СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

Ему стало трудно дышать, он расстегнул воротничок, по руке пробежала мимолетная рябь как бы с цветным песком, такое бывало и раньше, в минуты сильных переживаний.

— Ну что же, Федор Михайлович, — Достоевский нервно обернулся, пронзив Сергея Михалыча отчаянным взглядом, но тот не смутился, — мы можем отправить вас на встречу прямо сейчас.

— Валяйте! — Достоевский только махнул рукой.

— Ну, удачи вам! Помните о том, что я говорил – как с детьми! — он вынул свой холопад, направил его на классика и тот исчез, пытаясь что-то сказать в ответ.

И в ту же секунду завис точно в центре огромной сферы, медленно поворачивавшейся вокруг своей оси. Одна половина ее являла изнутри идеально гладкое зеркало, к другой же, прозрачной, по кругу, оставляя в середине окно размером с небольшой стадион, была пристыкована дюжина каких-то модулей, каждый величиной с двухэтажный дом. В космической черноте «окна» миллионами искр горели звезды. Достоевский не сразу понял масштаб сооружения, но, увидев широкий иллюминатор в одном из окаймлявших прозрачную полусферу модулей и горстку смотревших оттуда на него людей, он вскрикнул.

Люди в иллюминаторе зашевелились и быстро отошли от «окна». Он заметил, как в зале замелькали фигурки из холопадов, а через пару секунд на него буквально нахлынули спокойная уверенность наравне с легкой эйфорией.

Отстраненный женский голос, чем-то похожий на голос актрисы начала века Ренаты Литвиновой, начал обратный отсчет: «..пять…четыре..».

«Три…два…один…старт» – ровно и умиротворяющее разносилось в гигантском шаре. Прямо по середине «окна» на Федора Михайловича смотрела та самая альфа Центавра (а точнее – невидимая глазу проксима Центавра), о которой писали фантасты уже более ста лет. Подумать только, космонавты Союза и он будут первыми, кто впервые в истории человечества прикоснется к другой звезде.

Достоевский уловил какое-то движение, словно ветер, вокруг зеркальной части. Приглядевшись, он понял, что это что-то невероятно быстро крутится, превратившись в еле заметную дымку. Шар заполнился слабым фиолетовым свечением, и вдруг все стало абсолютно темно. Ни одного лучика, ни одного звука. Пошевелиться было невозможно, он чувствовал абсолютный покой твердеющего гелия, само время будто остановилось.

Он не знал, как долго длилось это совершенное ничто – годы или мгновения, но в то же время он, наконец, понял, что существует, пусть даже в этом нигде и никогда. И с этой мыслью Достоевский «отключился».

3

Федор Михайлович приоткрыл глаза, и перед ним распахнулся прозрачный купол с россыпью миллионов звезд вокруг заполнившего полнеба кроваво-красного шара. «Вот и проксима», — промелькнуло в голове. Понемногу придя в себя, он осмотрелся вокруг и тут же зажмурился, выставив перед собой ладони – он лежал на кресле в главном зале «Гагарина», а прямо перед ним покачивалось нечто светящееся, переливающееся насыщенными оттенками розового, голубого и зеленого.

У этого сгустка плазмы не было четких границ, лишь по бокам – словно волны или какие-то психоделические крылья, колыхались две то сворачивавшихся, то распускавшиеся «ветви».

Ничего не происходило, Достоевский опустил руки и приоткрыл глаза – существо покачивалось на том же самом месте.

— Здравствуйте! — от страха неожиданно громко выпалил Достоевский. Существо продолжало колыхаться и играть цветом, ничем не отреагировав.

На несколько секунд воздух в зале как будто вытеснило ощущаемое кожей напряжение.

— З-здравствуйте, меня зовут Федор Достоевский, я человек с ближайшей к вам звезды и пришел с миром, — выдавил он из себя без какой-либо надежды на понимание.

— Здравствуйте, Федор Михайлович! — существо откликнулось чистым юношеским голосом, идущим отовсюду сразу, отчего автор «Бесов» буквально подпрыгнул в кресле, а редкая шевелюра его заметно приподнялась.

— Д-да-да, что же в-вы раньше молчали? — заикаясь, прошептал классик.

— Я изучал вас.

— То есть как? Вы читали мои мысли?

— Мне это не нужно, ведь вы не совсем человек.

— Но позвольте, я..

— Я знаю, кто вы. Как вы перенесли телепорт, все в порядке? — в неизвестно откуда разносившемся голосе угадывалась, к его удивлению, забота.

Достоевский вспомнил то чувство, от которого он успокоился в небытии телепортации.

— Да… Я вдруг почувствовал, что я есть.

— Да, вы есть. Открою вам небольшой секрет: из всех суперпроекций сегодня на Земле вы – единственный, кто на самом деле есть.

Достоевский уже открыл рот, но существо сразу же озвучило ответ.

— У вас есть душа.

— То есть, у проекций других известных людей ее нет? — неожиданно для самого себя он перескочил на этот нелепый вопрос.

— То, для чего вы понадобились людям, требует души. Кроме того, Достоевский без души – это уже не Достоевский.

— Х-хорошо, — осторожно согласился Федор Михайлович, решив пока не трогать инопланетные представлении об этике и, тем более, не возражать.

— Для вас я хотел бы называться именем «Уриил».

— Э-э. Ведь это имя одного из архангелов?

— Вы правы, но не в этом суть. Я выбрал для встречи вас и…

— ВЫ?

— Я. Неважно, как, но именно вас я вызвал.

— Значит, вы внушили это перфекторам? Но для чего?

— Чтобы узнать о будущем людей.

— Простите, я не понимаю, какое это имеет значение, для этого нужен ученый, властитель или хотя бы… постойте, — он, кажется, понял.

— Все, правильно, нам был нужен учитель. Учитель, но не простой, а тот, кто знает людей настолько, насколько знаете его вы.

— Я – учитель?

— Не совсем, но вы знаете великое множество пока еще маленьких людей, в какой-то мере видите их будущее. Будущее вашей планеты.

— Д-да, что-то подобное мне приходило в голову.

— Не что-то, а Промысел. Двадцать лет назад академик Волков открыл генетическую суперпроекцию, а через 9 лет появились, или, точнее, возродились вы, так?

— Положим, что возродился.

— Но перед этим, в середине тридцатых в Союзе прошли первые опыты по телепортации материи. А теперь люди делают первые шаги в межзвездной телепортации. То, что между открытием Волкова, вами и телепортацией есть прямая связь, не относится напрямую к нашей теме, но можете поверить, эта связь бесспорна. Могу лишь сказать, что и это – Промысел.

Достоевский лишь изумленно смотрел на волны плазмы перед собой.

— Люди технически доказали, что они могут войти в галактическую эру.

— Очевидно, так, — Он немного пришел в себя.

— Но может ли галактическая эра принять человечество?

Достоевский подскочил от неожиданности.

— И-и, как же я вам скажу? Это же вам решать, а не нам.

— Конечно, решим это мы, но для этого мне нужно узнать кое-что от вас.

— Что же?

— Чего хотят дети?

— Ну, это сложно в двух словах сказать. Одни хотят стать космонавтами, покорять галактику, другие – гидроинженерами, бороться с затоплениями в Китайской республике, третьи – гравитационщиками или даже социальными перфекторами.

— Нет, я не это имел в виду. Чего они хотят в мире? Как они хотят жить?

— Конечно, при социализме, в Союзе. Ведь в нашей стране во главу угла поставлен не капитал, а человек, а государство только защищает равенство возможностей для всех, гарантирует образование и охрану здоровья.

— И не это. Кстати, у государства, которое защищает всех, велик соблазн взять этих всех под контроль, диктовать свою волю и подчинять. Вы же знаете, как это было у вас в прошлом веке?

— Вы имеете в виду построение коммунизма железной рукой? Этим люди уже переболели, и никто не станет голосовать за диктаторские законы, за цензуру, однобокое идеологическое образование, я не помню ни одного перфектора, который бы…

— Постойте, это лишь частный случай. И вы не знаете, в какие ловушки можно попасть, если мыслить только категориями социальных перфекторов.

— Люди, наконец, поняли, что такое свободный выбор.

— Да, но поняли ли они, какова ответственность при настоящей свободе? Я хотел бы вам кое-что показать, — здесь переливы плазмы стали пульсировать ослепительно белым и Достоевский зажмурился.

— Взгляните.

Достоевский открыл глаза, чтобы удивиться в очередной раз за этот день. Он стоял на холме в окружении причудливых доисторических папоротников, Уриил парил рядом. Ящеры всех видов и окраса – кто медленно, кто быстрее, сновали, перелетали, рыскали или медлительно топтались в низине перед ними.

— Этот тираннозавр свободен, так же как та пара птеродактилей, ну и те бронтозавры тоже. Понимаете, животные не знают несвободы, но они не ведают и ответственности. Эволюция, как говорят о земном биологическом Промысле люди, учит, что выживает наиболее приспособленный.