Отдать якорь. Рассказы и мифы - Сергей Петрович Воробьев

В обязанности уборщика входила ежедневная уборка коридоров, внутренних трапов, лабораторий, кают комсостава, общественных помещений – душевых и гальюнов. На наших судах матросы без класса были преимущественно женщинами.

Младший научный сотрудник Таки Такиевич Теодоракопулос, которого в глаза и за глаза все звали исключительно по отчеству, упрощая до Таковича, и возраст которого подбирался к 60-ти, сумел убедить начальника отдела кадров, что старый гидролог будет наилучшей заменой штатному матросу без класса, уходящему накануне рейса в декретный отпуск. За всю историю нашего научно-экспедиционного флота это был лучший уборщик внутренних помещений. Вверенные ему объекты отличались почти стерильной чистотой и блеском. Вставал он рано и, зычно напевая «Марш коммунистических бригад», принимался за своё, теперь уже кровное дело – до блеска мыл переборки коридоров, протирал плафоны электрических светильников, раствором с нашатырём драил линолеумные палубы внутренних проходов и пластиковые поручни трапов. Это стоило того, чтобы воочию увидеть Антарктиду. Утром все гальюнные унитазы сияли глянцевым блеском. И никому не приходило в голову вставать на него ногами и справлять нужду с позиции низкого старта.

Однако, наша полновесная буфетчица Тамара, своим сложением и телесным абрисом напоминающая классического борца сумо, не знала всех тонкостей городской культуры и, как истинный житель села, садилась на унитаз с ногами. Об этом никто никогда бы и не узнал, если бы однажды не произошло следующее. Заранее заверю читателя – случай пустяковый, но запоминающийся. Во всяком случае, в моём несовершенном сознании оставивший неизгладимый след.

Случилось это ранним утром. Мы как раз пересекали Тропик Рака. Это примерно 23 ° северной широты, за которым до самого Тропика Козерога простирается тропический пояс. Таки Такович Теодоракопулос только-только закончил помывку общественных гальюнов и приступил к протирке люминесцентных плафонов в коридоре правого борта главной палубы. Как всегда, в усы он бубнил полюбившийся ему марш: «Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути, в коммунистической бригаде с нами Ленин впереди!» Такович не успел ещё закончить первый куплет, как услышал со стороны только что вымытого им гальюна треск (так обычно ломается под форштевнем ледокола десятибалльный лёд), а затем крик, заставляющий выпрямиться мозговые извилины и подняться в рост опавшим по обеим сторонам лысины волосам. За дверью гальюна как будто ревела высокочастотная сирена, напоминающая нескончаемый крик: А-а-а-а-а-а-а-а-а-а…!

Такович слыл человеком неробкого десятка, он тут же перекрестился и, повторяя последние слова недопетого куплета «с нами Ленин впереди», ринулся со шваброй наперевес на источник душераздирающего звука. Когда он плечом выдавил закрытую изнутри дверь гальюна, то увидел картину, которая не пришла бы в голову ни Иерониму Босху, ни Сальвадору Дали: посреди крупных и мелких осколков унитазного фаянса навзничь, широко отворив от ужаса накрашенные тушью глаза, лежала, высоко подняв правую ногу вверх, а левую подвернув под себя, наша корпулентная буфетчица Тамара. Общая картина наверняка просилась на обложку романа американского писателя Генри Миллера «Тропик Рака».

Как представитель науки, Такович соображал быстро. Он тут же поднялся палубой выше, разбудил доктора, быстро описал обстановку, и они вдвоём, прихватив по пути двух дюжих матросов, проснувшихся от непривычных звуков, осторожно распрямили нашу буфетчицу и уложили её на брезентовые носилки. Сама она передвигаться никак не могла, так как с задней части была поражена множественными фаянсовыми осколками разной величины.

В те былинные времена на советских пароходах позволяли себе роскошь брать с собой в рейс профессиональных хирургов. А наш док, Николай Владимирович, как раз и был из этой категории. Поэтому уже через полчаса на операционном столе кетгутом зашивался последний шов на большой пострадавшей задней части буфетчицы Тамары. Не будь рядом штатного эскулапа, Тамара могла просто истечь кровью, ибо колотый фаянс или фарфор являются опаснейшим и коварным режущим инструментом.

Целый день к месту происшедшего инцидента стекался народ. Даже капитан вместе с помощником по политической части пришли посмотреть на место происшествия. Картина впечатляла. Унитаз, развалившийся под сидящей на нём буфетчицей, представлял собой груду бесформенных осколков, напоминающих археологические залежи культурного слоя Древней Греции, по которым своей мифической палицей прошёлся сам Геракл из Коринфа.

Если это сравнение не возбуждает воображения у читателя, то вид развалившегося унитаза можно ещё сравнить с раздробленным куском паросского мрамора, попавшего под стальные траки гусеничного трактора или тяжёлого танка. В нашем монотонном продвижении на юг под мерный, утробный шум двух зульцеровских дизелей это было событием.

Представители от экспедиции, равно, как и от экипажа, – все заражённые вирусом неизлечимого любопытства, – подобно бесконечным толпам туристов, тянущихся к Парфенону, шли и шли посмотреть на последствия экстремального сидения на унитазе. Пришлось даже установить очередь, как в мавзолей к Ленину, и запускать в исторический гальюн по два-три человека. Больше он не вмещал. На регулировку этого процесса помполит поставил свободного от вахт матроса с немецкой фамилией Фрич, в надежде, что он наведёт немецкий ордунг. Но какое там! Около гальюна собирались целые дискуссионные клубы на тему: «Как проверенное столетним опытом и рассчитанное с солидным запасом прочности устройство могло развалиться под простой советской буфетчицей, пусть даже и с семипудовой массой». В итоге остановились на версии, что унитаз имел внутреннюю трещину, поэтому не выдержал давления и в критический момент развалился. На что бывший гидролог, а ныне матрос без класса Такович, отреагировал так:

– А нечего на него орлом садиться!

– Откуда ж ты знаешь, любезный Такович, как она сидела? – поступило возражение от дискутирующих.

– Откуда, откуда! – Это ж дураку ясно. Сидела бы, как все нормальные люди, королём, унитаз бы ещё сто лет прослужил. По последствиям же всё видно. Смотри – будто молотом по нему ударили. Хорошо ещё, сквозь палубу не провалилась. Её счастье, что я рядом был. С такими осколочными ранениями, как у неё, на операционный стол нужно без промедления. Спасибо нашему Николаю Владимировичу.

В итоге из шкиперской кладовой достали новый резервный унитаз и поставили на место развалившегося. Через неделю буфетчица Тамара, похудевшая от переживаний на 10 кило, приступила к своим прямым обязанностям. А Такович во всех подведомственных ему гальюнах вывесил написанные красным фломастером таблички:

НЕ САДИСЬ ОРЛОМ,

А САДИСЬ КОРОЛЕМ!

Помполит в тот же день вызвал Таковича на ковёр и предъявил партийные претензии:

– Что это Вы, Таки Такиевич, за пропаганду разводите в местах общественного пользования? Каких королей Вы имеете в виду? Мы всех царей и королей свергли. У нас рабоче-крестьянское государство…

– А кто у нас во главе государства стоит? – неожиданно спросил Такович.

– Партия, – без запинки ответил помполит.

– А кто во главе партии?

– Генеральный Секретарь…

– Так что