Записки опального директора - Натан Гимельфарб

Как ни пытались мы уговорить внучку повременить с отъездом, она продолжала настаивать на своём, заявляя, что в случае нашего отказа, они с Витей останутся навсегда в Минске.

Трудно было с ходу принять решение. Жаль было Алёнку. Мы понимали, что если она решилась оставить маму и Андрюшку, с которыми никогда не расставалась дольше, чем на время школьных каникул, то на это у неё были веские причины, но разум подсказывал, что соглашаться с её предложением нельзя. Вместе, одной семьёй, им легче было бы преодолеть проблемы переезда и обустройства на новом месте. Они могли бы, как и другие беженцы, безбедно прожить первое время и Алёнка смогла бы продолжить занятия в университете. Мы сознавали, что одной ей здесь будет очень трудно, а об учёбе придётся на какое-то время забыть. Пособие вэлферщиков-одиночек таких возможностей не обеспечивает и им нужно с первых же дней искать работу. Долго находиться с нами в одной квартире она не могла, так как это не предусмотрено условиями договора о ренте. Предстояло немало и других трудностей.

И всё же нельзя было не откликнуться на зов любимой внучки. После бессонной ночи мы позвонили в Минск и дали согласие на её приезд.

45

На соседей нам в Америке постоянно везло. Вот и здесь, в “Аудубоне”, ими стали добрые и отзывчивые люди, с которыми было приятно провести свободное от домашних дел и общественной работы время. Кроме близких друзей Жени и Люды, что жили в нескольких десятках метров от нас, в домах, что были рядом с нашим, проживали многие русскоязычные иммигранты, ставшие для нас хорошими приятелями.

Однако, в нашем доме жили только коренные американцы, с которыми нам было трудно общаться из-за нашего английского. Все они были приятными и вежливыми людьми преклонного, как и мы, возраста и старались быть к нам предельно внимательными, но говорить с ними мы могли, главным образом, только жестами рук и мимикой лица, что, оказывается, не совсем равнозначно человеческой речи. Мы чувствовали себя как-то неловко и не переставали надеяться, что вскоре и в наш дом поселится кто-нибудь из соплеменников.

В течение первого года проживания сменилось несколько соседей, но нашим надеждам не суждено было сбыться и, когда мы уже было потеряли веру в удачу, нам позвонила наша знакомая по International Institut - Нелли Топорская, которая поделилась приятной новостью: она, возможно, скоро станет нашей соседкой.

“Возможно” потому, что ей всё ещё не верилось, что её мечта получить трёхкомнатный апартмент в престижном районе “Аудубона” может, наконец, свершиться. Она приехала в Баффало с мамой, которая с трудом передвигалась на костылях и которой было уже без малого 90. Три года они жили в небольшой и очень неудобной квартире на улице Prinсеton, что в центре Амхерста. Там и воздух загрязнён выхлопными газами автомобилей, и зелени мало, а главное, мама из-за больных ног не могла по ступенькам даже на улицу выйти. Нелли два года ждала очереди на квартиру в нашем районе, а ей всё объясняли, что необходимо терпение, так как квартир с двумя спальнями здесь всего полтора десятка и освобождаются они очень редко. Её номер в очереди так и не изменился, как был девятым, так им и остался, хотя ей было доподлинно известно, что за это время такие квартиры получили несколько семей. Трудно сказать, как долго бы она ещё стояла девятой в очереди, если бы её дочь и зять не пригрозили менеджеру жалобой на несправедливое отношение к маме и больной престарелой бабушке. Угроза подействовала. Они тут же стали вторыми, а вскоре им сообщили, что освободившаяся рядом с нами квартира, будет выделена им после ремонта. Оказывается и в Америке боятся жалоб. Здесь их опасаются даже больше, чем ТАМ, когда они подавались в партком или местком. Тут их, обычно, направляют в суд, где строго соблюдаются нормы Конституции.

Вскоре Нелли могла больше не сомневаться в том, что счастье так близко и так возможно. Ей показали блестящую свежей краской квартиру, безропотно выполнили все её замечания по ремонту, и она, довольная и счастливая, вселилась в неё, став нашей соседкой.

Мы жили дверь в дверь и были довольны не меньше Нелли. Наконец, сбылась и наша мечта: за стенкой были люди близкие нам по мировоззрению, духу и языку. Мы теперь в волю общались с ними и получали от этого большое удовольствие. Было приятно наблюдать, как душевно и внимательно относится дочь к старенькой маме, и какой любовью мать отвечает на трогательную заботу дочери.

Лиза Борисовна, так звали Неллину маму, несмотря на свою глубокую старость, сохранила феноменальную память и удивляла нас эрудицией и высоким уровнем культуры. Она оказалась приятной собеседницей, могла помочь кроссворд разгадать, поспорить о высокой политике и обыграть нас в “девятку” или в “дурака”.

Нелли - врач по специальности, прошла все ступеньки служебной карьеры. Почти 30 лет она заведовала отделением консервативной гинекологии в областной

больнице и пользовалась большим уважением у больных, многим из которых спасла жизнь и вернула радость материнства. Она защитила диссертацию на соискание степени кандидата медицинских наук по нейротропным средствам и заслужила непререкаемый авторитет среди коллег далеко за пределами своего города и области.

Человек высокой трудовой активности она не мыслила себе жизнь без работы. Прямо с порога своего отделения она шагнула на трап самолёта, унесшего её в Америку. Уехала ради дочери и внуков, которым еврейские фамилии таили опасность гонений и преследований.

Когда Нелли покидала Калининград, ставший ей родным, она уже разменяла седьмой десяток и ей было ясно, что, как и большинство других эмигрантов её возраста, она больше никогда не вернётся к любимой профессии.

В отличие от многих, Неля Аркадьевна, оказавшаяся на вэлферском пособии, не впала в депрессию. Она нашла в себе резерв психологической устойчивости для решения проблем адаптации к американской жизни: активно и целеустремлённо взялась за изучение языка, занялась общественной работой, помогала дочери в уходе за детьми.

Топорская в числе первых пришла в “Русский клуб”. Здесь в ней разглядели лидера, избрали секретарём Правления и членом редколлегии клубной газеты. У неё и тут стало много “пациентов”. Её терапия особая: она лечит общением. К ней тянулись за советом и с просьбами о помощи. Нелли возглавила секцию медицинских работников и с участием других врачей-эмигрантов проводила полезную работу по пропаганде медицинских знаний и санитарной культуры. Много тёплых слов можно было услышать о нашей соседке в клубе и в русской общине.

Мы радовались соседству с Неллей. Она стала нашим другом и советчиком не только по медицине, но и по жизни, отдушиной и отрадой.