Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увидев нас, они мгновенно бросились к окнам. Там их поджидали наши ребята. Дальнейшая участь этих бандитов мне неизвестна. Сашу мы кое-как привели в чувство. За руль сел другой солдат, и мы продолжили путь.
Долгая и утомительная была у нас дорога на Родину, но все понимали, что эти испытания – ничто в сравнении с теми, что были в концлагере. После освобождения до родного дома я добирался почти четыре месяца.
Документы, выданные Международным Красным Крестом и центром розыска и информации
Часть V. Экзамен на выживание
Глава 27. Дети и концлагеря
Дети и война. Дети и концлагеря. Противоестественно само сочетание этих слов! Но во время войны живут, страдают и погибают не только взрослые, но и дети.
На оккупированных землях и во фронтовых зонах детям нередко приходилось сдавать экзамены, далеко не школьные и уж совсем не детские. Сколько подростков наравне со взрослыми участвовали в партизанских сражениях, выполняя ответственные боевые задания! Они были связными, принимали активное участие в диверсиях, распространяли листовки со сводками Совинформбюро, помогали в борьбе с оккупантами. Были в лагере и дети офицеров Красной армии.
В нашей стране с малолетства прививалась любовь к стране, к своей земле. И мы были готовы пожертвовать своей жизнью, если это понадобится Родине.
Немало ребят вывезли фашисты для работы в Германию. В издании «Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза» приведены такие данные: «Сначала в рабство обращали молодежь в возрасте старше пятнадцати лет. Но усиливающийся натиск Красной армии и огромные потери гитлеровцев на полях России, «тотальные мобилизации», проводившиеся нацистами, требовали все новых и новых рабочих рук. И гитлеровцы стали гнать на каторгу из России даже инвалидов и детей. Возраст этих людских потоков колебался от двенадцати до шестидесяти лет».
Дети не хотели стать рабами. Одиночками и группами пробирались они на Родину, проникая в эшелоны с грузами, шедшими на восток. Детей ловили, пытали в гестапо, добивались, чтобы они признались в том, что хотели взорвать эшелон. А затем вывозили в концлагеря.
На конкретных примерах постараемся понять, как все происходило с детьми. Вот Петя, например. Он прибыл с гражданским транспортом – так называли партии людей, пригоняемых в Гаммерштейн с востока или отправляемых из лагеря дальше на запад. В гражданском транспорте оказалась группа детей от восьми до двенадцати лет. Без родителей, запуганные и голодные. Их мыли в бане французского лагеря.
– Один из мальчишек долго смотрел на старую красноармейскую гимнастерку, бывшую на мне, – рассказывает узник Штуттгофа Федор Сопрунов в книге «Своим путем».
– Дядя, как попасть на военный завод? – спросил он меня.
– Зачем?
– Сожгу его. Или машины испорчу.
Я оглянулся на немецкого конвоира.
Мальчик испугался:
– Дядя, вы наш?
Глажу остриженную головку:
– Не бойся!
Курт разрешил оставить мальчика в нашем ревире уборщиком и рассыльным.
Человек в штатском никогда так и не узнал, что именно Петя был виновником провалов многих планов гестапо в «Русском лагере». Свой детский путь на голгофу Петя прошел добровольно и честно до конца. В двенадцать лет он уже дорос до принятия решений и еще не научился сомневаться в них.
Злодеяния гитлеровских палачей в концлагерях не знали предела. Экзекуции над узниками, публичные казни, заключенные видели повседневно, но даже сейчас, спустя много лет, невозможно забыть чудовищных преступлений над детьми.
Рассказывает Мартин Нильсен – узник концлагеря Штуттгоф в книге «Рапорт из Штуттгофа»:
«В первый день Рождества мы совершили небольшую прогулку по лагерю. Мы увидели, как из 1-го и 2-го блоков, которые превратились в тифозные бараки, вынесли тридцать шесть трупов. Месяц назад в этих двух блоках было тысяча шестьсот – тысяча восемьсот заключенных. Теперь там осталось не более двухсот.
На второй день Рождества в оружейной команде стали поговаривать о том, что около полудня всех поведут смотреть на казнь. И в самом деле, когда мы вернулись из мастерской, вдоль главной лагерной улицы уже были выстроены все двадцать пять тысяч заключенных. Возле рождественской елки стояла виселица.
Из главных ворот вышли комендант Хоппе, гауптштурмфюрер Майер и прочие эсэсовцы. Они направились к виселице.
– Снять шапки, – прозвучал знакомый хриплый голос лагерного старосты.
Двадцать пять тысяч замасленных шапок гулко хлопнули по коленям. Потом я услышал голос Майера и даже разобрал отдельные слова:
– Попытка к бегству… воровство во время затемнения… к смерти… через повешение.
Это гауптштурмфюрер зачитал приговор. Возле виселицы, на которой болтались две петли, началось движение.
Прозвучало несколько русских слов, потом раздались чьи-то крики. И тут я услышал спокойный мальчишеский голос. А потом под виселицей появились двое русских юношей. Они стояли совсем рядом с рождественской елкой. Палач, староста лагеря, набросил на них петли, ударом ноги выбил ящик, веревка натянулась, и все было кончено.
Двое юношей раскачивались под виселицей. Двадцать минут мы стояли навытяжку с шапками в руках и смотрели на происходящее. Подобные картины нам часто приходилось видеть и раньше, но сегодня я не мог отвести глаз от этих раскачивающихся юношеских тел.
Вернувшись в мастерскую, я узнал, что эти два русских мальчика – братья. Младшему было только тринадцать, когда их пригнали на принудительные работы, старшему – чуть больше. Несколько дней назад им удалось улизнуть в Данциге из своей рабочей команды. Они попытались достать себе другую одежду, но были схвачены и доставлены в Штуттгоф. Когда их подвели к виселице, они оказали сопротивление. А потом старший сказал: «Дорогой братишка, дорогие братья! Тяжело умирать, когда ты еще молод. Но мы не боимся смерти. Скоро вас освободит Красная армия и отомстит за нас. Да здравствует Советский Союз!». И когда их поставили под виселицей, старший брат поцеловал младшего…»
В памяти многих узников надолго останутся героические, патриотические поступки советских мальчишек.
Мне запомнился один случай. Утром нас выгнали из барака на аппель-плац для поверки. Посчитали, но расходиться команды не последовало. Появились гауптштурмфюрер Майер, староста лагеря Зеленке, и «подгоняла» с палкой с зеленым винкелем
