Генри VII - Милла Коскинен

Торси и лорд Аржантана, сообщили, что его величество настолько возмущён сложившейся ситуацией, что готов защищать достоинство герцогства всеми силами. Если Франциск и был растроган (что вряд ли), он всё же предпочёл конкретику — как именно защищать. Нет, он не спросил, с какой стати. Оказывается, от герцога ожидалось, что он снарядит новую экспедицию в помощь Генри Ричмонду. «Хотят, чтобы я таскал для них каштаны из огня», — мысленно хмыкнул герцог, и был совершенно прав.

Но ему было о чём подумать. С одной стороны, французам он не верил ни на йоту, хотя был у него один совместный проект с Луи Орлеанским, о котором никто из его советников не знал. Проект был скользким и авантюристичным, с минимальными шансами на успех, что этот старый лис понимал прекрасно. Поэтому ссориться окончательно с англичанами ему совершенно не хотелось. С другой стороны, англичане уже поссорились с ним (и не без причины), и «не заметить» тех притеснений, которым они подвергли бретонских торговцев, он просто не мог себе позволить. С третьей стороны, надо было что-то делать с Пьером Ландау, который под крылом слишком вмешивающейся в политику герцогини, кажется, вообразил себя некоронованным герцогом, и стал проводить свою собственную политику, не особенно-то советуясь со своим господином.

Поэтому, Франциск Бретонский выбрал то, что было «с четвёртой стороны» — благо, способ был проверенным и неизменно успешным. Он снова заболел, успешно изображая приступы сенильности. Это ведь очень удобно в политике — тут помню, а тут не помню, и чуть ли не пузыри пускаю, когда от меня ждут каких-то судьбоносных решений здесь и сейчас.

На самом деле, Франциску было всего 50 лет, и умрёт он только через четыре года. Да и то, не умрёт, а погибнет во время каких-то аристократических увеселений, свалившись с лошади. Причём, проведёт четыре последних года своей жизни, активно баламутя в «Безумной войне» (которую называли то Войной Дураков, то Войной Всеобщего Блага — в зависимости от точки зрения). И свою молодую герцогиню он переживёт на пару лет. И Ландау тоже переживёт, с удовлетворением наблюдая, как тот сам накидывает себе петлю на шею.

Наверное, подобная линия поведения не вполне совместима с достоинством средневекового герцога, зато она позволила Франциску умереть герцогом независимого герцогства, и получить при жизни массу удовольствия от своих интриг.

Франция вступает в игру

Бедняга Франциск Бретонский относился к Генри Ричмонду и его последователям без вдохновения. Во-первых, присутствие этого молодого человека в Ванне каким-то странным образом вдохновляло герцогиню вмешиваться в политику герцогства, что, с учётом ограниченности её понимания происходящего, герцога нервировало. Потому что недостаток понимания герцогиня компенсировала избытком энергии. А результатом были траты, которых Франциск с большим удовольствием избежал бы.

Франциску действительно можно было только посочувствовать. Когда-то, он принял Генри Ричмонда и Джаспера Тюдора, пообещав Англии и Франции, что обеспечит им статус государственных пленников. То есть, выдать не выдаст, но и делать им ничего не позволит. И вот теперь, в Ванне околачивались сотни англичан, которых ему приходилось содержать. Дорсет и его люди получали 400 ливров в месяц, Эдвард Вудвилл 100, столько же Уиллоуби, и так далее. Плюс, англичане занимали у буржуа, и поручителем этих займов приходилось выступать Франциску. Не говоря о том, что ему же приходилось выплачивать своим подданным компенсацию за поведение англичан. Известна выплата 200 ливров вдове Жоржетт ле Кафф, мужа которой англичане убили.

В общем, можно понять его желание избавиться от этой обузы. Проблема в том, что избавиться надо было так, чтобы не оскорбить англичан больше, чем это уже было сделано. Да что там, если бы англичанам не была нужна независимая Бретань на побережье материка, они уже не оставили бы мокрого места от этого герцогства. В добавок ко всему, избавиться от непрошеных гостей надо было так, чтобы не потерять лица. Уже в те времена, были какие-то нормы, не позволяющие выдавать беглецов, находящихся на территории государства, туда, где их ждала только смерть.

Франциск, в общем-то, под давлением герцогини и обстоятельств, как бы уже дал беглецам шесть кораблей и где-то 860 человек команды. Ещё в марте-апреле 1484 года. Просто, каким-то загадочным образом, они были даны скорее теоретически, чем практически, потому что практически они занимались пиратскими войнами. А его ответом на неожиданную заботу французов о достоинстве Бретани, стала всё та же загадочная болезнь, поражающая его в самые стратегически нужные моменты. Так что, если французы пытались заставить Франциска таскать каштаны из огня, то Франциск элегантно уступил эту честь своему зарвавшемуся казначею — Пьеру Ландау.

Что характерно, болезнь ничуть не помешала герцогу Франциску, в обстановке полной секретности, вести свои переговоры с Ричардом III через бургундцев.

Похоже на то, что официальные переговоры шли между английским послом Лэнгтоном и герцогским казначеем Ландау. И целью они имели выдачу Ричмонда и его окружения в Англию. А прямые переговоры между Ричардом и Франциском, через бургундцев, касались отправки тысячи английских лучников в Бретань сразу, как только будет заключен мир. Франциску они были нужны позарез.

Не буду темнить, и скажу, на какой финт было нацелено всё внимание Франциска. Вместе с Луи Орлеанским, он планировал не больше и не меньше, чем похищение юного французского короля, который Луи, в общем-то, любил, и которого хорошо знал. Укрыться беглецы намеревались в Бретани. Похищение должно было состояться сразу после коронации Шарля. Впрочем, сестрица-регент успела увезти брата из Парижа в Монтаржи, так что попытка закончилась ничем, а Луи Орлеанскому пришлось бежать — угадайте, куда? В Бретань, к Франциску, разумеется.

Вообще, о плане похищения информации у меня мало. Буквально две строчки. Сандерсон Бек слишком ммм… многогранен для того, чтобы считать его глубоким специалистом по средневековой истории. Роберт Кнехт, эксперт по истории Франции XVI века, эту информацию повторяет, но добавляет, что Луи уехал не в Бретань, а «к себе в Иль-де-Франс». В любом случае, пишут об этом эпизоде как-то маловато. Конечно, не исключено, что сначала Луи подорвался к Франциску, а потом вернулся оттуда в Иль-де-Франс.

В любом случае, 8 июня 1484 года, Ричард III смог объявить своим подданным (и, полагаю, своим пиратам), что с Бретанью у Англии достигнуто взаимопонимание, и понимать друг друга взаимно следует до 24 апреля 1485 года. Разумеется, переговоры эти велись с Ландау. Который, скорее всего, был несносным и коррумпированным задавакой, но действительно хотел избавиться от присутствия на территории герцогства англичан. Причём, его-то не сдерживали никакие соображения дворянской чести.

В общем, земля под ногами Ричмонда стала не то, чтобы