Совьетика - Ирина Маленко

Я смотрела себе под ноги и чувстовала, как в глазах закипают слезы. Вот-вот начнут капать мне на туфли. Этого еще только не хватало! Я медленно подбирала подходящие слова, чтобы ему достойно ответить . Так, чтобы он не видел моей слабости.

– Разве я когда-нибудь спрашивала тебя хоть что-нибудь о твоей личной жизни? – медленно отчеканила я.

– Нет, но… – он был удивлен. – Я… я… я не могу так…. ты не знаешь, каких трудов мне стоило, чтобы у меня хоть немножко что-то наладилось… И вот только-только как….

Синица в руках, значит. А я – это журавль в небе. Ну что ж, и на том спасибо…Это, можно сказать, комплимент.

«Настанет день, и в журавлиной стае

Я поплыву в такой же сизой мгле,

Из-под небес по-птичьи окликая

Всех вас, кого оставил на земле…»

– Понимаешь… ведь ты же это просто так… а я … а там у меня уже…

Кто ему сказал, что я это «просто так»? Ничего себе «просто так»!Да я умерла бы от счастья, если бы… Да я о таком даже и мечтать не смею!

– Я… я пошел?…- робко спросил он. Как будто если бы я сказала ему остаться, он бы остался!

– Конечно, иди, а то на поезд опоздаешь, – ответила я. Лицо мое пылало.

И он повернулся и почти побежал! И Киллайни Бэй навсегда померк в моих глазах…. С тех пор я не могу бывать там. Просто физически не могу.

Такая любовь бывает один раз в миллион световых лет!

А ему она не нужна… совсем не нужна…

Тогда зачем, зачем он целовал меня так, вот уже почти год, почти 12 месяцев подряд?

Разве это не жестоко? Если бы не его треклятые поцелуи, я бы сдержала свои чувства, любовалась бы им на расстоянии и была бы вполне счастлива одним тем, что могу просто говорить с ним! А теперь джинн вырвался из бутылки, да так, что всю бутылку разнесло вдребезги, и ему даже вернуться некуда…

Что теперь будет делать ставший бездомным вырвавшийся на свободу джинн моих чувств? Умирать медленной смертью, как улитка без раковины?

Было от чего заплакать. Но я даже этого не могла.

В таком состоянии я не могла возвращаться домой. Тем более, что дома меня никто не ждал, кроме 4 пустых стен. Даже сама мысль о том, чтобы ехать куда-то в одном с Ойшином направлении, наполняла меня ужасом. Ничего не видя перед собой, я кое-как доплелась до первого попавшегося отеля и сняла номер на одну ночь. С собой у меня была купленная по дороге бутылка красного вина.

«Завтра с утра мне на работу… но это ничего…»- думала я словно в бреду, – «С утра и на первый автобус… немного опоздаю, но один раз переживут, я же за два года ни разу не опаздывала….»

***

…»Зачем он тебе?… Ведь тебе только бы лишь выйти замуж… не так уж и важно, за кого…Найди себе кого-нибудь другого… такого же, как ты сама… А для меня без него не светит солнце. Не пахнут цветы…Не верится в светлое будущее человечества и в справедливость. Тебе ведь лишь бы не быть одной, правда? А вот я готова и даже хочу быть одной – если не будет его… «

Я просыпаюсь от собственного беззвучного крика – и тут же словно проваливаюсь в какую-то яму и снова засыпаю. Тревожным, тяжелым сном, который прерывается каждые полчаса. Мне снится та самая комната, в которой я сплю… тот самый зеркальный шкаф во всю стену… в зеркале этом отражаемся на постели, в белизне простынь, мы с Ойшином, и происходит все то, чему не суждено сбыться…

Пить надо меньше.

…Когда я проснулась окончательно, вся подушка моя была мокрой от слез. А вот самих слез опять не было – видно, все кончились за ночь.

Совершенно разбитая, спустилась я вниз, заплатила по счету – и побрела на электричку: успеть бы на первый белфастский автобус….

«Дождливый сезон» снова начался в автобусе. Все три часа в автобусе по щекам у меня без остановки текли горючие слезы. Остановить их я бы не смогла никакими силами, даже если бы и захотела. Я закрыла глаза и дала им полную волю. Как во второсортной индийской мелодраме. И за это я ненавидела себя еще больше. Господи, ну почему, почему я не промолчала?

Прямо с автобуса мне надо было идти на работу. С докладом о своей командировке.

Краски вокруг меня померкли; жизнь, казалось, утратила свое предназначение. И я начала жить по инерции, только «потому что надо»…

Глава 19. Поворот судьбы

«-Гедеван, ты молодой еще, поживи…

– Дядя Вова, скрипач не нужен!…»

С горя человека часто совершает глупости. С отчаяния – тем более.

По вечерам после работы я долго бродила по дюнам, вдыхая соленый морской аромат. Домой идти не хотелось. Вокруг была такая красота – а разделить ее было не с кем. Ведь, если вы помните, Лизу моя эмоциональная мама опять увезла в Россию. Если я хоть раз в жизни была близка к самоубийству, то это было именно в те весенние дни.

Выходные стали просто невыносимыми. Дермот, который не знал и половины того, что со мной происходило, пообещал, что мы увидимся в ближайшую пятницу. Что ж, на безрыбье и рак рыба…Но в пятницу вечером, когда я уже собирала вещи, он позвонил мне с извинениями и сказал, что в эти выходные ему надо будет ходить по домам избирателей – приближались выборы. Как будто он этого раньше не знал!

Как я ни сдерживала себя, а тут не выдержала. Мы почти поругались. Я пыталась объяснить Дермоту, насколько важно для меня не быть одной именно сейчас, но он только от меня отмахнулся. Конечно, для человека преданного политике она всегда будет на первом месте, но ведь кроме политики еще есть и такое понятие, как дружба. Тем более, что ради американской тещи он брал отгулы даже во время предвыборной кампании. Неужели Дермот всерьез считал, что они проиграют на выборах только из-за того, что он обойдет какое-то количество избирателей не в этот день, а чуть позже? Тем более, что времени до выборов оставалось еще более чем достаточно.

– Мы знакомы не первый день. Я никогда не просила тебя о встрече, Дермот. Но сейчас мне действительно очень надо тебя видеть. Очень, – сказала я в последний раз, уже предчувствуя его ответ.

– Я все понимаю, ЛДТ, я рад, что ты хочешь меня видеть, но сейчас, пойми меня, ну никак не могу… Когда смогу – то как только, то сразу! Эти выборы будут иметь решающее значение для нашей стратегии, и если мы покончим в нашем районе с преимуществом СДЛП, то….

Ага, то Ирландию сразу сотрясет революция… Я отняла трубку от уха: пусть поговорит. Минут через пять приложила ее опять к уху. Дермот все еще продолжал свою программную речь. Я поймала себя на мысли, что он тренируется на мне – как герой Вицина в «Операции «Ы» тренировался на кошках. От этой мысли мне стало смешно.

Но настроение у меня было очень даже серьезное. Пора что-то менять в жизни, и менять по-крупному.

Может быть, я эгоистка? Думаю только о себе?

Но с какой стороны я ни смотрела на ситуацию, мне вспоминалась американская теща, появление которой, в отличие от моего, предвыборной кампании не мешало. И то, что всего три дня назад Дермот сам звонил мне, чтобы договориться о встрече в эти выходные.

Что ж, мое положение естественно для положения любовницы женатого человека. Я сама в свое время согласилась с этой ролью. Но хочу ли я и дольше оставаться в этом положении? Даже если бы на свете не было Ойшина. И неважно, что он отверг меня – его места в моем сердце уже никто не займет. И любви к Дермоту это мне не прибавило.

В тот день я зареклась себе, что между мною и Дермотом все кончено. Я не стану картинно объявлять ему об этом. Не буду устраивать некрасивых сцен. Просто в один прекрасный день навсегда исчезну из его жизни. Причем тогда, когда он меньше всего этого ожидает. Без объяснения причин и выяснения отношений. Этим я хоть немножечко дам ему почувствовать то, как я чувствую себя сейчас.

В конце концов, пришло время подумать и о себе. Хотя бы немного. Иначе у меня скоро совсем откажут тормоза.

…Когда мне не хотелось после работы идти домой, я шла вместо этого в интернет-кафе и долго бродила по интернету в поисках косвенной информации об Ойшине. Прямую я больше искать не отваживалась. Скоро, совершенно для самой себя неожиданно, я вышла на целую кладезь инфомации о его родных: его многочисленные племянники и племянницы, в основном подростково-хулиганского возраста, буквально кишмя кишели на таких сайтах, как «Бебо» и «Фэйсбук». Было поразительно наблюдать за контрастом между этими еще только вступающими в жизнь молодыми людьми и их родителями. Было удивительно, как у таких преданных своему делу и идейно закаленных родителей (все братья Ойшина тоже были участниками антиколониальной борьбы) могли вырасти настолько пустые и недалекие отпрыски. Точно яблоня, которая всегда давала хороший урожай, а в нынешнем году вдруг ни с того, ни с сего буйно отцвела сплошным пустоцветом.

Но это в природе что-то может быть ни с того, ни с сего, а в человеческой жизни «ни с того, ни с сего» ничего не бывает. Было такое ощущение, что пока их отцы сидели в тюрьмах и отстреливали британских солдат на улицах Белфаста, а матери носили им тюремные передачи да стучали по тротуарам крышками от мусорных бачков, предупреждая бойцов о надвигающейся облаве, воспитанием их детей вообще никто не занимался. Вполне возможно, что именно так оно и было. И, честно говоря, это было очень грустное зрелище. Намного грустнее бесхвостого ослика Иа. По сравнению с ними даже Пейсли-юниор c его «покушать» в качестве хобби выглядел титаном мысли и отцом североирландской демократии.