Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

Изольда, обняв истерящую девушку и загородив от неё историчку собой, повела в туалет умываться. Мудро. Жаль, ненадолго. Рано или поздно они вернутся! Куда местные видящие смотрят, в конце концов? Какого хрена у них тут на вечере встреч призраки гоняют?

— Борь, — окликнул я. — Ты помнишь, в каком кабинете мы были?

— Конечно. А что?

— Там должна быть женщина, Софья Андреевна. Пожилая такая, классная руководительница. Приведи её сюда.

— Я? — удивился Борис. — Но…

— Иди-иди, нормально всё. Можешь сквозь стены, так быстрее будет.

— А что мне ей сказать?

— Да так и скажи, что сидит в классе призрак, живых людей пугает. Я с ним, конечно, и сам управлюсь, но не уверен, что-то, как это сделаю, ей понравится… Да не стой ты, блин!

Борис внял и ломанул сквозь стену прочь.

А я достал из рюкзака шкатулку. Повернулся к историчке.

— В последний раз спрашиваю: пойдёте со мной?

— Что ты себе позволяешь⁈ — прошипела Анна Аркадьевна. — А ну, быстро — дневник на стол! — Она треснула по крышке стола указкой.

— Понял, — вздохнул я.

Открыл шкатулку. Надменное лицо исторички искривилось.

— Что… Как ты сме… — договорить она не смогла, конец фразы зажевала.

Монументальная фигура приподнялась над столом. Потекла, превращаясь в подобие конуса, и через несколько секунд скрылась в шкатулке. Я захлопнул крышку.

— Значит, вот как работают смоленские видящие, — раздался позади меня негромкий голос.

Я обернулся. Из стены вышла Софья Андреевна.

* * *

— Как ты узнал, что я видящая? Вы ведь не ходили в призрачный мир, я за этим присматривала.

Мы с Софьей Андреевной, Изольдой и Борисом сидели в бывшей пионерской комнате. В реальном мире здесь действительно сохранились пионерские регалии в стеклянной витрине, я всё помнил правильно. Вдоль стен были расставлены диванчики, один угол занимал кулер. Софья Андреевна заварила в чашках пакетики, выдала нам с Изольдой по чашке и насыпала в вазочку печенье.

— Волосы, — сказал я. — Изольда заметила, что они у вас чисто белые. Я присмотрелся и понял. То есть, в тот момент не понял, уже потом в голове щёлкнуло. Это не настоящая седина, а краска. Свои волосы у вас отрастают такие же, какие были десять лет назад, седины не прибавилось. И лицо не изменилось.

— Окрашивание — не выход, — сказала Изольда.

— Да, понимаю. — Софья Андреевна кивнула. — Не первый век на этой работе, скоро придёт пора увольняться. Но пока ситуация не критичная.

— А почему вы нам не сказали, что видящая?

— А зачем? — Софья Андреевна улыбнулась. — В Смоленске у видящих свои дела, у нас тут свои. Да, к тому же, ты ведь не с официальным визитом прибыл, а как обычный человек. На вечер выпускников, повидать старых друзей… Или я что-то не так понимаю? — Она внимательно посмотрела на меня.

— Да всё вы правильно понимаете. Я здесь не потому, что соскучился по старым друзьям. У меня, если помните, в школе и друзей-то почти не было.

— Да, ты всегда держался особняком. Никого не отталкивал, но и близко ни с кем не сходился. Таких друзей, чтобы не разлей вода, я рядом с тобой не припомню.

— Угу. Пока в школе учились — приятельствовали. А как в Смоленск уехал, так дороги разошлись. У меня и на работе… ну, на предыдущей, когда ещё не был видящим, та же история случилась. С тех пор, как ушёл в проводники, друзья со старой работы закончились.

— Ты недавно проснулся?

— Два месяца назад.

— Ясно. А вы, милая, насколько понимаю, постарше? — Софья Андреевна посмотрела на Изольду.

— Немного. Буквально на сто лет.

— О, это не срок, поверьте! Если вас вдруг смущает разница в возрасте, от души советую не обращать внимания на предрассудки. Сбережёте массу душевных сил… Так, возвращаясь к вопросу — зачем ты здесь? — Софья Андреевна повернулась ко мне.

— Да блин. Кабы я знал…

— Без «блинов», пожалуйста. И что значит «кабы знал»?

Я замялся.

— Мне больше пятисот лет, Тимур, — мягко сказала Софья Андреевна. — И в последние четыреста пятьдесят я — смотрящая этой станции. Можно сказать, что школа создана моими руками. К тебе я всегда относилась хорошо, несмотря на равнодушие к моему предмету. И тебе я, если не ошибаюсь, тоже противна не была.

— Не ошибаетесь. Да я со всеми учителями нормально! Кроме Анны Аркадьевны. Кстати, еще каких-то полчаса назад был уверен, что она — эталонная пустышка… Коль уж речь зашла, мы не хотим её из шкатулки выпустить? Не засиделась там?

Софья Андреевна чуть заметно поморщилась.

— Не засиделась, успеется. Знаешь ведь, что внутри шкатулки течение времени не замечается. Сейчас давай о твоих делах. Если это в моих силах, постараюсь помочь.

— Без понятия, в чьих это силах, — вздохнул я.

И принялся излагать историю. Она получилась длинной и довольно запутанной. Тут тебе и Николай, сын Николая, который не захотел становиться видящим. Пропал неизвестно где, но в то же время вроде как не пропал, звонил на днях. И Борис, который был пожирателем, но не захотел им оставаться, а теперь не может вознестись. И я, который не хочу быть смотрящим вместо Мстиславы, но, видимо, придётся. И Ангел, который вообще хрен его знает, чего хочет.

Разговаривать как нормальный человек отказывается, шлёт какие-то мутные намёки. В частности, прислал фотографию моего класса. А я вспомнил, что меня звали на выпускной вечер. Прискакал, вот. Думал, здесь пойму, чего надо. Но пока как-то фигово понимается.

— Может, мне вообще не надо было сюда ехать? — уныло закончил я. — Может, эта фотография вообще что-то другое означала?

— Что?

— Да откуда я знаю! Это же Ангел. Куда нам до него — с простой-то человеческой логикой. Там, небось, своя, ангельская. Может, он хотел сказать, что я должен каждому однокласснику по воздушному шарику подарить — и будет мне счастье.

— Почему по шарику? — подала голос Изольда.

— Потому что на выпускном мы их в небо запускали. А я через десять лет как будто бы поймал и вернул. Девочка плачет, шарик улетел. Песня такая есть, грустная, маме моей нравится. А раздать обратно шарики — и никто плакать не будет.

— Бред какой-то.

— А что — не