Прекрасное далеко - Дмитрий Санин

— Разберёмся, — ледяным тоном ответил старший наряда. Один сержант, присев на корточки, стал ощупывать швы на брюках Николая. Другой сержант занялся Андреем. Старший лениво стоял в сторонке, страхуя.

— Это что?! — грозно спросил первый сержант. Он сунул руку Николаю в карман джинсов, повозился там, и достал свёрнутый комочком фантик от жевательной резинки. Ощущение было омерзительное, как в детстве, когда гопники выворачивали карманы. Только вот драться сейчас никак нельзя было… Сержант, тем временем, развернул фольгу. В глазах его мелькнуло разочарование — наркотиков там не оказалось.

— Придётся проехать с нами, — хмуро сказал старший Андрею. Его тут же взяли под руки и усадили в машину.

— Мужики, — тихонько обратился Николай к старшему, дружелюбно показав ладони, — давайте как-нибудь решим этот вопрос… Ну, на стройке у меня парень работает…

— Разберёмся, — безжалостно повторил старший, — у меня ориентировка. — Он сел рядом с водителем и взялся за хрипящую рацию. Андрея было еле видно сквозь блики стекла: он сидел на заднем сидении, худой и маленький, стиснутый с боков сержантскими бронежилетами.

— «ЛИПИЦЫ», Я — «СУЗДАЛЬ-ДВА», ЗАДЕРЖАН ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ…

— ВАС ПОНЯЛ, «СУЗДАЛЬ-ДВА».

Патрульная машина укатила, оставив Николая в бессильном одиночестве.

«Подозреваемый?! Ориентировка?!»

Николай выматерился — злобно и незамысловато — и в ярости пнул колесо «форестера». «Форестер» жалобно взвыл сигнализацией.

И телефон — молчит… Как выпить — так нельзя; а как в ментуру — так пожалуйста?! С-суки…

Дежурный — тощий старлей с ничего не выражающими глазами — покосился в открытую дверь и быстро показал два пальца, белых и чистеньких. Николай достал две тысячи, тихонько сунул дежурному. Тот, всё косясь на дверь, неуловимым бесшумным движением взял, и пошёл к обезьяннику греметь ключами. Через минуту он вывел бледного Андрея.

— Всего доброго, — зверски оскалился Николай дежурному, в светском полупоклоне.

Андрей отрешённо молчал — и в райотделе, и по пути до машины.

— Ну что — в милицию замели, дело шьют? — Николай нагнулся к севшему в «форестер» Андрею, глаза его горели довольным жёлтым пламенем.

Но Андрей не улыбнулся.

— Нет такого народа, которого нельзя посадить в Бастилию, — неунывающе заметил Николай, садясь за руль. — Придётся тебя пивом отпаивать.

— Спасибо, Николай, — Андрей смотрел перед собой, — за заботу. В милиции меня проверили по базе — я назвал свой грозненский адрес. Меня и вправду больше нет. И моей Октябрьской площади — тоже больше нет…

Повисло тяжкое молчание. Николаю очень хотелось как-то заговорить зубы Андрею, но по-настоящему подходящих слов не находилось. Он стал импровизировать, в надежде что кривая вывезет.

— Ты пропал без вести. С семьёй, — рассудительно начал он. — Это может означать, что тебя там просто нет. Ты учёл будущее и смылся…

Мысль Николаю понравилась, он хотел её развить — но Андрей внимательно взглянул на него, и печально улыбнулся:

— Ты-то сам в это веришь?..

Николай разозлился. Он хотел демонстративно взорваться, наорать на Андрея, обозвать соплежуем — потому что нет ничего проще, чем уехать из Чечни, и нечего сопли тут разводить — но у него вдруг схватило сердце. Впервые в жизни. До того он и не знал о его существовании — и вдруг сердце подпрыгнуло, опало, перестало биться, провалилось куда-то в бездну, и брызнула тупая боль. В глазах потемнело. И навалилось на Николая жуткое предчувствие — что всё бесполезно, скоро всё это лишится всякого смысла… Что случится с ним какая-то страшная беда, настолько страшная — что судьба решила с ним напоследок поиграть, устроив провалы во времени и прочие чудеса, невозможные в нормальном мире. Всё равно он уже никому не расскажет…

Николай машинально прижал ладонь к сердцу. Боль тут же исчезла, как заноза выскочила, сердце опять забилось. А предчувствие — осталось. Николай растерянно посмотрел на ладонь. Вот она — широкая, живая, и, как говорят, нежная и ласковая — но он почему-то смотрит на неё, как на неживую, как на омертвевший кусок дерева…

«Пива… Надо выпить пива. Бессмысленное лекарство, бесполезное, как заряженная Чумаком вода — но ведь ничего другого нет…»

— Ты взятку дал? — неприязненно спросил Андрей.

— Коррупция… — Николай тихонько покашлял, потрогал грудь, и вставил ключ зажигания. — Рыба гниёт с головы. В Москве — бОльшая часть денег страны. Немерено нефтедолларов. А жена московского мэра — самая богатая баба в России. Угадай с трёх раз, чьи это деньги на самом деле, и с помощью какого ресурса они собраны? Тут подрядик, там заказик… Да и соседика моего ты видел.

…В ларьке они долго ждали, пока маленькая старушка перед ними, ахая, разбиралась с продавщицей. Андрей стоял, нахохлившись, и рассеянно слушал. Николай украдкой потрогал грудь — но сердце снова было в полном порядке.

— Опять подорожало? — наконец, поняла глуховатая старушка. Она обречённо вернула продавщице пакет молока, и убрала деньги в потёртый кошелёчек. Забрав пшено и половинку хлеба, старушка печально зашаркала к выходу — крошечная, морщинистая.

Андрей вопросительно посмотрел на Николая. Тот терпеливо стоял. Наверное, он привык к зрелищу старушек, неспособных купить пакет молока…

— Всех не пережалеешь, — пожал он плечами, и отвёл глаза.

…Старушка хитрила и изворачивалась, убеждённо отнекиваясь и уверяя, что ей ничего не нужно. Николаю пришлось попросту засунуть пакет молока в её кошёлку, пока Андрей осторожно держал тоненькие морщинистые руки. А вот тысячерублёвку гордая старушка с силой запихнула Николаю в карман — неожиданно твёрдыми пальцами, зыркнув больными выцветшими глазами так, что стало понятно, что это Человек — хоть и немощный, но которого нельзя оскорблять милостыней — и поспешно заковыляла во двор.

Потом они пили пиво во дворе — в глубине, за кустами, чтобы опять не нарваться на патруль. Николай пару раз куснул кончик ногтя, в задумчивости, и сплюнул. Он потихоньку наливался злостью, глядя на чёрный джип, который снова наглухо запирал дорожку, ведущую с детской площадки. В голове его, между тем, мало-помалу зрел план спасения Андрея.

Ведь Андрея же можно спасти!

— Что-что? — переспросил Николай рассеянно.

— Я говорю, как же всё так получилось? — глаза Андрея снова были как у святого на фреске, неподвижные, страдальческие и широко раскрытые.

— Как, как… — Николай дёрнул щекой. — Слишком многие вообразили о себе слишком много. Вообразили, что заслуживают много большего — и недополучают это из-за кого-то. Что кто-то лишний мешает им жить богато, что кто-то виноват, что кто-то им теперь должен. Что будут им золотые горы — стоит побыстрее отречься от родства и от прошлого, и отдаться богатым хозяевам. Ждут, что в награду обрушится на них дождь долларов и европейских благ… Психология фарцовщиков, восторжествовавшая на государственном уровне. Жадность прикусила людей.

— Кругом — фальшивое дерьмо и жадность… В магазинах фальшивое дерьмо, в телевизоре, в книгах, в людях… И доллары, доллары, доллары… Слушай, может быть, вас просто купили за фальшивые доллары?

Для осуществления плана Николаю требовалась одна вещь, которую надо было забрать из квартиры. Вернее, две вещи… На это понадобилось пятнадцать минут.

Выходя из квартиры на площадку, они нос к носу столкнулись с начальственным соседом. Тот, равнодушно скользнув по ним взглядом, надменным и ничего не выражающим, направился к лестнице.

— Здравствуйте! — Николай преградил соседу дорогу.

— Добрый день, — сквозь зубы, неохотно выдавил из себя тот. Он недовольно смотрел мимо Николая. — Пройти — можно?

— Только один вопрос, — кротко улыбнулся Николай. — Ты зачем на нас ментов натравил, соседушко?

— Свали с дороги, — глухо, стиснув зубы, прошипел сосед. Он посерел от злости.

— С соседями здороваться нужно, а не ментов на них насылать, — наставительно продолжал Николай, солнечно улыбаясь. — Это раз. И не надо загораживать своей колымагой пешеходную дорожку. Это два. Об окружающих тебя людях надо думать, ясно?

Глаза соседа так и буравили стену рядом с плечом Николая, как два сверла на низких оборотах. Ни дать, ни взять — благородный граф, не удостаивающий хамьё вниманием.

— Молодой человек, — наконец, когда пауза затянулась, прошипел он ещё тише, — сейчас ты быстро, — (он одним непечатным словом объяснил, что именно — быстро), — и больше не попадаешься мне на глаза. Иначе огребёшь неприятностей по полной. Понял?

Николай изумлённо рассмеялся и несколько раз пожал плечами.

— Да что ты мне сделаешь, пупсик? — глаза его сияли как два янтаря. — Ты, смотрю, окончательно охренел от вседозволенности…