой металлической лестнице. Указав жестом на дверь слева, она сказала: – Это темная комната, но ты не можешь туда зайти в данный момент.

– Почему нет?

– Там сейчас Нарцисс. Он может быть посреди какого-нибудь процесса.

– Какого-нибудь, но не фотосъемки? – спросила я.

– Давай покажу тебе мою галерею потерянных душ. – Айла перенаправила меня в сторону коридора.

Выстроенные в линию, на стене висели распечатанные портреты, которые она сделала сама. Темноволосая девушка в прозрачном белом платье, идущая сквозь пустынный луг. Они с этой девушкой были влюблены друг в друга, просветила меня Айла, но сейчас она в психиатрической клинике. На другой фотографии был изображен парень-панк с ранеными глазами и с оранжевым ирокезом, свесившимся набок вдоль его скулы. Он выглядел словно петух, потерпевший поражение.

– Он разбил мне сердце. Обокрал меня, обманул, – сказала Айла со слезами на глазах. – Умер от передоза героином в прошлом году.

Нарцисс из темной комнаты тоже был на одной из напечатанных фотографий. Молодой француз, он был настолько бледным и с такими светлыми волосами, что вполне мог бы оказаться альбиносом. Изможденный и призрачный, он одевался только в белое и ел продукты только белого цвета. Если ел картошку, то снимал кожуру. Его питание в основном состояло из белого сыра и очищенных от кожуры яблок. Айла сказала мне, что когда он гадит – это, скорее всего, пушистые белые шарики. Скопления кальция размером с грецкий орех покрывали его шею и спину, потому что его тошнило от его диеты. Но Айла считала это привлекательным, веселым и, по факту, весьма обоснованным.

На портретах было еще полно всякого народу: какой-то бледный парень с кустистыми бровями все время подходил к ней, оттаскивал ее в сторону и, нахмурившись, настойчиво шептал что-то ей в ухо. Айла закатывала глаза и просила меня подождать. В конце концов она отвела меня в свою спальню и после потока извинений сказала мне, чтобы я ждала ее там.

Моя интуиция подсказывала мне верно: аметистовый был ее цветом. Все в комнате Айлы было лавандовым. Стены. Ковры, такие фиолетовые, что казались почти черными, толстые, словно медвежья шкура. Свечи из пчелиного воска, капавшие с отделанных металлом подсвечников; их тепло, дрожа, поднималось вверх к застекленной крыше и кровати под потолком, где спала Айла. Под лофтом висел ком некрашеной шерсти, медленно крутясь вокруг своей оси, словно в его ловушку попался апатичный, сонный, невидимый демон. Даже пахла комната лавандой. Лаванда витала в воздухе, исходя от вручную созданных ароматических палочек, от втертых в кожу эфирных масел, от пены роскошного мыла в ее ванной комнате. Я заглянула в ее гардеробную – маленькую комнатку размером с сарай, в котором я жила в Санта-Барбаре. В ней висело зеркало, окруженное праздничными фонариками, и она битком была набита кожаными куртками, шелковыми ночными рубашками и ботинками из телячьей кожи такого маленького размера, что они вполне могли сойти за детские. Под туалетным столиком,