Инвестор. Железо войны (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит

Я пожал плечами:

— Война. Он грозился спалить весь завод.

— Это невозможно! — взмахнул рукой Рикардо. — Столько труда вложено! У меня сердце кровью обливалось, когда я видел, сколько сгорело!

— И еще больше сгорит, если я не остановлю Абехоро.

— Поставите охрану?

— Лучше. Дам оружие рабочим.

У Рикардо дернулось веко:

— А не боитесь?

— Чего? Создадим стрелковый клуб, в нем же будут храниться винтовки.

Все равно мне нужен частный бронекорпус, так почему бы не начать прямо сейчас. А Рикардо малость поскучнел и я, кажется, догадался, почему: он-то предполагал, что я раздам пистолеты, которые можно будет таскать с собой всегда и везде. Ага, разбежался, пусть горячие испанцы разборки без короткоствола устраивают. А винтовка вещь солидная, по городу носить не будешь, плюс контроль в стрелковом клубе. Да еще добровольную дружину поверх всего, чтобы рабочие сами решали, кому можно доверить, а кому нет. Вы топите за коллектив, за сознательность масс? Так вот вам коллективная ответственность.

Рикардо под это дело толкнул агитку про либертарный коммунизм, но меня уже отпустило — расслабился и выслушал его без возражений. Когда он начал расписывать прелести безденежной экономики, я предложил попробовать на практике. Сделайте себе кооператив, чтобы каждый участник мог брать еду и товары и вперед, посмотрите что получится.

— А где брать продукты?

— Организуйте коммуну в селе. Если нужна земля, ради такого дела куплю и передам в безвозмездное пользование.

— Что-то больно сладко, а дармовой закуски, как известно, не бывает.

— Мне дешевле вложиться в землю, чем с вами бодаться. В общем, решайте, я поддержу.

Рикардо в раздумьях ушел, а меня как подбросило — Габи! В то, что сказал Абехоро, я не поверил ни на секунду, иначе она бы прописалась у меня в постели с первого знакомства. Но черт его знает, какую пакость может выкинуть этот ублюдок!

В школе ее не оказалось, добиться от возбужденного незнамо чем персонала, когда и куда она ушла, удалось не сразу — полчаса назад, домой.

Ларри притормозил прямо у палисадника, едва не загнав колеса на цветочную грядку. На крыльцо я взлетел, запрыгнув сразу через три ступеньки и заколотил в дверь.

Габриэла открыла почти сразу, будто ждала за дверью:

— Ты уже знаешь?

— Что?

— Король отрекся! Власть у кортесов!

Вот так всегда, пока я занимаюсь всякой фигней, в стране меняется режим.

— Поехали, — потянул я ее за руку, — это надо отметить.

Праздник у дядюшки Рауля уже разгорался — провозглашали тосты за республику и вообще веселились, как принято у испанцев по мало-мальски подходящему поводу. Оттого спокойно поужинать нам не дали, все время подходили чокаться и поздравляли — кто с отречением, кто с полетом Абехоро. Улучив момент, она наклонилась ко мне:

— Скажи, ты правда выбросил Абехоро в окно?

— За шкирку. Стекло вдребезги.

Весь вечер она смотрела на меня новым, изучающим взглядом, а когда я проводил ее, позволила подняться к самому входу и даже заглянуть в прихожую, слегка приоткрыв дверь.

И тут я понял — сейчас или никогда! Сегодня мой день, сегодня все получится! Пан или пропал — почти втолкнул ее внутрь, сгреб в объятия, притиснул к стене, ногой захлопнул дверь и прижался губами к губам.

Глава 11

Полеты во сне и наяву

Стоило разлепить глаза и скосить их туда, где на белой подушке разметались черные волосы, как меня от макушки до пяток затопило счастье. Я блаженно потянулся, стараясь не разбудить лежащую рядом Габи, и минут пять с дурацкой улыбкой таращился в потолок. Было так хорошо, что померкли грядущие войны — и гражданская, и мировая.

Она лежала спиной ко мне, одеяло повторяло крутой изгиб от талии к бедрам и я не сдержался, тихонько потянул его, обнажая шею, лопатки, спину… Кожа отливала перламутром, и мой выложившийся до предела организм снова подал признаки жизни. Не знаю, как долго у Камен не было мужчины, но она меня заездила — как писал Лорка*, «до первой утренней птицы меня этой ночью мчала атласная кобылица».

Федерико Гарсия Лорка(1898–1936), испанский поэт, стихотворение La casada infiel (1926) в переводе А. Гелескула.

Край одеяла тем временем добрался до ямок Венеры и я раздумывал, что предпринять дальше — провести указательным пальцем вниз по позвоночнику или сразу поцеловать в шею, но все очарование и негу разбили скрипнувшие за окном тормоза машины. Габи вскинула голову, на секунду замерла, а потом попыталась вскочить, но я удержал ее:

— Куда?

— В школу! У меня уроки! — схватила она халат.

— Замри, — я обнял ее со спины и не дал встать с постели, — ты больше не работаешь в школе.

Расслабленное состояние сыграло со мной злую шутку: если что-то может быть понято неверно, так и будет. Габриэла вырвалась и зашипела, как рассвирипевшая кошка:

— Если ты залез ко мне в постель, это не значит, что теперь ты решаешь, работаю я или сижу дома и служу господину миллионеру! Если тебе нужна безмозглая кукла, подцепи дамочку в Гранд-отеле, она будет говорить только «да, миленький». А я иду на работу!

Я выставил вперед ладони:

— Погоди, ты не так…

Ох, до чего же она хороша в ярости! Глаза сверкают, черные пряди так и летают… Карен сложила руки под грудью с готовыми проткнуть меня насквозь сосками и с вызовом бросила:

— Что ты о себе возомнил, presumido? Кто ты вообще такой, чтобы устраивать мою жизнь у меня за спиной? Думаешь, всякий учитель мечтает быть директором?

А ведь здорово, что она реагирует именно так. Не как искательница папиков, а как человек, имеющий в жизни свое дело и свою позицию.

Presumido(исп) — зазнайка, самодовольный

Мельком глянул в окно — так и есть, поодаль, опираясь на крыло «Пежо» стоял и курил Ларри. Молодец, не стал светить «Испано-Сюизу» и палить босса и его женщину, надо будет отметить. Интересно, а когда он уехал? Надеюсь, он не торчал под окнами всю ночь? Хотя нет, выглядит бодро, наверняка спал дома, решив, что начальник не совсем дурак и догадается при необходимости вызвать его по телефону.

Поднялся и шагнул к Габриэле, не обращая внимания на острые коготки. Одеяло, разумеется, упало на пол, и она не удержалась от взгляда вниз, ее светлая кожа залилась румянцем. Воспользовавшись этой секундной заминкой, я перехватил ее за запястья:

— Я ничего не устраиваю. Мне нужен директор школы в Барселоне и мне кажется, что ты отлично справишься.

Она вырвала руки и встряхнула маленькими кулачками:

— Думаешь, я мечтаю, чтобы весь квартал ходил ко мне со своими проблемами, а перед каждой сумасшедшей мамашей я лично отвечала, почему ее кровиночка не родился Эйнштейном или хотя бы Пикассо?

— У тебя не будет сумасшедших мамаш, там надо учить рабочих, ты же умеешь… и знаешь что, — я собрался с силами и выговорил: — я тебя люблю. И прошу переехать в Барселону, так тебе будет безопасней, а мне спокойней.

— Безопасней?

— Да. От Абехоро можно ждать любой подлости.

Она хмыкнула и повернулась боком, а я наконец-то как следует разглядел ее при свете и без одежды. Кто-то мне втирал, что темпераментным женщинам свойственен низкий таз, но у Габи все соразмерно, а темперамент ого-го! Я аж зажмурился, вспоминая, что мы вытворяли ночью и подумал, не повторить ли, но опять зацепился глазом за Ларри — дела. Люди, ждут, без меня вода не освятится. Это для Габи я могу устроить передышку, а мне вот никто не устроит.

— Я не хочу ехать в Барселону, — уже без прежней уверенности сказала Габриэла.

Мне оставалось только подойти и обнять ее, прижавшись всем телом

— Ты очень нужна в Барселоне. Пожалуйста, — прошептал я прямо в розовое ушко.

Ее руки скользнули по моей спине, и меня накрыла волна нежности.

— Мы уезжаем сегодня же, так надо. Я буду любить тебя вечно.