Тайны Кипеллена. Дело о запертых кошмарах - Ольга Васильченко

не заставил его повреждённый рот выговорить ни слова. А стенание с фарницийским акцентом только больше злило.

— Плю… на… ть… су… п… те… фе

Марек тоже не щеголял идеальным произношением, приворотное зелье еще не выветрилось, и он то плакал, то смеялся, то плясал посреди камеры с невидимой партнёршей.

Я присел в углу на самую чистую скамью и задумчиво оглядел наш каменный мешок. Раздражение плескалось через край, но я не позволял ему пойти пеной и вырваться наружу. Прекрасно знаю, что лучше не устраивать никаких свар и лишний раз не привлекать внимание надзирателей. Я еще раз оглядел уже не подозрительного типа. Непохож он на хитроумного злодея, подчинившего себе кровожадную смешливицу и устроившего бойню в Кипеллене. Скорее на мелкого мошенника подписавшегося за пару левков на простую с первого взгляда работенку: порыться в пустом доме. Вот только одна несносная девица спутала и его планы тоже. У неё это ловко получается. Прикидывается дурочкой: глаза в пол, бормочет что-то несуразное, а потом «бац» — и забирается к тебе в дом посреди ночи. Я замотал головой. Речь сейчас не обо мне, а о деле. Но чем чаще она попадается на глаза, тем больше подозрений. Не может всё так совпасть, такое даже Четыре Пресветлые богини не подстроят. В этой милой кудрявой головке вызрел какой-то план. Трудно поверить, но я уже однажды сталкивался с бездушной красотой и знаю, что не всё золото, что блестит. Иногда за сногсшибательной внешностью, прячется такая черная злобная душа, что и тролля-душегуба передёрнет. Жуткое воспоминание накатило, как видение припоя…

Из темноты выплыла старая кафедра красного дерева с вырезанными на боках знаками. Пахло эфирными маслами, апельсинами, чесноком и чем-то едким и горьким. Я рассказывал о злобных тварях ночи и способах магической защиты, а резкие ароматы только усиливали созданную атмосферу. Тяжелые портьеры заслоняли окна, погрузив зал в настороженную темноту.

— И запомните! Кто бы и в чём вас ни убеждал, самое опасное, коварное, непредсказуемое, кровожадное и беспринципное чудовище — человек! А если он еще и наделён магическим даром!..

— То дело пахнет жареным, — негромко согласился кто-то из студентов.

— Именно! — качнул головой я, — только зажарят, скорее всего, вас самих.

Зазвенел колокол, и на задних рядах загалдели.

— К ночи среды готовьтесь, как следует, будет практическое занятие по бестиарию Кшиштофа Скуры! — перекрывая шум, крикнул я — При себе иметь амулеты защиты и накопители силы, заклинание ночного зрения знать и уметь применять. Пойдем на Кипелленские топи.

Зал быстро пустел, а я пока собирал вещи. Массивные учебники оттягивали руки, и мысли снова возвращались к серым будням. Надоело только учить! Я иногда жалею, что согласился на заманчивое предложение ректора — провести пару семестров практики на магическом отделении Школы Высших Искусств — и оставил вольные хлеба боевого мага. Чтобы хоть как-то развеяться, я предложил свои услуги Ночной страже, в частном порядке, разумеется. До чуть позабытых погонь и сражений с нежитью еще не дошло, но я уже успел дать консультацию по серии убийств. Кто-то расправлялся с молоденькими девушками с необузданной злобой и жестокостью. Их кровь и невинность приносили в жертву какому-то тёмному божеству, и Кипеллен содрогнулся от ужаса и сострадания. Следствие зашло в тупик и, вспомнив о прежних алхимических изысканиях, я решил довести до ума зелье припоя. Иногда очень полезно забраться в чужую шкуру и посмотреть на всё, так сказать, изнутри. Думал в Ночной страже оценят моё изобретение… Наивный!

— Простите, пан Вильк! Можете уделить мне две минуты?

Я оторвался от набитого книгами портфеля и непроизвольно вытянулся, выпрямляя спину и расправляя плечи. На меня с трепетом смотрела Дарена Рамски — староста с ведовского факультета. Странно, что она здесь забыла? У них занятия завтра, да и куратор практики не я, а Рекар Пшкевич. Ведунья-старшекурсница обладала дивными зелеными глазами, длинными вьющимися смоляными волосами и нежным станом эльфийки. Её красота валила с ног похлеще любого боевого заклятья. Устоять не удавалось никому. Ходили слухи, что несколько студентов покончили с собой, получив от Дарены отказ, а один профессор уехал в Болотный край и стал отшельником. Не в моих правилах заводить отношения со студенткой, но здесь я бы, пожалуй, их нарушил.

— Да, конечно, — справившись с голосом, разрешил я. — Чем могу помочь?

— О… — Дарена шагнула к столу, но тут точёный каблук на её сапожке подломился, и она оступилась, выронив конспекты и несколько флаконов, послышался звон битого стекла. — Ах, я такая неуклюжая…

— Позвольте помочь, — я, словно юный недоросль в романтическом порыве, присел рядом на корточки, помогая собрать тетради.

От лужи из разбитого флакона исходил дурманящий сладковатый запах. Что за дрянь туда налили? Я заморгал, избавляясь от секундного головокружения, а когда пришёл в себя, Дарена вдруг оказалась так близко, что между нашими лицами едва бы протиснулась ладонь, и спросила:

— Я слышала, вы помогаете Ночной страже?

Мне стоило удивиться, переспросить, откуда она знает, но здравый смысл объявил неожиданный выходной. Её дыхание долетало до моей щеки, полуоткрытые губы манили, а зелёные глаза затягивали в бездну.

— Да! — заторможено произнес я, совсем потеряв контроль над голосом.

Кончики пальцев противно онемели. Мне бы спохватиться и вскочить, но сумасшедшие зелёные глаза приковали к полу и полностью лишили воли. А разум потерялся ещё раньше, позволив естеству возобладать…

Кажется, я знаю, что было в проклятом флаконе! Вытяжка из человек-корня…

— Вы уже отдали им ваше зелье, которое поможет отыскать убийцу?

Я втянул острый воздух. Он царапал горло, цеплялся маленькими коготками, скреб по внутренностям, но не желал лезть внутрь. Хотелось облизать пересохшие губы, но язык не повиновался. Рот открылся сам собой, и я сказал:

— Ещё нет! Оно в портфеле.

Зал затопила тьма, пол плыл и качался подо мной, словно корабль на волнах, а я смотрел на неё, не отрываясь. Бездонные зелёные глаза затопили всё вокруг, разлились шире академии и скрыли весь мир. Я тонул, опускаясь на самое дно, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Где-то на задворках разума всё еще билась мысль, что меня околдовали и подчинили чужой воле, но сопротивляться я уже не мог. Попался, как сопливый юнец! Где-то глубоко внутри заворочался клубок злости, способной скинуть беспощадное ярмо чужой воли, но медленно, слишком медленно.

— Отдай его мне! — потребовала Дарена, и я сунул руку в портфель и достал заткнутый пробкой пузырек.