Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

Мы никогда не были близки. Всё, что могу сказать — о служебных конфликтах я ничего не слышала. Анну Аркадьевну старались обходить стороной, никто с ней не связывался. В личной жизни, насколько понимаю, примерно та же ситуация. О её отце я ничего не знаю, мать давно умерла. Мужчин рядом с ней не припомню. Узнав о смерти Анны Аркадьевны, я вздохнула — ещё одна пустышка. А буквально через час обходчики её привезли.

Глава 13

— Угу. Значит, обходчики привезли. — Я вздохнул. — И Анна Аркадьевна тут же за стол уселась?

— Да, практически сразу. Она не отдаёт себе отчёт в том, что случилось, где находится. Живёт в каком-то своём мире. Ты обратил внимание, что она пришла не в свой кабинет?

— Блин, — сообразил я. — Точно. Её кабинет — история, где были мы, а она в географию забурилась.

Софья Андреевна кивнула:

— Каждый раз оказывается именно там. Я владею техникой, сходной с гипнозом, на какое-то время мне удаётся её успокоить. Отвести в комнату, уложить в постель. Но, к сожалению, периоды покоя день ото дня всё короче. В этот раз, к примеру, я надеялась, что до конца вечера Анна Аркадьевна никого не потревожит. И просчиталась больше, чем на час. Боюсь, что в один не прекрасный день мне вовсе не удастся с ней справиться. Она будет сидеть за учительским столом до тех пор, пока не растворится.

— Н-да. — Я потёр подбородок. — По-хорошему, конечно, покопаться бы в её жизни. Понять, что послужило тем самым, как сказала Изольда, катализатором. Что-то ведь должно было произойти! И мне почему-то кажется, что именно это событие зажгло искру, из-за которой теперь она не пустышка. Нам с вами обоим казалось, что это так — и вдруг нет. Тоже ни с того ни с сего, когда вроде бы ничто не предвещало.

— Да, скорее всего, ты прав. Жаль, что с Анной Аркадьевной не работает артефакт.

— Какой?

— Вот этот.

Софья Андреевна выдвинула ящик стола и достала из него усеченную пирамидку из тёмного дерева. На переднюю грань золочёными буквами была нанесена шкала, перед ней закреплен маятник, увенчанный грузом. Спросить, что это за хренотень, я не успел.

— Метроном? — сказала Изольда. Тоже, как мне показалось, с некоторым удивлением.

— Да. Он достался мне по наследству от человека, который… Неважно. — Софья Андреевна махнула рукой. — Суть та, что этот артефакт позволяет погрузиться в воспоминания призрака.

— Ого! — восхитился я. — Вот это я понимаю, полезная штука. В работе, наверное, здорово помогает.

— Помогает, безусловно. Но при соблюдении одного условия. Клиент должен быть готов открыть воспоминания. Он должен добровольно пойти на этот шаг. А убедить в чём-то Анну Аркадьевну… — Софья Андреевна покачала головой.

— И вы думаете, что у меня получится её убедить?

— Я думаю, повторюсь, что ты оказался здесь не просто так.

— Угу. — Я посмотрел на метроном. — И как эта штука работает? Какую кнопку жать? Я ж — дикарь. Мне подавай интуитивно понятный интерфейс, а то отрицательный отзыв накатаю.

* * *

Я открыл шкатулку. Историчка вырвалась на волю. Софья Андреевна и Изольда держались за моей спиной, я держал в руке метроном.

— Ты не смеешь! — рявкнула Анна Аркадьевна.

— Что?

— Это делать!

— Что — делать?

Историчка не ответила. Что именно делать — из памяти уже выветрилось, осталась только злость на меня. Анна Аркадьевна величаво развернулась и поплыла прочь.

Я пошёл за ней. Куда направляется, можно было не гадать. Вернулась в кабинет географии и уселась за учительский стол.

Я поставил на стол метроном.

— Убери немедленно. — Историчка уставилась на меня ненавистным взглядом. — Где ты это взял? Это не игрушка!

— Игрушка, ещё какая. Вы просто в игрушках не шарите. В секс-шоп, наверное, ни разу не заходили?

— Не смей мне хамить! — Историчка приподнялась над столом. — Я — твоя учительница!

— С чего вы это взяли?

— Я… Я…

— Учителя должны учить. Это их работа. А вы на меня просто орёте.

— Я тебя воспитываю!

— Воспитывать и родители могут. А вам государство дало педагогическое образование. Вы обязаны учить. Вот эта штука, например, — я показал на метроном, — может пробудить воспоминания. Покажите мне, как им пользоваться. Пробудите свою память. Хотя, где уж вам. Небось, и не видели такого никогда.

Историчка уставилась на метроном так, будто собралась прожечь его взглядом.

Офигеть! Не ожидал, что она так запросто поведется. Злость, всё-таки, реально сильная эмоция, способность рассуждать перекрывает начисто… Я, коснувшись рычажка, запустил маятник. Никогда прежде не наблюдал, как это работает. Да, честно говоря, до сих пор весьма смутно представлял, для чего вообще нужен метроном.

Послышалось мерное тиканье, отсчитывающее качания маятника. Историчка смотрела на него. Глаза её, и до сих пор не самые выразительные, постепенно стекленели.

— Расскажите о том, что вас потрясло, — сказал я. — Вы ведь помните, что испытали потрясение?

— Да, — историчка поджала губы. — Помню.

— Что это было?

— Маргарита Витальевна дала мне дополнительные часы. Обществознание.

Маргаритой Витальевной звали директора школы. Когда я учился, обществознание она вела сама. А теперь, видимо, с преподавательской работой решила закончить.

— Угу. И что?

— Обществознание на ЕГЭ сдают многие. У детей репетиторы. Учебников много, методичек тоже. Все разные. Каждый репетитор учит по-своему. И вопросы ЕГЭ постоянно меняются. Те, что на пробниках, не имеют отношения к тем, которые дают на основном экзамене. Это полный бардак! — Историчка хлопнула ладонью по столу. — Ученик спорит со мной. Я открываю учебник. Я знаю, что должно быть написано! А ученик тычет пальцем в телефон, и там сказано, что в соответствии с постановлением от такого-то числа, в статью внесены поправки!

— То есть, ученик прав, а вы нет. Так?

Анна Аркадьевна подняла на меня мутный взгляд.

— Такого не должно быть! Это я — учитель! Я — права!

У-у-у. Жаждущий стабильности мозг не выдержал столкновения с изменчивой реальностью. Насколько понимаю, случай Анны Аркадьевны в практике мировой психиатрии — не первый и не последний. В девяностые, говорят, народ, глядя на перемены, с ума сходил сплошь и рядом.

— Вы знаете, в каком кабинете сидите? — Я посмотрел по сторонам. — Это ведь не