СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

Остальное ты знаешь. «Полководец» принял вас на борт. Дозаправил нас кислородом и топливом, и мы бросились обратно. Не заходя на базу.

Мы не успели. Когда вышли к «Лунам», там уже было не протолкнуться от кораблей. Два «спас-карго», несчитано «блох», лаборатория Центрокосмоса, даже мобильный госпиталь с Пояса. И все, как и мы, опоздали. На борту не осталось живых.

Нам не дали подняться на борт. Тела эвакуировали и на «Лунах» работали криминалисты и эксперты Центрокосмоса.

Так мы с места в карьер въехали в расследование. Уже на борту спасателя выяснилось, что Табиб, используя медлабораторию «Лун» синтезировал чего-то-там-барбитал. За десять часов до того, как закончится кислород, он сообщил пассажирам, что у них есть сигнал со «Спас-карго», но тот сможет подойти только через двенадцать часов. Поэтому им нужно экономить каждый вздох. Он попросил их разойтись по каютам и надеть маски системы аварийного жизнеобеспечения. Предупредил, что даст снотворный газ, человек во сне дышит реже и это позволит им выиграть пару часов.

Никакого «Спас-карго» не было и в помине. Он обманул пассажиров. Команда была в курсе и подписалась под его решением. Табиб ждал.

Сам он оставался без маски. До последнего. На тот случай, если чудо всё-таки произойдёт и к ним успеют. Так и умер, правая рука на вентиле баллона с противоядием, левая – на баллоне со снотворным газом.

Дальнейшее можешь себе представить. Бумаги, комиссии, бумаги, разборы, бумаги, психокорректоры. Когда к каждому из нас приставили личного психокорректора, я понял – моей карьере на «дальняке» светит преждевременный конец. В отставку я уйду героем, но ключевое слово здесь – уйду. И максимум, на что после этого смогу претендовать – сидеть диспетчером на Магистрали, да и то, если «мозгокруты» не сочтут это слишком уж травмирующим занятием для бывшего спасателя.

Знаешь, я тогда был в таком состоянии, что у меня даже не осталось сил огрызаться.

Ты можешь судиться, можешь писать рапорты, можешь каждый год проходить процедуру переосвидетельствования, и, всё равно, где-то, намертво вшитые в твой личное дело, стоят проклятые пять-шесть цифр, закрывающие тебе Дальний Космос. Двадцать семь лет. А мне начинать жизнь по-новой.

Но мне-то ещё нечего, я ж ремонтник, вечный пассажир, а вот Юрке и Ирине… Вот им-то… И землю из-под ног вышибло, и небо закрыло.

Я не удивился, когда в один вечер в мою каюту постучали, я открыл, а на пороге Ирина. С таким лицом, что и без слов становилось понятно, зачем пришла. И вот не поверишь, в том момент, когда она шагнула ко мне, где-то, за правым плечом, как мне показалось, вдруг грянул радостный голос Табиба: «Подкаблучник!»

И всё, что я почувствовал в тот момент – злость! Мало того, что этот гад погиб, оставив меня горевать, так ещё и прикалывается надо мной после смерти.

С Иркой у нас сразу закрутилось по-серьёзному. Я такого не ожидал. Ты же сам понимаешь, это с Земли все на «дальняке» кажутся одной большой семьёй. Попробуй-ка при ремонтниках выскажись плохо о шахтёрах, или при шахтёрах – о пилотах. Настучат по всему, до чего смогут дотянуться. Быстро, качественно и больно.

На деле все куда сложнее. Спасатели, ремонтники, шахтёры – это одно. А пилоты – другое. Каста. До драк не доходит, но небесная братия всегда держится особняком от сухопутной.

А тут – Ирина. Пилот. Старше меня на три года. Ещё и выше на пять сантиметров. И в бывших у неё – Юрка. Трудно нам с ней было… но как-то мы с ней притесались друг к другу, что ли. Вроде бы и любви, охов-ахов этих нет, а… Мы словно заполнили друг друга. Все трещинки, выщерблины, пустоты – всё заполнено ей. И ты точно знаешь, что и у неё – также.

Забеременела она почти сразу. Ещё на базе, где мы ждали вердикта психокоррекции. И когда сказала мне об этом, сухо так сказала и добавила, что очень хочет этого ребёнка, я тебе клянусь – этот двухметровый облом снова заржал и рявкнул у меня за спиной: «Серёгин – снайпер! Ну ты Дед, дал!». Ну вот и кто он после этого?

В общем, когда нас всё-таки списали, Ирка была на втором месяце. Поженились мы уже на Земле. Через семь месяцев она родила мне Ирину младшую. Ирчу. И почти сразу пошла работать. Преподавателем в лётную академию в Риге.

Повезло им с преподавателем. Пилот с дальняка, с реальным и богатым опытом. Остальных-то с небес за ногу не стащишь. Но зато «курс Серёгиной» – это теперь знак качества. Лучшая рекомендация.

Так что кормящей матерью у нас в семье, поневоле оказался я. Поэтому Ирча-младшая стопроцентно папина дочка.

Это только кажется, что в двадцать семь легко начинать вновь. Но я справился. Видишь ли, от всех этих мозгокопаний, всё-таки, вышла хоть и небольшая, но польза. Пока «мозгокруты» шарили по закоулкам в моей голове, выяснилось, что я «энэкс». Неинициированный экстрасенсорик. Или «эник», если по простому Предлагали мне тогда пройти обучение и растормозить, но за три месяца их душевных со мною бесед, чего точно не хотел – так это угодить в мозгокруты. Я, конечно, понимал, что готовому «эксу» не обязательно дорога в психокорректору, но как-то они у меня прочно в один образ слились.

Так вот я, со своими способностями и пошёл в «маяки». После аварии «Лун» Земля полностью изменили систему контроля полётов. Корабль теперь вели двадцать четыре часа в сутки. Неинициированный «экс» способен держать до двенадцати кораблей одновременно. С помощью специальной аппаратуры – до двадцати пяти. И маршруты теперь расчитывали таким образом, чтобы корабли были в дне-другом пути друг от друга.

В «маяки» я попал сразу после создания службы. «Эник», с опытом полётов, с работой на дальняке за плечами – самое оно. И могу тебе сказать – нынешняя система безопасности полётов – это в большой мере и моих рук дело.

Двадцать три года здесь. Ветеран. «Маяк 24–10», рабочий позывной «Табиб».

Двадцать лет всё было более-менее гладко. Ирча-младшая росла. Ирча-старшая преподавала. Я вёл корабли.

И вдруг в нашей жизни возник Юрка. Он, в общем-то, и так никуда не пропадал, но на старости лет нашему кэпу взбулдыкнуло двинуть в политику. Я, грешным делом, иногда думаю, что великая и могучая психокоррекция по этому поводу, до сих пор кусает себе локти. Лучше бы они тогда оставили его в небе.

Юрка, мало того, что судился с ними постоянно, опротестовывал любое решение, ставил под сомнение все выводы, в общем, трепал нервы, как мог, так, в конце концов, добился пересмотра стандартов в психокоррекции. Ему, как главе профсоюза пилотов, это можно было делать на законных основаниях и, не опасаясь последствий. Не для себя же старался – для ребят. Небесные его боготворили. Да чего там, и сейчас на руках готовы носить.

Поэтому, когда он двинул в президенты Земной федерации, ему себя и рекламировать не надо было. На его фоне других кандидатов просто не заметили.

Но вот, когда он явился к Ирине и предложил ей участие в кампании… с дальним прицелом, что Ирка станет у него премьером. И когда Ирча-старшая вдруг согласилась. А за правым плечом у меня грянуло возмущённо «Конокрад!!!». Вот тогда я рванул бить нашего будущего товарища президента.

Хорошо, что Ирча-младшая уже женихалась со своим Бо Савицким и тот, спецназовец этакий, спасая будущую надёжу государя, скрутил меня и утащил с кухни.

Так что в биографии нашего дорогого президента есть такой печальный факт: «маяк» с погонялом Табиб, набил ему как-то морду. Правда он этот факт не афиширует, прямо таки не пойму – отчего же?

С Ирчей-старшей мы потом долго и серьезно говорили. Она сказала мне, что это ей необходимо. Так же, как было нужно прийти ко мне, и родить от меня ребёнка. Я поставил только одно условие: делайте что хотите, ребятушки, избирайтесь, хоть в императоры Марса, но в нашей с Ирчей-младшей жизни, вы ничего менять не станете.

Ирча-младшая будет работать в своём госпитале и продолжит учиться, а я, как работал «маяком», так и останусь. И никаких там дипломатических приемов, смокингов, личной охраны, согласований каждого шага и прочих интриг бургундского двора. Это не моя жизнь. Моя жизнь – вести корабли. И Ирина согласилась.

Ты знаешь чем мы занимаемся. Мы просто приглядываем за вами. На каждом корабле в команде есть одни-два «эника». И ментал-блок – для страховки. «Эксы» на борту говорят, что мы – не маяки, а страховочные тросы. Мы держим их. Людей и корабли. Двадцать четыре часа в сутки. Без выходных.

И сегодня я стану держать тебя «самый младший». Поведу через тьму. И если что-то случится, ты позовёшь меня, и я обязательно услышу. В любое время дня и ночи. И приведу к тебе помощь. А если я растеряюсь, или устану, или отвлекусь на миг и в этот момент что-то случится, за правым плечом у меня оглушительно рявкнет: «Дед!» и я все пойму. Так уже было. Так что не волнуйся, самый младший. Мы с Табибом за тобой присмотрим.

Соболев Иван