Итальянец - Артуро Перес-Реверте

Моксона, похоже, слова Тодда не убедили.

– А корпуса судов в порту вы проверили?

– У меня на этом пятеро парней. – Тодд сильными движениями растирается полотенцем и оставляет его на плечах. – Никаких новостей от них пока что нет.

Кампелло задумывается. Ни за что на свете он не стал бы военным водолазом, чтобы искать мины, которые могут взорваться, пока ты на глубине. Для такого надо быть немного чокнутым, заключает он. Или совсем того.

Старший лейтенант тоже усаживается на краю мола. Ему дают бутылку испанского коньяка, раздобытого Моксоном, и он делает большой глоток. Кашляет и все еще мокрыми пальцами берет сигарету, которую ему уже прикурили. Если подумать, пару недель назад водолазы нашли на одном из судов, стоящих на рейде, новую мину. Взрывалась не через часовой механизм, а была соединена с маленьким винтом, и взрыв происходил после определенного числа оборотов этого винта.

– Это же надо, развели тут морскую артиллерию, козлы… Ставят мину на корабль, и ничего не происходит, пока судно не поднимет якорь и не окажется в открытом море. А когда оно идет со скоростью пять узлов, происходит бум-бум. Судно тонет не наполовину, как здесь, а полностью идет ко дну. Ко всему прочему, обычно думают, что это пришла подводная лодка.

– Козлы и есть, – высказывает свое мнение Моксон.

Тодд снисходительно улыбается, стряхивая капли воды с рыжей бороды.

– Ладно, воюют, как умеют. Они изобретательны. – Он смотрит на Кампелло, как будто говорит именно о нем. – Это средиземноморское воображение, я так считаю.

– Я думал, фашизм покончил с воображением, – отвечает гибралтарец.

– Не окончательно. Это же факт, что такие атаки изобрели они. И у них получается. С тех пор как они атаковали порт в Александрии и мы поняли, как они это сделали, мы пытаемся не давать им спуску… Однако правда в том, что мы все-таки отстаем.

– Даже по снаряжению?

– Даже по нему. Видал, какой дыхательный аппарат у мертвого водолаза?.. Вплоть до костюма, у них все на удивление отличного качества.

– Кто бы мог подумать, – замечает Моксон.

– И тем не менее. В каких-то вещах итальянцы современнее, чем старая Англия.

– Но по человеческим качествам…

– Ты же не будешь оспаривать эти качества у парней, способных сойти с подводной лодки или откуда они там сходят, добраться сюда ночью и сделать то, что они делают, правда?

– Нет, конечно.

– То-то и оно.

Матрос приносит Тодду сухую одежду, тот встает и снимает с себя мокрую. Лодочный фонарь освещает его обнаженный, ладный торс и золотистую растительность на лобке.

– Одна беда Италии, – продолжает он, одеваясь, – это клоун Муссолини, его генералы в перьях, павлины королевские, и миллионы несчастных, втянутых в войну, которая им совершенно не нужна… А другая в том, что есть храбрые итальянцы, готовые на все, патриоты, как и мы.

Кампелло соглашается.

– Немотивированный человек – всегда плохой боец, – рассуждает он. – Но тот, у кого есть причина драться, опасен.

– Это точно… И потому эти опасны.

– Ты так говоришь, как будто ими восхищаешься, парень, – удивленно отмечает Моксон.

– Я знаю, что такое воевать на глубине. И каковы люди, которые это делают.

– То есть такие, как ты.

– Они не такие, они мои враги… Но я их уважаю.

Старший лейтенант снова садится и последним глотком опустошает бутылку коньяка. Задумчиво смотрит на нее, затем бросает в воду. И тут до Кампелло вдруг доходит, что Тодд еще совсем молод: у него странное подростковое выражение лица и просветленный взгляд.

– Я вот думаю, – говорит Тодд, – может, адмирал позволит похоронить итальянца с воинскими почестями.

Моксон смотрит на него в крайнем изумлении:

– Этого макаронника?

– Вот именно.

– Ты сошел с ума?

– Враг он или нет, он имеет право на достойные похороны. Чтобы опустили в море, обернув национальным флагом, согласно традиции… Это был бы красивый поступок, если, конечно, нам разрешат.

– Спортивный дух, значит, – высказывается Кампелло.

Он произносит это в саркастическом тоне, но Тодд воспринимает его слова всерьез – это видно по его суровому лицу.

– Да… Я верю, что адмирал пойдет нам навстречу.

– Вне всякого сомнения, – замечает Моксон. – Адмиралы любят спорт, особенно крикет.

Тодд долго смотрит на Кампелло, словно оценивая.

– Что думаешь, Гарри?

Равнодушный полицейский отвечает уклончиво:

– Мне спортивного духа недостает.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Я предпочитаю бороться иначе.

– Похоронные почести врагу в твои обязанности не входят, – смеется Моксон.

– Это правда, никакие почести – ни военные, ни гражданские. Почестей в моей работе маловато.

– Главное – эффективность, я полагаю, – уточняет Тодд.

– Конечно. То самое слово… В моей работе элегантность отсутствует.

Тодд сосредоточенно хмурит брови.

– Ты ищешь саботажников, так ведь? – говорит он. – Арестовываешь их и выжимаешь признания.

– Ну да, что-то в этом роде. Чтобы их потом судили и повесили.

– И крепко ты закручиваешь гайки?

– Вовсе нет. – Кампелло изображает подобие простодушной улыбки. – За кого ты меня принимаешь?.. Всех удается убедить в ходе доброжелательного диалога.

Моксон смеется, но Тодд остается серьезным.

– Убедить – тоже то самое слово.

– Да.

– Мне бы в голову не пришло убеждать военнопленного.

– А есть такие, кто убеждает, старина, – замечает Моксон.

– Каждому свое… Я такого не делаю.

– Мои клиенты – не военнопленные, – уточняет Кампелло. – Рыцарские традиции я оставляю военным.

– Ты не распространяешь на арестованных Женевскую конвенцию?

Полицейский снова улыбается, на этот раз злобно:

– Я не знаю, о какой конвенции ты толкуешь. По-моему, я ее не читал.

– Твои методы…

Им так и не удается узнать мнение Тодда о методах Кампелло: в эту самую минуту за акваторией порта, у испанского берега, раздается далекий взрыв и огромная вспышка освещает небо, окрасив в красный цвет воды бухты.

– Сукины дети! – восклицает Моксон, разинув рот. – Нет, ну каковы