Записки опального директора - Натан Гимельфарб

На одном из заседаний редколлегии, в котором мне довелось участвовать, Цыпенюк не только резко критиковал президента за “гнёт цензуры”, но и призывал к открытой конфронтации с ним и выходу из его подчинения.

Идеи “свободы и демократии”, которые проповедовал Аркадий, нашли поддержку у некоторых членов правления, которые вслед за ним заявляли: “Мы в свободной стране и вольны делать всё чего желаем”.

Не осознав ещё в полной мере степень опасности, которую таила в себе небольшая группа возмутителей спокойствия, руководство клуба терпеливо им разъясняло, что свобода имеет свои границы и делать всё, что тебе угодно, можно только у себя дома и то в пределах рамок общепринятых норм морали и уважения к другим членам своего семейства. Даже в Америке, самой демократической стране, существуют жёсткие нормы поведения на работе и в общественных местах. По крайней мере грубость, нарушение правил общения, законов и уставных требований и здесь никому не дозволено.

К сожалению, “идеи” оппозиции оказались заразительными. Недовольство стилем работы президента стали выражать редактор газеты Шапиро, клубные

активисты Гальперина, Юзбашева, Сегал. Они упрекали Шусторовича в нарушении демократии и диктаторстве.

Хоть группа недовольных была ещё малочисленной и их поимённо можно было сосчитать на пальцах одной руки, они уже представляли серьёзную опасность единству клуба. Это были высокообразованные, эрудированные люди. Их знания, способности, опыт президент высоко ценил и по его желанию они в своё время были введены в состав правления.

Критикуя действующий в клубе порядок и стиль работы правления, они, наверное, сравнивали их с практикой работы общественных организаций на нашей бывшей родине, где практиковались бесконечные дискуссии и все решения принимались большинством голосов.

В этом смысле наш клуб действительно имел существенные отличия. Его создатели, и в первую очередь президент Шусторович, не руководствовались привычными по прошлой жизни нормами советской демократии. Они объединили попавших на чужбину русскоязычных эмигрантов с целью удовлетворения их потребностей в общении, получении необходимой информации о жизни на их бывшей родине и в других странах, реализации творческих способностей и использования своего свободного времени с максимальным интересом, удовольствием и моральном удовлетворении. Именно эти цели и были записаны в клубный Устав. Девизом клуба стали слова: терпение, взаимоуважение, взаимовыручка. Не было там других широкомасштабных задач и идеалов из памятного кодекса строителей коммунистического общества, вроде равенства, братства, свободы и счастья для русскоязычных евреев Америки.

Во имя достижения поставленной цели самоотверженно работали Шусторович и его немногочисленные сподвижники, труд которых был сравним с подвигом. Уверенные в том, что служат правому делу, они отдавали ему все свои силы, знания, способности, не желая растрачивать их на бесконечные дискуссии и споры со своими оппонентами.

Да, Шусторович не все вопросы работы клуба выносил на правление, а при рассмотрении там своих инициатив проявлял порой излишнюю жёсткость, принципиальность и настойчивость, отстаивая свою позицию. Наверное, в стиле его руководства чувствовался принцип единоначалия, унаследованный им от многолетней практики руководства социалистическим промышленным предприятием, но от этого

не было вреда общине. Скорее наоборот: принципиальность, настойчивость, решительность при осуществлении его идей стали главными слагаемыми успеха и процветания “Русского клуба”.

Руководствуясь Уставом, Женя требовал соблюдения общепринятых правил общения и дисциплины поведения от всех членов клуба, независимо от возраста, общественного положения и образования. Недовольным он советовал воспользоваться принципом добровольности членства в клубе и возможностью создания своего сообщества единомышленников. Он не раз заявлял о готовности передать свои полномочия кому-нибудь другому, кто даст на то согласие и кого пожелают избрать члены правления.

Желающих возглавить клуб, однако, не нашлось, а критика в адрес президента разгоралась с новой силой. Странную позицию в этом противостоянии занимал народ. Хоть подавляющее большинство членов клуба в душе поддерживало Женю, мало у кого хватило смелости открыто осудить поведение его противников, которые становилось всё более агрессивными и резкими. Многие занимали позицию невмешательства, руководствуясь принципом: “моя хата с краю, я ничего не знаю”.

Последующие за этим драматические события в жизни клуба подтвердили пагубность такой позиции.

48

Разногласия в правлении сказались и на работе редколлегии клубного журнала. Печатное издание “Русского клуба” всё меньше соответствовало своему названию - “Наша жизнь”. Оно теряло популярность и пользовалось всё меньшим интересом у читателей. Его страницы занимали пространные материалы постоянных авторов, не имеющие зачастую отношения к жизни клуба и не отражающие происходящих в нём событий. Роль журнала, как информационного органа, заметно снизилась, он не оказывал должного влияния на сплочение членов клуба, преодоление возникших проблем и трудностей. Была очевидна необходимость принятия неотложных мер.

С этой целью правление заслушало отчёт Александра Шапиро о работе редколлегии. Опасаясь претензий в необъективности и предвзятом отношении к редактору, Шусторович поручил мне ведение заседания и ограничил своё участие в нём только заключительным словом.

Моя задача была не из лёгких. Заслуги Александра Шапиро в становлении и развитии клуба были бесспорны. Выступления Саши по вопросам иудаизма, беседы и лекции по еврейской истории, доклады на темы Холокоста пользовались успехом и вызывали большой интерес у русских евреев города. Особенно велика была его роль в создании журнала, выпуску которого он отдавал много сил и всё своё свободное время. Здесь проявились его дарования литератора и способности журналиста. В интересах дела было сохранить Шапиро, как клубного активиста и редактора.

С другой стороны нужно было вскрыть серьёзные недостатки в работе редколлегии, приблизить газету к жизни клуба, повысить её роль в сплочении русскоязычной общины Баффало. На успех в достижении этих целей можно было рассчитывать только при условии объективного анализа редактором возникших проблем и разработки действенных мер по их преодолению.

К сожалению, этого не случилось. Выступление Шапиро было коротким и сухим. В нём не было ни глубокого анализа, ни конкретных мероприятий, ни просьб о помощи. Не было даже претензий на “гнёт цензуры”, на что постоянно жаловались некоторые члены редколлегии. По всему чувствовалось, что у редактора нет больше желания издавать журнал и им вынашиваются другие планы, не имеющие отношения к жизни клуба.