Мир без Стругацких - Эдуард Николаевич Веркин

рябь, рулевой Илья Ильич решил, что всё это проделки молодёжи. Он за центаврианцами следил уже не первый день и ожидал подобных шуток. Поэтому он даже с некоторым злорадным ехидством в голосе сообщил о переменах старпому.

Старпом на «Терешковой» был с планеты Кеплер-438б и в глазах преимущественно земного экипажа имел большой недостаток: не умел материться. Лингвисты сказали бы, что ругательство как лексическая категория присуще только земным культурам, однако такое применение гипотезы Сепира – Уорфа однозначно было бы ошибкой: старпом вполне себе прикладывал по матушке и незадачливых стажёров, и неудавшийся обед, и даже вашего покорного слугу, когда тот однажды по незнанию нажал аварийную кнопку и заблокировал офицерский гальюн. Только матушка эта была кеплерской. Иначе говоря, из-за строения своего речевого аппарата он мог только тихонько щебетать. Даже мимикрик повара и тот выражался резче. А перевода эксплетивам такого рода не полагалось, и выходило, что старпом всякий раз срывается на щебет.

И всё же космический корабль – отличный полигон для проведения разнообразных экспериментов. Тут мы могли наблюдать в действии тот самый рефлекс собаки Павлова: при выходе из космопорта над щебетом смеялись, теперь же стоило старпому запиликать, как второй рулевой втянул голову в плечи, а у связиста слова застряли в глотке.

А запиликать было с чего: бортовой компьютер показывал чистую ересь. Кеплерцы не знают, что такое ересь, у них нет религии в нашем смысле слова, но чиф наверняка подумал что-то похожее. Потому что, судя по показаниям нашей вычислительной техники, наш карго, уже заканчивающий регулярный рейс «Научно-исследовательская станция “Юпитер-1” – Земля», бодро подходил к Поллуксу. Причём одинаковую картину показывали обе системы – и главная, и запасная. На запасной мы были чуть ближе к Фестию.

Из всего, что сказал чиф, увидев такую картину, переводчик «выпустил наверх» только «какого» и «дисфункция».

Перед полётом экипаж обязан пройти целый лабиринт разнообразных психологических тестов. Куда там Тесею с его Минотавром: космофлотские врачи съели бы того Минотавра на ужин, обсуждая очередной случай из практики. А межпланетный экипаж, такой, как у нас, и вовсе протрясывали через тонкое сито. Даже среди людей встречается психологическая несовместимость, которая неминуемо – и довольно грязно – обнаруживает себя где-то на третий месяц полёта. А лететь на одном судне с существами, у которых сама жизнь, само дыхание построено иначе, – тут надо членов экипажа подгонять друг к другу ювелирно, чтоб ни одной крошки не втёрлось между шестерёнками, – потому что из-за этой-то крошки и встанет отлаженный механизм экипажа. Поэтому межпланетные команды довольно редки, и полёты, которые они осуществляют, в реестре всё ещё числятся как экспериментальные. И оттого к этому конкретному кораблю прикрепили вашего покорного слугу – в качестве помощника по полиморсосу. Должность как должность, и только мои земляки на редкость неостроумно изображали, будто это новое ругательство, не слышанное ими за все годы воздухоплавания. А не «помощник по поддержке политико-морального состояния», как прописано, между прочим, в уставе.

Так вот, упомянутое состояние на корабле к концу миссии и без того неумолимо снижалось, а после обнаружения таких компьютерных показателей вовсе достигло отрицательной величины. Старпом, усилием воли перестав клекотать, доложил капитану. Сухогруз велел свистать наверх троих стажёров.

Центавриане числились инопланетной частью экипажа, хотя на самом деле просто родились и выросли на исследовательской станции у орбиты Проксимы-б, так что были они вполне себе людьми с незначительными генетическими изменениями. Как утверждал Илья Ильич, главным результатом модификации стало абсолютное отсутствие совести. За не слишком долгое плавание нашего «грузовичка» троица успела:

– сломать корабельный переводчик о корабельного мимикрика, включив систему автоматического распознавания языков и самообучения. Мимикрик был заслуженный, побывал во многих портах Вселенной, и от той ядрёной смеси, на которой он пытался общаться со стажёрами, прибор заклинило. А надо знать, что переводчики – товар штучный, выдаются только межпланетным экипажам и под кучу расписок, так что наш интендант долго потом охотился за центаврианцами по всем палубам, включая ту, что предназначалась для инопланетников;

– протащить зайцем в рейс на Марс девушку – как выяснилось, она работала практиканткой на станции «Луна-2» и очень хотела посмотреть другие планеты. Самое пикантное в этой истории то, что девушка обнаружилась, только когда мы прилетели на Марс и состыковались с местной НИС. Барышня сошла с корабля горделивой походкой пассажира первого класса «Куин Мэри», и лишь после этого капитан заподозрил что-то неладное…

– попытаться в свободное время построить у себя в каюте полевой антиграв, раздобыв якобы квантовый двигатель на марсианской станции. Двигатель на поверку оказался магнетроном, а корабельное начальство крепко задумалось о том, как бы вернуть на корабль девушку, но возвращаться на НИС было уже поздно;

– напоить капитана до положения риз. А надо знать, что прозвище Сухогруз наш кэп получил вполне заслуженно: он не любил рюмочки. Будучи человеком во всех отношениях порядочным, этим своим качеством он озадачивал и раздражал подчинённых, поскольку не пил вообще, даже по прибытии в космопорт и по сдаче всех отчетов. Стажёры, в силу своей молодости и максимализма, действовали решительно. Дождавшись дежурства на кухне, они разбавили для капитана концентрированный яблочный сок центаврианским самогоном. О том, как центаврианцы научились гнать самогон, история умалчивает, но известно, что он абсолютно безвкусен и незнающие люди часто путают его с водой, а потом обнаруживают в себе диковинные способности. У капитана, например, оказалась способность к прочувственному, почти церковному распеванию похабных песенок родом из его любимого космопорта «Луна-1»…

И так далее и до бесконечности – думаю, вы уже поняли, что не только сами стажёры, но и немалая часть экипажа сожалела о том, что «Терешкова» не успевает к стыковке с дальнолётным кораблём. Остальная же часть слишком любила бесплатный цирк.

В этом рейсе стажёрам полагалось присмиреть и проникнуться, потому что груз «Терешкова» везла необычный и опасный: устройство для мгновенного перемещения, в просторечии сместитель. Родом эти устройства откуда-то с Плутона, и даже наш астромех не смог толком объяснить, как они работают, но настаивал на тщательном соблюдении техники безопасности. Потому что именно благодаря сместителям наши корабли и могут бороздить просторы Вселенной, то бишь уходить в гиперпространство. Естественно, абы какой машине подобный груз не доверишь, да и нам его доверяли всего пару раз. Но карго «Луч», который обычно занимался перевозкой сместителей, встал на ремонт на орбите Юпитера. И поскольку мы были единственным кораблём поблизости с экранированным грузовым отсеком, нас и перебросили на груз, пообещав добавить к обычной выплате за рейс некоторую сумму кредитов. Экипаж дежурно поохал, но возражать всерьёз никто не думал.

Погрузка прошла гладко, в основном потому, что стажёрам заблаговременно дали увольнительную и высадили их