Инвестор. Железо войны (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит

Устаканив порядок действий и процедуры, я проводил Кочека и засел писать директиву нашей нью-йоркской конторе на осень. Вбухать миллионов пятнадцать, закупить миллион тонн зерна — не обеднею, а при сборе в СССР порядка 50–60 миллионов тонн это будет заметной поддержкой. Пусть наши аналитики думают, как выдурить как можно больше дешевого зерна и как его перебросить в черноморские порты СССР. Например, закупить в Турции, Египте, Персии — блин, да мало ли где! Может, и больше потрачу, но сидеть и смотреть, как мрут люди, точно не буду.

Какие бы ни были молодцы в здешнем управлении, а фокуса «приехал большой начальник, потыкал пальцем и удалился» не получилось — как минимум накачку на будущее надо дать. Опять же, тут стройка, а это неисчерпаемый источник всяких неожиданностей, ей можно заниматься все двадцать четыре часа в сутки, нон-стоп. А еще приехал давно ожидаемый Белл и сразу помчался по будущим цехам, после чего вывалил на меня целую кучу претензий — и то ему не так, и это не эдак. Едва я на него вызверился — надо же, второй Кристи на мою голову! — как он от жалоб перешел к вполне конкретным (и весьма толковым) предложениям, как и что можно поправить и где нужно подогнать под его требования. Пришлось на ходу менять наши планы по двигателям и договариваться с Нью-Йорком об изменениях в отгрузке «райтов» и «аллистонов».

К вечеру добирался до «Флориды» как выжатый лимон, и такой же выжатой приезжала Габи. Она с утра до вечера носилась, как заведенная, ее водитель выл от нагрузки — закупала учебники, пособия, набирала персонал и учителей, успевала контролировать отделку здания и давать втык нерадивым.

Идея назначить ее директором обнаружила непредвиденный бонус, в контактах с Габриэлой отсеивались упертые ретрограды и консерваторы:

— Как это директор женщина? Неслыханно! Я не буду подчиняться девчонке! Ноги моей здесь не будет!

Паре-тройке сотрудников, которые попробовали ее ослушаться поначалу, я вправил мозги лично и с третьего дня все ее команды исполнялись как бы не быстрее моих.

Ужинали мы в номере — ну, чтобы все эти мымры в жемчугах при взгляде на нас, усталых, но счастливых и молодых, не поджимали с осуждением губы. И чтобы траченные молью жеребчики с моноклями и хозяева жизни в галстуках-бабочках не смели провожать мою женщину сальными взглядами.

Пусть шипят за спинами, сгибаясь под уложенным на них болтом.

А мы падали в кровать в надежде на крепкий сон, но стоило прикоснуться друг к другу — искра, огонь, взрыв! И всю усталость снимало, как рукой.

Наверное, до смертного часа я буду помнить эти мгновения у открытого окна, за которым далеко внизу мерцали огни ночной Барселоны, ее тонкую талию у меня в руках и шелковую кожу шеи на губах…

И ощущение полета.

Глава 12

Русские идут

Пуля щелкнула по скальному выступу сантиметрах в двадцати выше головы, обсыпав советника Крезена каменной крошкой.

Снизу его дернул за штанину майор Баррон и сразу же зашипел в ухо, скривив длинное треугольное лицо с густыми усами:

— Я же говорил, не высовывайтесь! Проклятые рифеньос и так неплохо стреляют, а эти воюют лет десять!

Михаил уселся на землю, снял пробковый шлем и ссыпал мелкие осколки.

— Почему вы так решили, майор?

— Хорошо вооюют, чувствуется большой опыт. Вы сидите, сидите, — Баррон попытался удержать Крезена, когда тот привстал, чтобы вытряхнуть песчинки из намотанного поверх шлема кисейного шарфа.

— Да сижу я, сижу.

— Вот и хорошо, сейчас дождемся помощи, к вечеру все будет кончено.

К этому ущелью они попали в ходе преследования банды берберов, напавшую на строителей шоссе Тетуан-Мелилья. «Бандой» их называло армейское командование, а на деле рифеньос не только разогнали дорожников и разграбили склады, но также сожгли технику и довольно ловко подорвали почти законченный путепровод и подпорную стенку. С грабежом, кстати, тоже не все ясно — большую часть наверняка утащили с собой набранные из местных рабочие. Ну зачем кочующему по горам партизанскому отряду битум или цемент? А вот в хозяйстве может пригодится…

Крезен усмехнулся, вспомнив, что точно так же, «бандами», называли в штабах ВСЮР отряды Махно, которые доставили «добровольцам» немало тяжелых минут. И вообще, нечего «бандами» обзываться, если у самих батальон легионеров именуется «бандерой», а батальон туземных войск — «табором».

Михаил обернулся — чуть ниже как раз занимали позиции бандера и табор, легионеры и «регуларес», составлявшие основу вооруженных сил Испании в Марокко. Обычные призывники тут несли в основном гарнизонную или тыловую службу — в обществе сложилось устойчивое мнение, что сынки богатых родителей откупаются от армии, а вместо них правительство посылает на смерть бедняков, вот командование и перестраховалась.

К тому же, боевые качества легионеров и регуларес на порядок превосходили линейные войска. Неудивительно — в Испанский легион, как и во французский, принимали отморозков, не спрашивая, кто и откуда и записывая под любым, зачастую вымышленным именем. А в Fuerzas Regulares Indigenas набирали марокканских головорезов, которым неуютно жилось в традиционном окружении, эдакий местный вариант «Дикой дивизии». Вот они и тащили на себе всю войну, разве что в некоторых случаях регуларес отказывались воевать против родных или дружественных племен, ну да это дело штабных определять, кого против кого ставить.

Службу свою Михаил начал с представления командующему Восточным округом, а потом отправился в лагерь под Мелильей. В одном из пасторальных беленых домиков среди зеленого поля ему выдали легионерскую форму — не ту суконную тесного покроя, в которой мучилась вся испанская армия, а нечто вроде индийской у британцев. Полотняный китель, рубашку с отложным воротников (и без какого-либо галстука!), брезентовые краги и удобные ботинки вместо тяжелых и жарких сапог… В качестве головных уборов полагались шляпа типа панамы с широкими полями, в которой Крезен больше походил на старосветского помещика, чем на офицера, и пилотка непривычной формы, да еще с названием gorilla*. Поразмыслив, Крезен прикупил в Мелилье неуставной пробковый шлем, решив, что советнику не помешает немного выделяться на общем фоне.

Gorilla — уменьшительная форма от Gorro de cuartel (буквально «шапка для казармы»), испанская пилотка, ее копирует пилотка советских пионеров.

Офицеры что в Легионе, что в регуларес подобрались боевые (еще бы, при таком-то контингенте — других сожрут и выплюнут) и Михаила в свой круг допустили не сразу. Он выполнял обязанности инструктора, натаскивал снайперов и пулеметную команду, да считал дни. Все переменилось после того, как на него наехали трое подвыпивших легионеров, начавших с оскорблений. Самый пьяный еще ухватил Крезена за лацкан, после чего получил хук в челюсть, улетел в дренажную канаву и в дальнейших событиях участия по причине нокаута не принимал. Может, это его и спасло — остальные двое вытащили навахи, но вместо поножовщины Михаил выбрал перестрелку, итого: один насмерть, второй с ранением в госпитале. Дознание прошло быстро, обвинений советнику не предъявили, зато офицеры приняли, как своего.

И тут же насели с расспросами — а как вы там в России воевали? Ну скучно же, служба в лагере, служба, боевой выход, снова служба — все одно и то же. Изредка привозили новые фильмы, нечасто удавалось выбраться в Мелилью, где все злачные места давны-давно обследованы, а все женщины, с которыми есть шанс интересно провести время, известны поименно, с перечислением всех достоинств и недостатков.

Книг почти никто не читал (что весьма удивляло Михаила — среди дроздовцев попадались такие, что ухитрялись читать даже во время самых жестоких боев), чем оставалось занимать свободное время? Только рассказами да картами. Да еще шуточками друг над другом, порой жестокими: неприятному человеку могли змею в постель подкинуть, а сильно неприятному — тоже змею, но ядовитую.