Генри VII - Милла Коскинен

родственников на союзника своего противника — пусть Франциск Бретонский сам объясняется с английским королём.

Но в истории с разрешением на проезд имеется одна пикантная подробность. Оно уже было куплено, для графа Ричмонда и его сопровождения, до того, как он вообще оказался во Франции. Покупателем была леди Маргарет Бьюфорт. Возможно, это она оставила и деньги на дорогу. Похоже, она знала о желании сына остаться во Франции, и была против плана. Она слишком далеко зашла для того, чтобы оставить Ричмонда жить по его собственному усмотрению. Он был нужен ей в Бретани, среди оппозиционеров. Он должен был, наконец, официально заявить о своих притязаниях на корону Англии.

Собственно, ничего другого ему и не оставалось. Франциск Бретонский вряд ли стал ссориться с победоносным королём Ричардом из-за какого-то неудачливого графа. И теперь уже не было ни малейшей надежды на то, что Ричмонду, после его вояжа к берегам Англии, предложат ассимиляцию в рядах придворной знати. Более того, в Бретань прибыли все, кто успел унести ноги после восстания Бэкингема — ещё около 500 человек.

Их перспективы тоже нельзя было назвать блестящими. Все они знали, что первый же парламент короля Ричарда объявит их государственными изменниками, которых имел право убить любой желающий, или, как минимум, конфискует всё, что они имели. Естественно, из-за них Франциск ссориться с Ричардом точно бы не стал.

Ирония заключалась в том, что для очень многих участников в восстании Бэкингема, Генри Ричмонд был абсолютно никем. О том, что из него планировалось слепить нового короля старой династии, знали, по-видимому, единицы. Если бы Мортон сгинул по пути в Бретань, если бы леди Маргарет Бьюфорт была чуть менее умна и менее богата, если бы за Генри Ричмондом не стоял Джаспер Тюдор, эти люди, скорее всего, рассеялись бы по частым армиям в той же Франции, и на этом всё бы закончилось.

Но Мортон благополучно добрался до Ванна. Вместе с посланцем леди Маргарет, Урсвиком, который встретил его во Фландрии.

Судя по всему, в июле леди Маргарет пыталась вытащить из Вестминстера принцесс (или хотя бы одну принцессу), именно для того, чтобы отправить её в Бретань или во Францию. Скорее всего, в Бретань, в сопровождении Дорсета. Потому что она-то точно знала, какая разношерстная компания собралась вокруг её отпрыска, и имела своё понимание, как эту компанию можно объединить. Собственно, привлечение Бэкингема к заговору могло быть просто попыткой ускорить события, пока всё не развалилось после полного провала в Лондоне.

Ричард III оказался не только более умелым стратегом, чем она предполагала, но и гораздо лучше осведомлённым о происходящей возне, чем этого можно было ожидать от человека, бывавшего при дворе, в последние годы жизни Эдварда IV, только при крайней необходимости и ненадолго. Он знал многое, это было очевидно по тому, как он умело отражал любой ход заговорщиков. К моменту встречи с племянником, леди Маргарет уже знала, что принцев в Тауэре нет, и это должно было здорово её потрясти.

Более того, правление Ричарда началось раздражающе спокойно. Он самоуверенно оставил Лондон, и отправился в поездку по стане где его принимали раздражающе хорошо. Каждый новый день работал на укрепление его связи с подданными, на укрепление его власти. Этого нельзя было допустить.

Объявление о серьёзных намерениях

Интересно, что иногда успешное отражение угроз может начать работать против победителя. При условии, если победу нельзя довести до конца, уничтожив угрозу чисто физически. Эдвард IV отлично это понимал. Тем не менее, Эдварду было легче в том смысле, что его противники находились на одной с ним территории, и дотянуться до них было легко. Ричард же, после энергичного разгрома восстания Бэкингема, оказался в ситуации, когда увернувшиеся собрались там, куда он дотянуться на данный момент не мог.

Нет, Ричард III вовсе не обошёлся с восставшими мягко — были и карательные отряды, ловившие по лесам и долам зачинщиков волнений, и приказы уничтожать всех, пытающихся покинуть Англию на плавсредствах, и казни, и конфискации. Но слишком многие главные лица заговора ускользнули. Очевидно — ещё до того, как восстание было разгромлено. Из титулованных зачинщиков, погиб только Бэкингем, который сыграл свою трагическую роль в чужом спектакле (самое обидное, что эта жертва оказалась совершенно напрасной), да вляпавшийся Сен-Легер, у которого и причин-то то для бунта не было.

Вряд ли увернувшиеся имели какой-то план на будущее, спешно покидая Англию. Они просто спасали свою жизнь. Тем не менее, в Бретани они оказались загнанными в угол до такой степени, что им оставалось только кинуться в атаку — или дать себя добить. Естественно, они выбрали борьбу.

Но Ричард III, скорее всего, особенно не беспокоился, потому что заговор леди Маргарет Бьюфорт и епископа Мортона имел одно очень слабое место. А именно, он не имел поддержки высшей знати. Мужчины из семьи Вудвиллов были, пожалуй, самыми знатными из тех, кто не мог не повернуть против Ричарда III. Потому что веры бы им не было в любом случае, да и прочие пэры не отказались бы свести с ними счёты.

Что касается остальных, давайте пройдёмся по титулам, хоть это и утомительное занятие. Результат, правда, известен заранее — никто из графов при Ричарде ногами не сучил. И да, это очень важно, потому что титул графа не обязательно означал наличие неразбавленной голубой крови в венах, но всегда означал администрирование тысяч и тысяч людей и помощь короне. Без поддержки высшей знати королевства, правитель был обречен или на неудачное царствование, или вообще обречен.

Граф Кендалл, Жан де Фуа, родственник герцогини Бретонской, перешёл на службу Луи XI ещё в 1462 году, потому что Эдвард IV «наградил» верно служившего короне офицера заключением в Тауэр после Норхемптона. Во Францию ему помог вернуться Уорвик-Кингмейкер. То есть, Кендаллов в Англии больше не было.

Графом Уилтшира был 13-летний Эдвард Стаффорд, ещё даже не вступивший в права наследника титула (утвердить его должен был парламент — и утвердил в 1484 году). Парнем он был тихим, и в политику не лез вообще. Выполняя свои обязанности, сопровождал Ричарда в королевском прогрессе по стране.

Титул графа Вустера носил 14-летний тихий сын жестокого Джона Типтофа, Эдвард. Паренёк был, очевидно, слаб здоровьем, потому что умер недели за две до Босуорта.

С титулом графа Уорвика было интересно. После смерти знаменитого Кингмейкера, замок и прилегающие к нему владения были отданы королём брату Джорджу. Поэтому, титул принадлежал теперь сыну Джорджа, Эдварду. Тем не менее, Джордж был казнён как государственный преступник, а его владения были