Генри VII - Милла Коскинен

В случае 1461 года, Эдвард граф Марш тоже провозгласил себя королём по праву победителя, но у него хотя бы было основание — решение лордов светских и духовных от 25 октября 1460 года, что Генри VI останется королем до конца жизни, а после его смерти престол унаследует Ричард герцог Йорк. 31 октября, герцог Йорк и его сыновья принесли в Сент-Поле вассальную клятву королю, с условием, что тот будет придерживаться договора. Казнь герцога Йорка, несомненно, нарушением договора считать можно, хотя нарушителем был не король, а королева. Что касается Ричарда III, то он не сверг коронованного короля, как это сделал Генри IV, и не подсидел, как это сделал его брат Эдвард IV. Ричард занял совершенно вакантный трон, потому что его об этом убедительно попросили. А попросили потому, что с альтернативами было никак.

Второй важнейшей задачей парламента был билль об объявлении участников «восстания Бэкингема» вне закона, и о конфискации их имуществ[25].

Пострадали и вельможные противники — вне закона были объявлены Генри Ричмонд, Джаспер Тюдор, Томас Грей (маркиз Дорсет), с конфискацией их имущества. Что было совершенно необычно, в число объявленных вне закона государственных преступников попали три духовных лорда — епископы Мортон, Вудвилл, Кортни. Их имущество тоже было конфисковано короной, что и было, по-видимому, главной причиной такой странной манифестации — дело в том, что единственной властью, имеющей право наказывать священников высокого ранга, был римский папа. Зато предполагалось, что эти священники не должны обременять себя благами земными. Поэтому, конфискация их немалых владений не могла вызвать протестов. Второй причиной, по которой крайне религиозный король вдруг поднял меч закона на служителей церкви, могла быть именно религиозность Ричарда III, который предпочитал великолепие церквей великолепию церковников.

Элизабет Вудвилл лишилась владений, которые подарил ей Эдвард IV. Что, в общем-то, было вполне логично, учитывая её изменившийся статус. Ведь именно на этой сессии парламента был утверждён знаменитый “Titulus Regius”, объявляющий брак Эдварда IV и Элизабет Вудвилл нелегальным, и их потомство — незаконным. Правда, заодно говорится, что Эдварда она и её мать женили колдовством. В акте она именуется как “late the wyf of Sir John Grey, knyght, and late callyng her selfe quene of Englond”[26]. Естественно, за ней осталась её доля наследства от личного имущества родителей. Как жена рыцаря, она была свободна и от необходимости содержать большой двор, как, например, вдовствующая герцогиня Сесилия, мать Ричарда III.

Хуже всех пришлось леди Маргарет Бьюфорт. Во-первых, она всё-таки была объявлена вне закона, то есть потеряла гражданские и имущественные права. Прямой текст акта говорит следующее: “Forasmuch as Margaret Contesse of Richmond, Mother to the kyngs greate Rebell and Traytour, Henry Erle of Richemond, hath of late conspired, confedered, and comitted high Treason ayenst oure soveraigne lorde the king Richard thr Third, in dyvers and sundry wyses, and in especiall in sendyng messages, writyngs and tokens to the said Henry, desiryng, procuryng and stirryng hym by the same, to come into this Roialme, and make Werre ayenst oure said Soveraigne Lorde”[27]. Во-вторых, ей было, пожалуй, страшно и унизительно обнаружить, что вся её заговорщическая деятельность и ответственность за события, сломавшие столько жизней, были прекрасно известны королю. В-третьих, месяцы между провалившейся экспедицией её сына и опубликованием акта об объявлении вне закона, она должна была провести, агонизируя в неизвестности, и не зная, что именно король знает, и что ей за это будет.

Нет, казнь ей не угрожала. По-моему, первым королём, который начал казнить благородных дам, был её внук. Максимум, что с ней могли сделать — это поместить куда-нибудь под строгий надзор, как это и случилось. Но сам факт падения с самого верха социальной лестницы к самому её подножью, лишение всех прав, к которым она привыкла с рождения, уже был страшным наказанием. Не говоря о том, что леди Маргарет, не склонная к аскетизму, была маниакально привязана к тому, чем владела, и цепко держала в своих маленьких ручках ключи от своих сундуков.

Тем не менее, леди Маргарет хорошо знала, что она делает, предлагая, в своё время, брак Томасу Стэнли. Страховка сработала. Надзирателем за ней был назначен муж, до конца жизни леди. Ему же было передано и всё её имущество, до конца его дней. По идее, после смерти Стэнли, имущество леди Маргарет должна была получить корона. Разумеется, ссылка преступницы была в силе, но местом ссылки было обозначено «одно из имений» её мужа, Латом или Нозли.

Потому что ссориться со Стэнли было чревато. Скорее всего, Ричард знал о том десятитысячном войске, которое увёл в неизвестном направлении сын сэра Томаса, и о том, что Стэнли пристально наблюдал за развитием событий. Но — ничего предательского не случилось. Формально, Стэнли на всём протяжении восстания Бэкингема оставался лояльным королю.

Тем не менее, мне кажется очень своеобразной формулировка выражения доверия лорду Стэнли, содержащаяся в том же акте: “Yet neverthelesse, oure said Soveraigne lorde, of his grace espesiall, remembryng the good and faithfull service thet Thomas lord Stanley has doon, and entendenth to doo to oure said Soveraigne lorde, and for the good love and trust that the kyng hath in hym, and for his sake, remitteth and woll forbere the greate punyshment of atteynder of the said countesse, that she or any other so doeying hath deserved”[28]. Мне кажется, что в этих нескольких фразах содержится и уведомление лорду Стэнли, что король им не одурачен, и предупреждение, что любое отступление от лояльности суверену будет караться по всей строгости закона.

Кое-что о прикладной дипломатии

Первый и единственный парламент короля Ричарда справился с работой в ударные сроки, за неполный месяц. Возможно, последним делом этого парламента были формальности, связанные с возвращением Элизабет Вудвилл и её дочерей к нормальной жизни.

Теперь, когда ни ей самой, ни её дочерям ничего не угрожало, отсиживание в убежище потеряло смысл. Тем не менее, оставлять вдову брата и племянниц на произвол судьбы Ричард не собирался. Да, им было куда вернуться, и публичное, утверждённое парламентом объявление потомства Эдварда IV незаконным, должно было предохранить их от опасности похищения, но ведь оставались ещё и свои, английские недоброжелатели Вудвиллов. Которые вполне могли захотеть свести счёты с леди Элизабет, которую в годы правления её мужа обвиняли во многих грехах, вплоть до убийства — справедливо или нет.

Поэтому Ричард III публично поклялся перед лордами светскими и духовными,