Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев

него. Гуляя по Невскому проспекту, мы вспоминали эпизоды лагерной жизни, наших общих друзей, пострадавших в фашистских застенках. Наша дружеская переписка длилась долгие годы.

Всесоюзная встреча узников в Ростове-на-Дону в 1967 г.

И вот 9 апреля советские войска вступили на территорию Австрии, а 13 апреля была взята Вена. На фронт был отправлен батальон фольксштурма (народного ополчения). Немцы торопились и продолжали всеми способами уничтожать оставшихся в живых узников.

Комендант Маутхаузена штандартенфюрер СС Франц Цирайс и комендант Гузена гауптштурмфюрер СС Фриц Зайдлер получили секретный приказ рейхсфюрера СС Гиммлера загнать заключенных в штольни Гузена, завалить камнями и взорвать. Но подпольный комитет узнал о замыслах фашистов и по цепочке предупредил заключенных: в штольни не входить. Так был сорван чудовищный приказ Гиммлера. Попытки использовать штольни делались еще не раз, но все безрезультатно.

Гитлеровцы придумывали всевозможные способы уничтожения узников. Об одном из них рассказал Дмитрий Левинский, узник концлагеря Гузен, в своей книге «Мы из сорок первого… Воспоминания».

«В один погожий апрельский денек ко мне на блок 29 вбежал взъерошенный Костя Андрюшин:

– Пошли скорей!

– Куда?

– К нам, на 30-й…

– Что случилось?

– Увидишь. Газуют!

И мы с Костей по переходу побежали на блок 30 и прильнули к окнам, выходившим на блок 31.

Увиденная картина была страшной: эсэсовцы набили штубу инвалидами и больными узниками, неспособными передвигаться. Все они были без одежды, а по внешнему виду – в основном французы и итальянцы, которые больше всех страдали от фурункулеза и других болезней. Этих несчастных отбирали по всем блокам специально для уничтожения. Когда мы это увидели, эсэсовцы уже закончили загонять людей в блок и нары были забиты до отказа: на каждой лежанке трехэтажных нар лежало по два узника. После этого два эсэсовца в противогазах зашли внутрь, держа в руках по цилиндрической коробке газа «Циклон Б» в гранулах. Воздух, соединяясь с веществом гранул, образовывал ядовитый газ. Открыв коробки, эсэсовцы поспешно поставили их на пол, вышли из помещения, заколотили дверь снаружи и удалились. Через минуту – другую на штубе началась паника, люди стали задыхаться, но двигаться не могли, будучи почти беспомощными. Только отдельные бедняги смогли добраться до окон и разбить стекло в одном из них. Сразу же с ближайшей сторожевой вышки раздалась пулеметная очередь, сразившая тех, кто пытался вылезти из окон, после чего обстрел велся по всему блоку 31…»

Обстановка в лагере накалялась: все знали, что эсэсовцы, видя свою близкую гибель, будут до конца уничтожать свидетелей их кровавых преступлений. Интернациональный подпольный комитет успешно проявил себя в последние дни существования Гузена. Им было принято решение организовать по блокам ночное дежурство, не допустив, чтобы эсэсовцы ворвались в лагерь с пулеметами. Других средств у них уже не было – все отправлено на фронт.

Все большее количество эсэсовцев покидало лагерь. Новым комендантом Гузена стал офицер Керн из венской охранной полиции. В лагерной комендатуре еще находились эсэсовцы, а на вышках уже появились новые охранники из военизированного полицейского подразделения Вены. Они были пожилого возраста. Мы их называли старичками. Одеты они были в голубые мундиры и стрелять в нас не собирались.

Лагерь уже давно не работал, но в нем оставалось еще много пособников эсэсовцев. Их ждал суд, и они не должны были избежать наказания. Подпольный комитет вошел в контакт с охраной, пообещав, что до прихода советских войск все заключенные будут сидеть тихо, спокойно. А они в свою очередь пообещали, что ни один эсэсовец не исчезнет из лагеря. Продолжали работать только те команды, которые обеспечивали жизнедеятельность самого лагеря: кухня, ревир, служба энергетиков и другие. Руководили ими члены подпольного комитета.

Но оставшиеся эсэсовцы не могли успокоиться и 2 мая взорвали кухню. Заключенные остались без всякого, даже такого скверного и жуткого пропитания, какое получали до этого. И без того истощенные, живые скелеты, оказались совсем без пищи.

2 мая все узники узнали об окончательном падении Берлина. Лагерь бурлил, гудел. Мы уже могли спокойно передвигаться по лагерю, общаться с заключенными из других блоков. Я надеялся встретиться со своими друзьями – ростовчанами, с которыми меня разделили во время распределения по баракам. Первым, кого я встретил, был Володя Куницкий. Я его сразу заметил на площади в толпе собравшихся. Все время я не переставал думать: как они? живы ли? Я даже не знал, в каких они бараках жили, в какой команде работали. Каждый день, подгоняемые плетками, мы думали, как выжить. Владимир тоже меня увидел. Мы бросились навстречу друг другу, обнялись. Радость была неописуемая: ведь мы живы!

– А как Миша Лыков, Женя Плюхин, Коля Попов? – наперебой спрашивали мы друг друга, ничего не зная о судьбе своих товарищей.

Мысли о том, что их уже могло не быть в живых, омрачали нашу радостную встречу. В Гузене мы так и не встретились. Встреча состоялась уже в Ростове. Мы разыскали друг друга и остались добрыми и верными друзьями.

Весь лагерь в эти дни не спал. Все ожидали какой-то развязки. Днем, кто мог, залезали на крыши бараков, в надежде разглядеть своих освободителей. Артиллерийская канонада грохотала совсем рядом, но какие войска освободят лагерь, мы не могли знать.

Мы, русские, конечно же, ждали своих. А в это время заключенные, оставшиеся без всякой еды и доведенные до последней черты истощения, страдали от разных болезней. У многих началось расстройство желудка, которое повлекло за собой смерть.

2 и 3 мая последние эсэсовцы покидали лагерь. Подпольный комитет принял решение организовать отряд из 30 человек, раздать им оружие, занять караульное помещение, которое находилось за воротами, и установить посты. Охранять лагерь помогали и польские подпольщики. А на аппель-плаце проходили стихийные митинги, распевались национальные гимны. Внезапно по лагерю прокатилась волна самосуда, волна ужасного суда Линча против тех, кто прислуживал СС, против капо и блоковых. Их везде находили, хотя они прятались даже в выгребных ямах, и буквально разрывали на части, убивали безжалостным образом.

За время пребывания в лагере у несчастных заключенных накопилось столько гнева и ненависти против своих мучителей, что они потеряли всякий контроль над собой. Не дай Бог видеть, как узники расправлялись с палачами в Гузене.

А на крышах всех бараков, вглядываясь вдаль, стояли десятки заключенных. Некоторые с крыши орали, обращаясь к старичкам из пожарной охраны, которые несли вахту на вышках:

– Ну, как там? Не видно?

Но старички только смущенно разводили руками…

Глава 26. Долгожданная свобода

И вот наступил последний день Маутхаузена и Гузена – 5 мая 1945 года, он запомнился солнечным, ярким. Те, кто находился на крыше, заметили два приближавшихся американских танка. Подъехали к воротам. Из одного выскочил американский военный, вошел в лагерь и прокричал: «Вы свободны!» Приказал голубым мундирам спускаться вниз, бросить оружие