Охота на сопках Маньчжурии - Владислав Юрьевич Морозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следя за данными автоматики, я увидел, что «клиент» наконец достиг города, и вполне отчётливо засёк то место, где его метка исчезла. Значит, зашёл в какое-то из ближайших зданий. Так вот где у него лежбище…
Может, это дом, а может – подвал. Ну теперь-то я с точностью до квартала знаю, где ты прячешься, милок. Так что жди в гости…
Выходит, этот спонтанный ночной конфуз со стрельбой себя вполне окупил…
В этот самый момент по дороге запылили несколько конных казаков в мохнатых папахах маньчжурского фасона (издали они в них живо напоминали молодого Валерия Леонтьева времён «зелёного света» и «дельтаплана», только одеяний в стиле ночных сорочек не хватало, да штаны с лампасами откровенно не вписывались в образ), сопровождавших вскоре выехавшую из-за поворота рессорную пароконную бричку фаэтонного типа, выглядевшую явно богаче нашей, – в смысле как качества лошадей, так и самой повозки. Эта кавалькада направлялась к нам со стороны передовой, и про их приближение суперИКНС предупредил меня заранее, так что лично я не удивился.
В бричке, кроме неизбежного кучера-солдата на козлах, сидел всего один пассажир – некий опирающийся обеими руками на эфес зажатой между колен шашки в ножнах войсковой чин в тёмном двубортном сюртуке и белой фуражке, выглядевший со стороны прямо-таки покойным победителем османов Ак-Пашой – Скобелевым…
При дальнейшем его приближении я при свете костра и факелов рассмотрел нестарую, но довольно противную физиономию с бакенбардами и бородёнкой в стиле крайнего российского императора (хотя они же тут все сплошь с бородами или усами, один я, как тогда своеобразно и ругательно выражались, «скоблёное рыло», хожу среди них бритый, словно актёр), характерный маленький крестик Святой Анны 2-й степени (разумеется, без мечей) на шее, пустые погоны с одним просветом и аксельбант на правом плече. Никак, штабс-капитан?
Наш по-школярски строгий поручик Проломов поворотил коня и поскакал навстречу неожиданно возникшему начальству Собственно говоря, штабс-капитан – чин невеликий, но вот послал его сюда проверить, кто стреляет и зачем, явно кто-то из господ генералов, благо разноподчинённых штабов, зачем-то дублирующих функции друг друга, в осаждённом Порт-Артуре хватало, а сами господа генералы в те времена страсть как не любили вскакивать посреди ночи и мчаться выяснять что-то такое лично. Тут всё пока что чинно-благородно, медлительно, и нет на них товарища Сталина, который может позвонить кому угодно в любое время дня и ночи и скучно и буднично потребовать доложить обстановку…
Хотя до нас, грешных, этот пароконный «членовоз» так и не доехал. Беседа шла на довольно приличном расстоянии от наших ушей, поручик Проломов с седла не слез, а господин неизвестный штабс-капитан тоже почему-то не соизволил выйти из своего фаэтона и даже позы не поменял.
В результате до нас долетали только отдельные его слова, но и при подобном недостатке информации было до слёз ясно, что промеж них явно возникли некие «тёрки», причём штабс-капитан был чем-то не то чтобы взбешён, но уж точно сильно недоволен.
Такой вывод можно было сделать хотя бы из того факта, что из его уст сыпались прямо-таки горохом громкие словечки типа:
– Остолопы!.. Кто разрешил?!.. Негодяи!.. Почему без приказа?!.. Мерзавцы!!.. Да как посмели?!.. Шваль!!.. Чёрт знает что!!!.. Кретины!!.. Да господин генерал за это!!!.. Свиньи!!.. Нашли время!!!.. Ублюдки!!..
Короче говоря, было понятно, что в те далёкие времена, «когда царей по всей земле было полно и в словах лишние буквы писали», армейская ругань звучала как-то пресно, скучно и излишне литературно. Далеко им ещё было в этом смысле до Рабоче-Крестьянской Красной Армии…
А в остальном ясно было, что, во-первых, господина штабс-капитана выбесило то, что его разбудили и отправили выяснять причину инцидента, а во-вторых, он, похоже, был не в восторге от того, что здесь увидел, – раз уж ни единого слова похвалы или одобрения из его уст не вылетело. Спрашивается, а чего он ожидал? Что вооружённые японцы просто так сдадутся?
Между тем солдаты выстроились в одну шеренгу у дороги, по команде унтера взяв на караул, но господин штабс-капитан не соизволил подъехать ближе. Он лишь брезгливо поглядел из-под лакового козырька фуражки на сложенных рядком на обочине покойников, кучку трофейных винтовок и ранцев, отдельно от которых стоял, траурно опустив ствол к земле, гочкиссовский пулемёт, скорчил недовольную гримаску и что-то сказал своему кучеру. Засим его экипаж развернулся и, набирая скорость, покатил обратно, туда, откуда приехал. Всё время державшийся на почтительном расстоянии казачий конвой устремился следом.
Глядя на этого урода в мундире, даже как-то не верилось, что здесь, в Порт-Артуре, есть и вполне толковые офицеры, которые искренне болеют за общее дело и даже изобретают миномёты и разные там «эрзац-установки для залповой стрельбы», слепленные из нескольких винтовок…
Ну а мы с «коллегами» продолжали застенчиво перетаптываться возле брички. Всё время явления штабного посланника я старался держаться максимально в тени, и, кажется, он меня, слава богу, не заметил. А то мог вопросить: что это, дескать, за посторонние на плацу? Ну и заодно попросить на хрен с пляжа.
Между тем выслушавший положенную порцию ебуков поручик Проломов вернулся к нам.
– Господа, а отправляйтесь-ка вы лучше восвояси! – вполне ожидаемо объявил он раздражённым тоном (насчёт «на хрен с пляжа» я, оказывается, угадал). – Нечего вам тут более делать! О вашем поведении я доложил, и, если к вам будут какие-то вопросы, вас непременно вызовут! Честь имею кланяться!
И, высказав всё это, он окончательно потерял к нам интерес, поворотил коня и поехал себе. В густой, высокий гаолян.
