Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев

было нельзя. Эти нары были предназначены для более «достойных», например, капо («зеленых») и других уважаемых гитлеровцами узников – бандитов. Через несколько дней он перевел меня на другое место, недалеко от прежнего, но более спокойного для нас обоих. Конечно же, я не сомневался, что и в этом лагере он был задействован в подпольной работе, и не ошибся. Благодаря ему я выжил в этом ревире, а не был отправлен в крематорий. Но тревожные мысли не покидали меня. В любую минуту могли войти, назвать мой номер и увести на виселицу за оскорбление немецкого прихвостня.

В ревире я пробыл не менее двух недель. Николай старался подольше продержать меня в лазарете, лечил, чем только мог, даже немного подкармливал. Конечно, во всем соблюдалась конспирация. Выйдя из ревира, я продолжал работать в мастерской Штейер, но, к сожалению, Зигмунта я больше не встречал. Его перевели из мастерской на другой участок. Несмотря на то, что мы оба находились на одной территории зловещего лагеря, встретиться здесь у нас не было возможности.

«Козел» для порки в концлагерях был обязательной частью оборудования концлагерей

Наши связи мы восстановили спустя несколько лет после войны. Вернувшись из адского плена домой, я никогда не забывал его наставлений: восстанавливал здоровье, занимался спортом, наверстывал упущенные знания в учебе, окончил Ростовский горноспасательный техникум, затем Ростовский машиностроительный институт (ныне Донской государственный технический университет).

Прошли годы. Я получил высшее образование. Работал инженером, но о своем старшем польском друге никогда не забывал.

В последние дни перед освобождением в Гузене творилось что-то невообразимое: на работу, кроме кухни и лазарета, никто уже не выходил. Эсэсовцы стали спешно покидать лагерь, а оставшиеся продолжали выполнять приказ рейха – «не оставлять в живых ни одного заключенного». В такой обстановке мы потеряли друг друга. Адреса Зигмунта Браморского у меня не было, но я очень хотел его найти. И вот однажды я написал письмо по адресу: Польша, г. Гдыня, адвокату Зигмунту Браморскому. И – о чудо! Письмо дошло до адвокатуры г. Гдыни. Мы стали переписываться. В 1968 году в своем письме я сообщил, что приеду с советской делегацией на манифестацию по поводу открытия памятника жертвам, замученным в застенках Штуттгофа. Я надеялся встретиться с другом, но, увы, незадолго до этого он ушел из жизни.

На торжества в Штуттгофе собралось много народа – делегации из всех стран Европы. И вдруг я услышал среди большой массы людей свое имя и фамилию. Меня разыскивали среди русской делегации все члены семьи Зигмунта и его друзья из адвокатуры, где он работал. Мы встретились. Я несколько дней прожил в гостях в его семье, посетил могилу польского друга, положил цветы, мысленно поговорил с ним и попрощался. А его друзья, с которыми он работал, рассказали, что, получив от меня письмо, он так обрадовался, расхаживал по всей адвокатуре, показывал его нам и говорил: «Это же тот самый Хенрик (так он называл меня в концлагере) из России, о котором я вам рассказывал». Своего сына, родившегося после войны, он тоже назвал Хенриком. С членами семьи Зигмунта Браморского мы много лет переписывались.

В те дни, когда я был в Польше, в городе Гдыне, меня пригласили выступить в средней школе, чтобы я рассказал всем о тех страшных годах войны, об ужасах, которые пришлось пережить узникам концлагерей смерти Штуттгоф, Маутхаузен и Гузен. И, конечно же, я рассказывал всем присутствующим о Советском Союзе, сплоченности и дружбе нашего народа, о его патриотизме и героизме, особенно проявленном в годы Великой Отечественной войны, и о нашей непобедимой Красной армии, разгромившей фашистскую Германию и освободившей народы Европы от порабощения.

В заключение своего выступления я сказал: «Выжить в концлагерях уничтожения можно было лишь благодаря лагерному братству, взаимопомощи и поддержке друг друга, независимо от национальностей».

Позже, когда я уже вернулся в Ростов, пришло письмо из Польши с газетой, в которой была помещена заметка с моим выступлением.

Глава 25. Антифашистское Сопротивление в Гузене-1

В Гузене-1 подпольные группы из числа русских начали создаваться с апреля-мая 1943 года. Первыми руководителями и создателями этих групп были Николай Шилов и Дмитрий Левинский (Левченко).

Члены лагерного подпольного комитета, возглавляемые Эмилем Зоммером, приняли решение внедрить в персонал ревира русских.

Эмиль Зоммер – немец по происхождению – руководил ячейкой Компартии Чехословакии. После оккупации страны, в марте 1939 года, был немедленно арестован нацистами и отправлен в лагерь для политических заключенных. В лагере он был капо ревира. Внимательно изучив историю пребывания в концлагере Шилова и Левинского, познакомившись и подробно побеседовав с ними, предложил им войти в подпольную группу.

После поражения под Сталинградом немцы пребывали в шоке. Интернациональный комитет решил начать целенаправленные акции по спасению русских, прибывающих в лагерь. До этого не было такой возможности, да и русских было совсем мало.

Члены комитета, пользуясь своими связями и влиянием, способствовали направлению русских в такие рабочие команды, в которых, по крайней мере, были шансы выжить. Члены комитета организовывали посильную помощь едой, одеждой, лечением. Регулярно поступали сводки с фронта, поскольку имели хорошо законспирированные каналы притока информации.

В середине 1944 года в Гузене-1 уже имелась крепкая группа коммунистов, объединившихся вокруг Купровича. Борис Павлович Купрович – интернированный моряк из Ленинграда, член ВКП(б) с 1930 года. В лагерь он попал в первые дни войны. 22 июня несколько советских торговых судов, совершавших рейсы между портами, были захвачены немцами. Команды отказались спустить советские флаги. Моряков силой сняли на берег и отправили в тюрьмы и концлагеря. Борис Павлович был помощником капитана по политической части. Капитанов этих судов и политруководителей вывезли в концлагерь Штуттгоф. Б. П. Купровича хорошо знали многие заключенные. Все, кто слушал его рассказы, восхищались мужеством и храбростью моряков. Однажды он смело возразил немецкому генералу, который уверял узников в том, что гитлеровские войска взяли Москву и Ленинград. Борис Павлович смело заявил, что не верит в это и что Советский Союз немцы не смогут победить никогда. За это он вскоре был отправлен в Маутхаузен, а затем в его команду Гузен-1.

Мы, ростовские ребята, знали его еще в Штуттгофе. Появившись в 1944 году в лагере, он быстро создал подпольную группу, установил связь с советским комитетом в Маутхаузене, наладил связь с интернациональным комитетом в Гузене. В 1944–1945 гг. мы встретились с ним в Маутхаузене – команде Гузен-1 – и были очень рады, что он жив.

В 1965 году он приезжал в Ростов на Всесоюзную встречу узников. Сколько было душевных разговоров и воспоминаний о пережитом! Борис Павлович жил в Ленинграде. Когда я летал в командировку в Мурманск через Ленинград, то гостил у