СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Нет.

— Расскажи мне, как это было.

Вижу, как он засуетился, тело в порыве попыталось сдвинуться места, но не смогло.

— Я знаю, что ты хочешь услышать. Хочешь найти виноватых в том… Что произошло?

— Всегда должен быть кто-то виноват.

— Ты не видишь ничего. Я, здесь и сейчас благородя себе. Посмотри, что ради меня сделали…

Я оглянулась. Несмотря на всю мою злость, скорее от безысходности, чем от обиды, место, где мы сидели действительно выглядело уважительно. По сути, мы находились в воздухе, где то над в атмосферных слоях планеты. «Квартира» представляла собой огромный парящий шар, со всеми удобствами. Специальное защитное поле обеспечивало прогулку по небу, энергетическая сетка окружала нас на несколько километров по кругу, так что, по сути, у нас было свое маленькое личное небо. Я всегда придавала этому особенное значение, это сооружение казалось мне особенно величественным. Сердце замирало и выпрыгивало в груди, радостно убегая в далекие перья облаков, когда мои ноги, привыкшие к Марсианской земле ступали на небо.

— Никто, никто не виноват в том, что произошло тогда на Марсе.

— Ты ни разу мне не рассказывал это до конца! — с досадой ответила я.

— В 2061… 61 – ом кажется… Мы впервые отправились на марс, мне было сорок.

— Да, это я знаю.

— Тогда нужно было освоить поле, называемое….

Рассказ перебил кашель дедушки. Веки мгновенно покраснели, и потом шепотом он продолжил рассказ.

— Аквилон. Да. Мы называли этот проект Гиперборея. Слышала… О таком месте?

— Да. Ее называют родиной русских богов…

— Нет, нет… Не совсем так… Гиперборея, она ведь действительно существовала, и путь к ней был страшен и далек. Это… Место располагалось где то в Сибири, путь охраняли полифемы и грифы… Путь на Марс был точно таким же. Очень тяжелым, страшным.

— И вы сами на это пошли?

— Конечно! Ведь благодаря этому, наша страна сейчас лидер во всем мире.

— И никому нет дела до одного человека.

— Ты уверена? Скажи… Сколько людей ко мне приходили за последний год?

— Я… Я…

— Больше ста. У меня каждый день гости. Каждый, каждый придет попрощаться. — я заметила как его губы расплылись в улыбке. Мне было решительно нечего возразить. Я читала книги, там рассказывали о том, как раньше бросали стариков на произвол судьбы. Видела голограммы о том, как немощные руки тянулись к внукам, которые от них отворачивались.

— Сейчас, — продолжал дедушка, — Ни один старик не остается одинок. Если он только не злой. Злые всегда будут одиноки, во все времена. Сама же все знаешь, государственные программы, всем оказывают огромную помощь.

— Знаю я знаю. — я чувствую, как начинаю плакать. Мои слезы потекли на край дедушкиной кровати. Холодное прикосновение до моей руки железными пальцами будто отрезвили меня. Вторая рука дедушки была полностью механическая, как и вся нижняя часть тела. Несмотря на холод, сквозь миллиарды электронов я чувствую тепло.

Я ведь умер тогда, в 61. Я никогда этого не говорил. Наш корабль рухнул в Аквилон, тело собирали по кусочкам. И мне оставили мое сердце. Хотя могли сделать механическое. И так поступали с каждым, кого удалось спасти. Раньше, такие истории были уникальными, такие люди как я – счастливчики. Но теперь… Теперь люди хотят жить.

Ты… Тогда погиб? И…

— Да. Я не боюсь умирать. Я уже был мертв.

Теперь все становится ясно. Слезы стекают по тысячи механизмов внутри него, и испаряются.

— Внучка, я безумно скучаю по Марсу. Не ищи виноватых. Мы подарили людям новую надежду, и жертвы всегда необходимы. Как ни банально это звучит – такова жизнь.

Усмехаюсь. Действительно, глупо звучит.

— И да – продолжает он, — на Марсе я заразился раком. Его мы еще не победили. Освоение Аквилона было самым тяжелым, но самым счастливым моментом в моей жизни. Если бы не это… Возможно, тебя бы не было.

— Я не готова. Я не готова с тобой попрощаться. Не могу. Не хочу.

— Успокойся. Не собираюсь же я прямо сейчас умереть. Мне нужно сменить модуль, подожди, я скоро вернусь.

Выхожу на небо. Самое изумительное – гулять по облакам босиком. Никак не пойму, почему я не падаю вниз. Сколько не объясняли, все равно это выглядит чудом. Я считаю, нечто необъяснимое всегда должно существовать, даже если это на самом деле банально и элементарно, иногда так приятно себя обмануть и назвать это – чудом.

Мои белые ноги обволокли хлопья облаков. Тяжело передать, как это, когда идешь по небу. Это нечто безумно нежное, естественное.

Страшусь называть это раем, но если нет, — то это квинтэссенция красоты природы. Она пустила людей к себе, теперь и на небо. Моя кровь вырывается из меня, вальсирует с небом, растворяюсь, распадаюсь, задыхаюсь.

На крыльце я увидела дедушку. Он сделал легкий прыжок, я его механическое тело подняло его в воздух.

— Я никогда не привыкну к причудам этих механизмов.

Он молча сделал круг по небу, и приземлился передо мной и спросил:

ну что, пошли в дом?

Он умер на следующее утро в окружении своих близких. Все, кто были в эти дни на земле были рядом с ним. И я тоже. Он не был героем, его не знали тысячи людей. О нем не писали в учебниках, и не рассказывают на уроках в галактических школах. Он был обычным человеком.

Венгловский Владимир

244: Чижик-пыжик – птичка певчая

Человек в скафандре космодесантника сидел возле самого Колодца. Увидев меня, он поднялся и шагнул навстречу. Голубые глаза светились радостью. Темная челка под пластиком шлема хулигански спадала на лоб.

— Сегодня у меня… прости, у нас, радость, — вместо приветствия с ходу сообщил он. — Смотри. И протянул мне на ладони записную книжку.

— Что это? — спросил я. — Неужели ее? «Записи Инги Одынец, Марс, 2056 год». Где нашел?! Откуда?! Неужели!.. Возвращается, да?

— Да! — воскликнул он. — Представляешь! Идут обратные волны. Всё возвращается. Мы… Я… Господи, я вычислю период волны. Всё будет хорошо. Это уже больше, чем слепая надежда. Ведь, правда, да? — заглянул он мне в глаза.

На скафандре космодесантника сидела маленькая птичка. Я погладил своего, точно такого же Чижика-пыжика, уцепившегося клейкими коготками за гермоткань на груди. Всё будет хорошо.

— Защищайся, подлый сарацин!

— От сарацина и слышу! Тоже мне, крестоносец нашелся! Ах, ты так! Получай!

Удары затупленных мечей эхом отражались от стен спортзала. Ничто так не помогает вновь привыкнуть к земной силе тяжести, как фехтование. Олег рубанул сплеча. Я едва успел отразить выпад. «Бам-м-м!»

На мгновение мечи замерли. Олег вытянул руки, целясь острием в голову. Клинки скользнули друг по другу, и я успел поднять рукоять, отбивая лезвие гардой.

— Ха! — Олег быстрым движением высвободил меч и, рискуя и открываясь, провел колющий выпад в живот.

Нет уж, это тебе не легкая шпага. Да и ты больше привык к невесомости и силовому экзоскелету, чем к земной гравитации. Ты очень медленный…

Я отбил его меч в сторону, шагнул вперед и толкнул Олега плечом. Мой друг с грохотом повалился на пол, выпуская меч из рук. И слабый…

— Так нечестно! — завопил Олег.

— Проклятый язычник, бой не бывает нечестным! Проси пощады, комсомолец! Мой меч уперся в его решетчатую маску.

— Пощады, Макс! — смеясь, попросил мой друг, поднимая ладонь вверх. Я протянул руку и помог Олегу подняться.

— Уф-ф-ф, — сказал он, снимая маску и вытирая пот со лба, — хорошо ты меня сегодня погонял. Ничего, недельку-другую, и мы сравняем счет.

— Олег, — тихо произнес я, — у меня нет этой недельки. Я возвращаюсь через пять дней на «Альтаире».

— Ты же только что прилетел… Эх… Значит, на Выборы и обратно, да? Вот как? Совсем одичаешь на своем Марсе, Одынец. С таким успехом мог бы и вообще не возвращаться. Там, у себя, и проголосовать, а с родителями только по визио общаться, не вылезая из-под купола. Домосед, блин. Марсианин. «Они были смуглыми и золотоглазыми». Я промолчал.

— Макс, — вдруг сказал Олег, положив руку мне на плечо, — я же не просто так пришел, ты знаешь. Ты нужен мне там, среди астероидов. Людей не хватает. Ты же тоже комсомолец, Максим. Олег протянул значок.

— Это твое, Макс.

На фоне красного костра золотыми буквами блестела надпись: «Максим Одынец». Далее, под перекрещенными старинными ракетами, было дописано: «СССР. КОсмический Межпланетный СОюз МОЛодежи». Я поднял руку и взял значок. На ладонь Олега упала капля крови.

— Макс, ты чего? Я что, тебя задел? Я не хотел… Или? Что, до сих пор кровоточит?

— Иногда, Олег. Очень редко. Наверное, на непогоду.

Я сжал значок и сунул в карман. Когда-то, пять лет назад, он блестел на моем скафандре.

— Волнуешься? — спросил я.

— Опасаюсь, — ответил Олег Соловьев, командир Первой Марсианской ячейки космодесантников. — Знаешь, нутром понимаю, что всё рассчитано, взвешено и даже разложено по полкам, но такой, чисто животный страх имеется. Помнишь, нам рассказывали, как на первых испытаниях атомной бомбы ученые боялись цепной реакции термоядерного синтеза азота в атмосфере? Понимали же, что не должно рвануть, а всё равно поджилки тряслись.