Прекрасное далеко - Дмитрий Санин

— Извини, Андрей, это была шутка…

(Непонимающее хлопанье глазами в ответ.)

— Да пошутил я, пошутил, — заразительно засмеялся Николай, ставя пустой бокал на стол. Он потянулся через стол и хлопнул растерявшегося Андрея по плечу.

«Итак, он — и вправду плазменщик… Такой не будет клофелинить, не та порода…»

Андрей ещё немного похлопал глазами, и неуверенно улыбнулся, за компанию.

— Ты меня проверяешь, да?..

Опять повисла тяжёлая пауза.

И тут снова подпрыгнула, озарилась синим огнём, взорвалась ревущим оркестром мобила. С танковым грохотом она медленно поползла по столу. Номер опять не определился.

— Да!!! — зарычал в трубку Николай.

— Николай Иванович? — на этот раз говорил низкий мужской голос. Очень вежливый, очень приветливый голос.

— Да…

— Я по поводу Вашего гостя. Не могли бы Вы…

Голос говорил долго. Николай озадаченно слушал, скашивая глаза на Андрея.

— Да никаких проблем! — наконец, удивлённо пожал он большими плечами, когда вежливый голос замолчал. — Легко!!!

Он со стуком выложил телефон на стол и, набычившись, задумчиво уставился на Андрея.

— Ну-ка, проверь ещё раз карманы и кошелёк. Нового — ничего не появилось?

Андрей, тоже удивлённо пожав плечами, снова достал потёртый бумажник с адмиралтейским корабликом и надписью «Ленинград», и стал выгребать его содержимое на стол — старые проездные, магазинные чеки…

— Листовка какая-то… — он с недоумением развернул сложенный пополам лист плотной глянцевой бумаги.

На листе типографским способом было отпечатано:

ДОРОГОЙ ДРУГ! ЕСЛИ ТЫ ЧИТАЕШЬ ЭТИ СТРОКИ, ЗНАЧИТ…

Коммунизм… Да, это был коммунизм. Тот самый, который нам обещали. Огромный, как выставочный зал «Ленэкспо», универсам; циклопические стеллажи, плотно заставленные тоннами товаров. Стеллажи образовывали настоящие улицы, уходя вверх на высоту трёхэтажного дома. Бесшумные автопогрузчики, блестящие, нарядно раскрашенные, сновали по улицам и перекрёсткам, спуская товары покупателям. Громадные аквариумы сияли праздничной иллюминацией — там плавали осетры и карпы, угрюмо ползали омары с заботливо замотанными могучими клешнями, жались в углы длинноусые лангусты, громоздились друг на дружку гигантские колючие камчатские крабы. На ледяных россыпях аппетитно ждали угри, дорады и самые настоящие осьминоги; алели разделанные лоснящиеся туши красной рыбы. Гигантские креветки, какие-то толстые кальмары (каракатицы?), креветки помельче разных видов, какие-то незнакомые твари и рыбы… Икра всех цветов и размеров, балыки, селёдки, анчоусы, рольмопсы, нарезки… Какой-то молодой азиат в поварском колпаке (японец?!) ловко крутил из риса и рыбы колобки и рулеты, укладывая их красивыми разноцветными рядочками. Чудо-магазин. Город-магазин. Солнечный город…

«Рехнуться можно — до чего интересно! Экскурсия… Не на Валаам, не на Байкал, и даже не на Кубу — а в будущее! Подарок судьбы. Остались всего сутки, и время безжалостно тикает… Надо успеть подглядеть всё. Надо успеть… Чёрт, почему именно мне такая честь? И почему — „Федеральная Служба Метрологии“?.. Кто они такие?»

Андрей возбуждённо озирался в рыбном отделе. Николаю полчаса назад позвонили на радиотелефон, и он умчался, велев Андрею не теряться — и брать что понравится («ничего, сожрём!»), только в пределах разумного. «Каждому по потребностям?» — переспросил тогда Андрей, и Николай, набычившись и дёрнув щекой, процедил что-то вроде «да, у каждого теперь потребности… мы тут все исполины духа и корифеи…» Хороший оказался мужик — Николай; мир не без добрых людей… Основательный и спокойный, как дубовый шкаф.

«Что можно сделать? Как этим шансом воспользоваться?! Шанс — бесценный, другого такого не будет… Просто любоваться магазинами — интересно, но глупо…

Подсмотреть тиражи лотерей? Фу, пошлость какая…

Порыться в научных журналах, чтобы знать, куда копать? Но пока овладеешь темой — её уже успеют сделать своим ходом…

Интернет? Да, это великая вещь; но всё равно ничего не успеть, он у нас уже на подходе…

Найти родню? Нет, не надо… Мне запрещено искать самого себя — но и про родню тоже не хочу ничего знать… Вдруг?.. Незнание Отмеренного Срока делает нас практически бессмертными…

Неужели — только глазеть? Неужели я неспособен на большее?!»

Андрей ухватил жестяную банку с красной икрой. Сто восемьдесят рублей — это было, как объяснил Николай, примерно рубль восемьдесят на привычные ему деньги. Очень недорогая у них тут красная икра. А доллар, получается — двадцать три копейки, притом по-настоящему, меняй-не-хочу… Коммунизм. Мясо, хлеб, молоко — примерно в одну цену… А водка, коньяк — вообще смешно стоят… А СКОЛЬКО ТОВАРОВ!!! Воистину это коммунизм — капитализм просто не может быть таким светлым будущим!.. Подумаешь — деньги и частная собственность; главное ведь не шашечки — а ехать, верно? А с «ехать» — тут как раз всё в порядке… Андрей за всю жизнь не видел столько видов колбасы, сколько сортов одной только сырокопчёной висело и лежало в здешнем отделе… И сколько импортного — куда там «Альбатросу»… Он взял другую банку с икрой — почти точно такая же, она стоила почему-то сто сорок рублей. В соседнем лотке лежали банки по двести — и снова почти такие же, как первая. Икра красная, сорт первый… Андрей ничего не понимал. На всякий случай он выбрал среднюю, за сто восемьдесят, и положил баночку в тележку. Однако, ноги уже гудели, как после пары десятков обойдённых залов в Эрмитаже… И товары, товары, товары; ряды бессчётных комбинаций товаров, по большей части совершенно незнакомых, и непонятно, чем отличающихся друг от друга — от них рябило в глазах, и зарождалось даже какое-то усталое отчаяние — от невозможности во всём этом разобраться и перепробовать…

«Жизнь здесь — хороша, спору нет. Мне нравится… Как всё ошеломительно неожиданно повернулось — совсем не так, как мы видели…

Как же мы спорили в общаге — до хрипоты, почти до мордобоя! А ведь всё оказалось просто — нормальная жизнь, просто более достойная. Ведь это — то, чего мы все хотели! И какая разница, как это называется, капитализм или коммунизм — если важен результат?

Кто работает — тот живёт хорошо! Вот взять Николая: простой человек, не капиталист — но живёт так, что наш главный факультетский фарцовщик Шушара повесился бы от зависти… Работает, свободен и независим — и неплохо обеспечен. Никто его не обворовывает, не пьёт из него соки, как нам с детства вдолбили. В жизни важнее всего — работа и люди. Всё остальное от лукавого; правы были те, кто говорил, что у нас просто неэффективная экономика, плюс абсолютно ложное понимание Запада, и в придачу дикое небрежение людьми — и что надо перенимать мировой опыт, а не изобретать велосипед… Люди работают, довольны и обеспечены — что ещё нужно?

…Но вот ведь загадка… Столкнулся с будущим — а моей профессии здесь нет места… Наука остановилась, упёрлась в тупик. Мы ждали гораздо большего — термояд, межпланетные полёты, роботы… Замиллиардолетие какое-то, гомеостазис…

Что же, выходит — зря я в физику пошёл?! И надо было идти по стопам отца — в нефтянку? Нет! Нет, и ещё раз нет! Я очень уважаю отца, и его культ профессиональной личности, и люблю его мазутно-индустриальный консерватизм, плоды которого можно трогать пальцами… но физика выше нефтянки! Абсурд — почему здесь строители и нефтяники на коне, а не физики? Ведь туда шли троечники, те, кого никогда не взяли бы ни в физику, ни в математику, ни в мед — шли, чтобы идти хоть куда-то… И вообще: кто здесь на коне — если вдуматься? Люди профессии — или люди особого склада?.. Люди ума — или люди чего? Почему троечники важнее умников? Может, они умнее в чём-то другом?»

Да, люди… Люди здесь чем-то были похожи на иностранцев. Они спокойно и уверенно выбирали товары, и держались как-то особенно, стильно. Не было видно вездесущих ажиотажных бабулек, которые всегда первые в очереди. Не было и авосек. Люди нарядные, все в фирменном. Плееры, радиотелефоны, непринуждённые улыбки, кожа и элегантные оправы, разумные ясные взгляды… Люди будущего. И эта нелепая мода — на странные туфли с загнутыми носами, как у Николая…

Какая-то эффектная яркая девица, не обращая внимания на Андрея, качающейся походкой манекенщицы подкатила тележку, и стала задумчиво перебирать баночки. У девицы был голый поджарый живот, в пупке — кошмар какой! — блестела серьга. А джинсы были приталены столь низко, что открылись подступы к таким местам… А может, уже даже и не подступы… У Андрея закружилась голова. Ну и наряд… Девица же, нисколько не смущаясь, деловито присела, широко разведя колени в стороны — отчего джинсы сзади съехали до половины. И ямочки под гибкой блестящей талией, знаком качества… Андрей смущённо закряхтел.

— Ну, как ты тут без меня? — рот подошедшего Николая был растянут до ушей. Он тоже весело косился на гладкие подробности присевшей девицы, и глаза его светились жёлтым блудливым огнём кота, закладывающего петли вокруг валерьянки. Потом он заглянул в тележку — и вдруг улыбка сползла с его лица. — Ну ты, брат, и какашек набрал… — он взял в свою огромную пятерню пакет с сосисками; жёлтый огонь в его глазах потускнел, стал озадаченным, даже сочувственным. — Только не обижайся, ладно? Меа кульпа, забыл тебя предупредить…