Культ свободы: этика и общество будущего - Илья Свободин

радость любви и победы над врагом, единое происхождение и общая судьба. Создать один большой мозг из многих маленьких – задача нетривиальная. Необходимость материализации коллектива как особого существа, как носителя коллективного сознания, потребовала появления речи и мышления, понимания и предвидения, а также общей памяти – возможности накопления и передачи информации между поколениями. Материализовался коллектив, таким образом, в голове каждого "гомо-коллективиуса", что теперь создает определенные сложности индивидуалистам.

– Разум, версия β

Только нарождающемуся разуму были по плечу задачи материализации коллектива, а посему для последующего изложения полезно подчеркнуть различие между рассудком, как функцией индивидуального мозга, и разумом, как функцией коллективного сознания. Что такое рассудок животный? Это чистая рациональность, способность быстро считать, как у гончей, срезающей углы чтобы опередить зайца, или много помнить, как у белки, помнящей все места своих запасов. А что такое рассудок "сознательный"? Это внешне тот же рассудок, но сам ставящий себе цель – для начала, разумеется, выживание. Слово "цель" и предполагает "сознание" – счастливый обладатель улучшенной версии рассудка уже осознает себя как то, ради чего ему надо срезать углы, он самоидентифицировался, увидел "себя", свой "смысл", свой "интерес".

Ключ, запустивший процесс рождения разума – коллектив. Первоначальное сознание было коллективным, а выживание – совместным. "Интересы" проистекали в мозг извне, и этим четко отделялись от детерминированной внутренней программы, долгое время не оставлявшей ни малейшей возможности рассудку задуматься – а почему я, собственно, вечно срезаю углы? Внешняя к индивиду цель и стала родителем разума. Она сломала персональную эволюционную программу, внесла в мир диссонанс и заставила рассудок отделить "себя" – в виде коллектива – от остального, "привычного и понятного" мира. Цель, не заданная природой – точка, где начинают расходиться пути холодного детерминированного рассудка и мятежного свободного разума, озаботившегося первой абстрактной идеей – идеей "я", которое ≡ "мы".

И хотя до торжественного момента появления полноценного, автономного разума было еще довольно далеко, фактически, этот миллион лет в мгновение ока перечеркнул предыдущий миллиард. Он окончательно закрепил мозг внутри головы каждого члена коллектива и тем создал новую коллективно-биологическую сущность – сплоченное племя, где каждый готов умереть за всех. Долгое, успешное принуждение к отказу от эгоизма, к иррациональной жертве, непостижимой логически – не только причина появления чуждой животным героической морали, но и причина того, что мы до сих пор не можем постигнуть, почему другие нам иногда дороже себя, почему так хочется слиться с толпой и подчиниться массовому безумию, а также откуда же взялись эти загадочные нравственные законы, требующие отказа от своего интереса, когда в этом нет никакой ясной нужды. Эта непостижимость только подтверждает, что, как и миллиардный эгоизм, миллионный альтруизм для нас сегодня одинаково естествен – он следствие эволюции, а не тонкого расчета или пришествия неземных сил. По крайней мере, не для всех.

3 Справедливость и нормы

– Разлом альтруизма

Однако ничто не вечно. Миллион лет прошли безвозвратно, а вместе с ними и абсолютный альтруизм. Почему? Время всегда проходит безвозвратно. Что касается альтруизма, развитие мозга и непрерывное тесное взаимодействие в конечном итоге расшатали монолитное "мы". Самоотождествление со стадом постепенно устарело и в его члены закралось подозрение в непохожести, отличности их друг от друга. Коммуникация приводит к пониманию не только другого, но и себя, а "мы" неизбежно порождает "я". Ведь в конце концов, просто так жертвовать собой бессмысленно. Ради кого? Чем они лучше? В дело самоидентификации опять вступил конфликт "интересов", но уже на ином уровне – внутри коллектива. Амебный эгоизм, всегда таящийся в глубине каждой живой твари, перешел в новое качество и просочился в мозг. Можно сказать, что он был "разбужен" упорно проникающим извне героическим насилием протоморали. Ее проникновение внутрь шло параллельно с превращением "мы" в "я" (или, точнее с расщеплением первичной, исходной идентичности "мы" на "мы" и что-то еще – "я"). Это в сущности, был один процесс – процесс рождения автономного разума и свободного индивида. И будучи еще слабым, разум, однако, уже начал утверждать свою волю и отвергать безграничное насилие. В нем возникло робкое чувство справедливости – необходимости баланса взаимного давления членов коллектива, необходимости согласования их интересов, необходимости замены беспощадного альтруизма на более взвешенный.

Ослаб страх, возникли праздники, появились добрые и злые духи, а внутри коллектива – хорошие и плохие (более и менее полезные) люди. У людей появились прозвища. Хаотичная жизнь коллектива стала приобретать осмысленный, хотя и не преднамеренный, порядок. Можно сказать, что если взаимодействие в коллективе породило разум, то разум породил нормы взаимодействия. Нормы – это осознаваемые правила поведения и, следовательно, зачатки справедливости, потому что крайний альтруизм не требует норм. Норма разделяет людей, распределяет роли, а потому есть следствие учета каких-то интересов, какой-то компромисс. И компромисс, в идеале достигнутый не мерением сил, а пониманием другого, его нужд и потребностей.

Но это в идеале, до которого было еще идти и идти. В начале пути к идеалу нормы, разумеется, опирались на грубую силу, коль скоро сила была единственным понятным языком выражения интересов. А уже результатом норм стало самоограничение, необходимость следования правилам, появилось понятие о приемлемости и границах насилия. В условиях тотального насилия, а если брать шире – вообще детерминизма, норма – это всегда ограничение. И оно послужило в этих условиях добрую службу. Нормы стало легче обосновывать, поскольку сила, как аргумент, стала терять значимость. Нормы облегчали появление новых норм, а вместо силы значимость стали приобретать другие аргументы.

Способ утверждения первых норм не отличался от утверждения альтруизма. То же Священное Начало, которым разум пытался оправдать необходимость собственного принуждения, явилось причиной закостенения норм, божественная твердость которых обьяснялась именно их сверхествественным источником. Твердость норм, а точнее связанный с их нарушением страх, на долгое время отдалил людей от понимания разницы между законами природы и нормами общества. В чем разница между теми и другими, если нарушение обоих приводит к неминуемому концу?

– Рождение свободы

Появление норм и следование им стало следующим шагом по пути морального прогресса. Жертва перестала быть безграничной, а бесформенный альтруизм стал приобретать структуру. Если абсолютный альтруизм требовал абсолютного принуждения со стороны коллектива, то для появления норм и следования им требовался иной мотив – не просто индивидуальный, а добровольный. Так, вместе с первыми ростками свободы – как сопротивления бесконечному насилию, появились ростки истинного, непринудительного морального поведения. Но это все еще не была привычная нам мораль в смысле добровольной жертвы ради ближнего –