СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

В самом начале освоения Марса тяжелые ионные буксиры доставили на поверхность планеты жилые и инженерные отсеки. Высадились первые поселенцы, возвели защитный купол. Сейчас уже и топливо сами производим, путем электролиза воды из оставшейся вечной мерзлоты, добываем жидкий кислород и водород.

В общем, как домой возвращаюсь. Всё привычно и освоено. Терраформация идет своим чередом. Только Инги нет рядом со мной.

Едва вернувшись в Первый купол, я заправил положенный мне по должности бот и выехал к Колодцу. Если проложить путь по глубокой впадине за холмом, то можно легко миновать пост охраны. Я-то знаю секреты! Хотя пост скорее всего пустует. Спасатели, они же и дежурные, часто бывают на вызовах.

Но сейчас меня ждали. Человек в темном скафандре просигналил мне фонарем. Я остановил бот и вышел.

— Привет, Макс, — сказал Игорь, пожав мне руку. — Уже вернулся?

— Да, как видишь, — ответил я. — Не успел тебе еще доложить.

— Ничего, еще доложишь, — улыбнулся Игорь Андреев, начальник моей ячейки спасателей. — Успеется. Мы помолчали.

— Всё равно всё по-старому. Затишье. К Колодцу идешь?

— А что, не пустишь? — с вызовом спросил я.

— Пущу, — тихо сказал Игорь. — Никто из наших не станет тебе мешать. Не думай, что твои ежедневные вылазки для нас секрет.

— Спасибо, — сказал я.

— Не за что, — снова улыбнулся Игорь.

— Я пойду?

— Иди. Только…

— Что «только»?

— Ты осторожнее, Макс, — сказал Игорь. — Всё-таки временная аномалия. Шут ее знает, как себя может повести. Я не хочу лишиться ценного сотрудника. Говорят… Да что там «говорят», я ведь и сам иногда видел, что ты там бываешь не один. Твой собеседник точь-в-точь на тебя похож. Я развернулся и направился к боту.

— Макс!

— Что? Я обернулся.

— Правда, что возле Колодца можно встретить самого себя?

— А шут его знает, — улыбнулся я в ответ.

В этот раз он был без шлема. Ветер теребил совершенно седые волосы. Вокруг Колодца пробивалась зеленая трава, и неуверенно цвели первые одуванчики. От цветка к цветку перелетала бабочка с желтыми крыльями.

— Ждешь? — спросил я.

— Жду, — ответил старик.

— Значит, всё бесполезно?

— Почему же, — медленно сказал он. — Во всём всегда может быть свой смысл. Я не дождался. — Он погладил своего Чижика-пыжика. — Но ты – не я.

— Ты – не я, — повторил я и снял шлем, впервые вдохнув воздух Марса. Ветер будущего пах свободой и теплым медом.

— Смотри, — сказал мой собеседник, доставая из-за пазухи пищащий комочек.

— Что это? — удивился я.

— Это Номер Один. Он вернулся.

На меня уставились перепуганные глаза-бусинки серого мышонка с написанным на боку номером.

*** Игорь долго провожал меня взглядом.

Как давно я не был возле Колодца, казалось, что прошла целая вечность. Меня больше никто не ждал. Ветер носил сухую красную пыль, и безразличное солнце освещало пока еще мертвую планету. Но я видел будущее. Я знаю. И верю.

«Всё будет хорошо», — словно заклинание произнес я, погладил Чижика-пыжика и посмотрел на свой город. Отсюда была видна вершина купола. На длинной мачте развевалось далекое красное знамя.

А Чижик-пыжик пел. В его незатейливой песне были радость и печаль, большие горести и маленькие победы нового мира. И когда он закончил, то совсем рядом, буквально за моей спиной… Стоит только оглянуться – и дотронешься… Я услышал такую же тихую ответную мелодию. И обернулся.

Sибирский

241: Незапланированная встреча

1

Найдя, наконец, нужный ему 3-й «A» класс, Федор Михайлович тихонько приоткрыл дверь и заглянул. Дети, словно сговорившись, повскакивали с мест и хором прокричали «Здравствуйте, Федор Михайлович!», в задних рядах кто-то прыснул. Слегка теряясь и боязливо косясь на детей, он торопливо вошел и сел на стул, обхватив перед собой шляпу.

В классе был включен его любимый когнито-фон: тонкий аромат талой лесной земли и согретых апрельским солнцем деревьев сочетался с приглушенным щебетом птиц, угадывался далекий сосредоточенный соловей.

Дети как по команде вдруг притихли – в классе бесшумно появилась учительница. Признаться, учителей он и сам слегка побаивался, все потому, что часто не мог понять их разговоров о совершенно неведомых материях – не то технике, не то лингвистике. К тому же, все они, даже женщины, были куда выше него ростом. И казалось невозможным то, что он ни разу не видел их в злости или раздражении, уж у него было время понаблюдать. Да, и самое главное, к чему он, впрочем, невероятным образом привык: они зачастую не ходили, а буквально парили в воздухе, некоторые так довольно высоко, и, что еще поразительней, по собственному желанию исчезали в одном месте и появлялись совершенно в другом!

Федор Михайлович Достоевский стал забывать, что когда-то страна называлась «империей», он давно привык к «Союзу республик», «СССР». Так же привычен был и этот обыкновенный, но все такой же волнительный, как тот первый, в марте 2052-го, урок философии в цикле «Миссия страны».

Как и тогда, дети задавали трудные вопросы. Когда-то он и предположить не мог, что в восемь лет можно с такой ясностью рассуждать об экодемографии или социальной метаэтике, когда-то он и сам таких слов не знал. Этим детям не надо искать национальную идею, размышлял Достоевский, они уже живут ею во всем ее многообразии.

— Федор Михайлович, я вот хотела поинтересоваться, что вы думаете о результатах первой экспедиции «Гагарина» к системе проксима Центавра? — мягкий голос учительницы прервал его мысли.

— Что? Да-да, конечно… С этой, как ее, сверхдальнофокусной телепортацией? А-а, простите, как вас по батюшке?

— Ингрид, просто Ингрид, для нас как-то привычнее без отчества, — она смущенно улыбнулась.

— Ах, да, конечно! — рассмеялся Достоевский, хлопнув себя по колену. — Я и забыл, что мы в Копенгагене.

— Ну что вы, не извиняйтесь, нам самим непросто привыкнуть, ведь русский не так давно стал общемировым, а Датская республика всего-то лишь три года как в Союзе.

Достоевский невольно залюбовался ее неуловимо родными черточками вокруг белозубой улыбки.

— Федор Михайлович, так что же вы думаете? — Ингрид вздохнула, напомнив свой вопрос, и бросила рассеянный взгляд в окно.

— Это очень, очень интересно, — он пытался что-то придумать. — Право, не знаю, как мне толковать вещи, о которых говорили «гагаринцы»…

Прозрачная карточка «холопад» в ее руке засветилась и выплеснула в воздух перед ними почти осязаемые ниточки текста, а рядом – миниатюрных, неправдоподобно живых, идущих по воздуху и жестикулирующих людей. Достоевский всегда поражался такой технике, а когда он, как будто мимоходом, спросил у одного их старшеклассников, как же такое происходит, тот не без лукавства ответил, что гораздо интересней всяких там учебных «лохопадов» то, что «уважаемый классик» сам про них думает.

— Думаю, надо объявить всесоюзное голосование и проработать все версии того, что делать с этим материалом, — сообразил он, наконец.

— Конечно, Федор Михайлович, это само собой. Все проголосуют – кто тайно, кто голографически, все подсчитают и валидируют. Понимаете, в чем дело… мы не уверены, что все здесь понимаем, любая ошибка может стать роковой. Еще так мало людей видят в глобальной перспективе, — эта мысль была ему созвучна, он бросил на нее заинтересованный взгляд.

— Вот скажите, — продолжала Ингрид, — если вокруг вас миллионы голосуют «за», можете ли вы проголосовать «против»? И сможете ли вы защитить свое решение перед этими миллионами, да и перед собой тоже? Масса ведь имеет чудовищную эмоциональную м-мм, как это у перфекторов…

— Индукцию?

— Точно.

Достоевский задумчиво обвел взглядом детей и продолжил:

— Люди часто заблуждаются, но если они будут доверять правде не только в себе, но и в других, то найдут верное решение.

— Интересно, — Ингрид изучающее посмотрела на него, встряхнула холопад и его миниреальность мгновенно растворилась в воздухе.

— Пожалуйста, давайте обсудим это еще с одним человеком, это совсем недолго, — немного колеблясь, произнесла она, протянув ему ладонь. — Не бойтесь, возьмите мою руку.

Достоевский неуверенно протянул ей ладонь. Ингрид положида холопад на стол и сделала какие-то быстрые движения пальцами над ним, и через мгновение в воздухе возникла маленькая кнопка, а под ногами Ингрид образовалась небольшая круглая площадка, на которую она, не глядя, шагнула.

— Вы можете не вставать, просто скажите, когда будете готовы, хорошо?

— Поговорить я всегда готов, но почему, вообще, мне надо готовиться?

— Значит, готовы! — Ингрид напряженно хихикнула. — Дети, урок окончен!