Совьетика - Ирина Маленко

Но это в природе что-то может быть ни с того, ни с сего, а в человеческой жизни «ни с того, ни с сего» ничего не бывает. Было такое ощущение, что пока их отцы сидели в тюрьмах и отстреливали британских солдат на улицах Белфаста, а матери носили им тюремные передачи да стучали по тротуарам крышками от мусорных бачков, предупреждая бойцов о надвигающейся облаве, воспитанием их детей вообще никто не занимался. Вполне возможно, что именно так оно и было. И, честно говоря, это было очень грустное зрелище. Намного грустнее бесхвостого ослика Иа. По сравнению с ними даже Пейсли-юниор c его «покушать» в качестве хобби выглядел титаном мысли и отцом североирландской демократии.

Среди окосевших от алкоголя полудетских мордочек, которые вповалку спали на диване или тискали друг друга целыми группами на вывешенных на этих сайтах фото мое внимание привлек один из юных племянников Ойшина по имени Пат (видимо, в честь дедушки). Привлек исключительно внешним с ним сходством, так как по своим человеческим качествам привлечь меня такой тип никак не мог: Пат был ярким представителем вышеописанного поколения белфастских тинейджеров.

У него были такие же, как у Ойшина, голубые глаза и такие же почти сросшиеся у переносицы черные брови. И глядя на него,можно хорошо было представить себе, как выглядел мой герой в далекой уже теперь своей юности. Когда не было интернета, а подросткам здешним было не до валяния дурака. По крайней мере, в таких пропорциях.

Я читала глупости, которые Пат оставлял на своей страничке – причем не какие-то «милые глупости», а самые форменные, такие, что у меня просто волосы дыбом вставали. Его существование на нашей планете было настолько пустым, что, читая его полуграмотные перлы, трудно было не воскликнуть: а зачем вообще живут на свете такие двуногие, зачем коптят они наше и без того давно уже не безоблачное небо?

Среди глупостей Пата мне бросилось в глаза, о чем он мечтает.

«Хотел бы я **** взрослую, опытную, роскошную женщину, желательно какую-нибудь иностранку…».

Сначала я посмеялась – да ни одна порядочная иностранка не подойдет к нему и на пушечный выстрел! Опасаясь, что он украдет у нее сумочку. А «непорядочных иностранок» здесь еще пока очень мало- благодаря доктору неизвестно каких наук Иану Пейсли (и это единственное из его политики, под чем я готова была подписаться обеими руками!)

Но обида моя на Ойшина все не утихала. И тогда в голове моей созрел идиотский план черной мести…Сейчас мне стыдно даже вспоминать об этом.

А что, если дать осуществиться мечте этого идиота – и… Я представила себе похожего на Ойшина малыша – и желание совершить эту беспросветную глупость стало почти непреодолимым. Видимо, все-таки дает о себе знать возраст… Биологические часы.

Я зажмурилась и застучала пальцами по клавиатуре.

– Hi gorgeous ! Ну так как насчет взрослых независимых женщин экзотического происхождения?…

Племяннику Пату много не понадобилось. Уже через неделю бурной переписки мы договорились встретиться в пабе «Корона» в Белфасте, и мне заранее было понятно, чем такая встреча кончится… Я не назвала ему своего настоящего имени и про себя надеялась, что эта встреча будет первой и последней.

****

… Британия…

Страна, где бывшему премьеру с годовым доходом более чем в полмиллиона фунтов можно не платить за 25-фунтовый билет на поезд и за лицензию на телевизор в 100 с небольшим фунтов, а ожиревший бывший вице-премьер, страдающий, по его словам, булимией, за государственный счет покупает себе продуктов на 6000 фунтов в год – зато многодетного отца штрафуют на 200 с лишним фунтов лишь за то, что крышка его мусорного бака, которые опустошают здесь только раз в две недели, была приоткрыта на несколько сантиметров. Где мать, 10-летний сын которой пожаловался полиции, что она его шлепнула за то, что он матерился, теряет из-за этого работу и даже временно всех остальных своих детей – зато «сладкая парочка» с высокопоставленными связями, оставившая без присмотра своих малышей в чужой стране (только ради того, чтобы поразвлекаться вечером с друзьями) и потерявшая в результате этого одного из них, прославляется на всю страну как пример родительской любви, спонсируется миллионерами и даже наведывается в Европарламент, чтобы читать там лекции.

Страна, в которой все перевернуто с ног на голову, в которой добро объявлятся злом, а зло – добром, в которой агрессия против другой независимой страны именуется ее «освобождением», а головорезы-оккупанты – «нашими бравыми героями». Иногда у меня такое чувство, что эпидемией бешенства – не знаю, коровьего или демократического – здесь охвачено уже почти все население. Докатилась эта эпидемия и в наши суровые края.

Но дурачки вроде Пата, конечно, не понимают этого – и бурно радуются «прогрессу».

Когда я работаю, у меня нет времени ходить по Белфасту, а когда не работаю – я не езжу туда специально. И потому когда я в очередную субботу приехала в Белфаст – на свидание к Рафферти- юниору,- я была просто сражена тем, насколько изменился город.

Старый Белфаст был суров, но полон «грозной красоты», описанной ирландским поэтом …. Несмотря на мертвые каркасы зданий чуть ли не в самом центре.

А от нового Белфаста веяло мертвечиной другого сорта. Гламурной мертвечиной потребительства. Из города гордых людей, боровшихся за свободу он как-то быстро и незаметно превратился в город увлекающихся мастурбацией.

Этот новый, совершенно чужой для меня Белфаст был похож на апрельскую землю: снег сошел, и из-под него повсюду выступили накопившиеся за зиму многочисленные какашки. Какашки обоих полов до опупения бродили по магазинам и барам и наслаждались процессом потребления. Наконец-то они приняты на равных в мировую цивилизацию шопинг-моллов!

Я шла по улице, а вокруг меня суетились аборигены – осчастливленные тем, что им наконец-то позволили «прибамбаситься» и стать равноправными британцами. Они с одинаковым наслажденем примеряли на себя модельные платья, кроссовки «Найке», звания констеблей или должности председателей различных комиссий и комитетов по борьбе с бедностью и с дискриминацией. Пользы от этих комиссий было как от козла молока, и создавались они только для успокоения совести особо совестливых, которым неприятно было понимать, что они сидят на шее у всего остального земного шара (жизнерадостное плохообразованное большинство этого даже и не понимало!). Они получали хорошую зарплату, и это помогало им в полной мере почувствовать себя благородными борцами за права человека в каком-нибудь далеком Дарфуре или Тибете. Дорвались!!!

Город был изуродован гламурными новостройками до неузнаваемости.

Почему-то этому полагалось радоваться. Не радоваться означало «mauvais ton ”- примерно так же, как не радоваться наступлению «свободы и демократии» а-ля Ельцин в России. В ушах так и стояло вомущенное голландское «Maar Moskou floreert !” в ответ на мой честный им рассказ о том, как живется людям в «освобожденной» России.

«Maar er wordt flink geinvesteerd !”- заорали бы голландцы в ответ на мое описание Белфаста. Белфаста, изнывающего по ночам от разнузданного хулиганства, на которое больше нет управы. Где спиваются и умирают молодые женщины. Где алкоголиками и наркоманами становятся дети. Где старики стали бояться открывать двери…. Ach pot toch op met jullie investeringen !

«Sell-outs !” – тихо кровоточили граффити на стенах Фоллс роуд. А «революционеры» с упорством, достойным лучшего применения, все добивались новых американских инвестиций…. «Посмотрите, чего мы достигли!»- с гордостью говорили они иракцам и прочим несмирившимся, показывая им свой изнасилованный корпорационными небоскребами город, – «Ведите себя хорошо – и британцы и вам чего-нибудь дадут!» Им не хотелось думать о том, что для того, чтобы сделать их «равными» и подборосить им «чего-нибудь»,британцам надо было начать грабить еще кого-то нового в другом уголке мира. Ведь не от себя же они, родимые, будут что-то отрывать!

Неудивительно, что Ойшин хотел бежать из этого мертвого города. Он сказал мне как-то, что хочет переехать в Дублин. Ведь Ойшин был такой живой!… Такой чистый душой.

Я почувствовала, что еще немного – и на меня перестанут действовать привычные у республиканцев аргументы: о том, что критиковать официальную их линию нельзя потому, что любая критика только на руку врагам, а враги-то уж у нас точно общие! Но теперь, когда враги их в открытую хвалят и приводят в пример сопротивлению в других странах, их не только можно, а даже необходимо критиковать!

Я привыкла защищать их от нападок левых, приводя в пример героиню нашей советской пьесы «Барабанщица» – о подпольщице, притворявшейся коллаборанткой с фашистами. Там герой тоже спрашивает ее, когда же она была настоящей – с ним или с фашистами. Но то, что постепенно разворачивалось сейчас на моих глазах в Ирландии, уже нельзя было оправдать никаким «притворством в интересах дела». Это заходило слишком далеко. И вообще, сколько можно врать -причем всем вовлеченным сторонам – и притворяться? Говорить врагу одно, а «своим» другое, а на деле, как оказывается, врать как сивый мерин – и тем, и другим? Может, напомнить, чем кончил мальчик, который слишком часто кричал: «Волк!»? …