Сыскари. Альтернативная история - Александр Смирнов

Новенький «Руссо-Балт», подаренный городской думой, стоял у калитки. Строгие линии, огромные колеса, приспособленные к русскому бездорожью. Шофер по имени Никифор в черном форменном мундире уже приоткрыл дверцу и ждал, когда исправник сядет в автомобиль.

– Куда ехать знаешь? – поинтересовался Косолапов.

– Так точно, ваше благородие. Усадьба Верещагиных.

– Тогда давай поспешим.

Серафим забрался в машину, а Никифор тут же захлопнул за ним дверцу. Затем обошел. Остановился у дверей. Платочком, что достал из кармана брюк, обтер стекло и только потом занял свое место. Двигатель загудел.

– Ну, а ты что насчет этого думаешь? – спросил Косолапов, когда они поехали.

Шофер в пол-оборота взглянул на него и уточнил:

– Насчет чего?

– Убийства сторожа.

– Не могу знать, ваше благородие.

– Неужели никаких предположений?

– Так я же шофер, а не сыщик, – проговорил он.

– Скучный ты человек, Никифор, – вздохнул Серафим Григорьевич, – ну, о чем с тобой говорить.

Минут через десять они подъехали к усадьбе Верещагиных. Напротив сквера, где стоял памятник художнику, Косолапов попросил остановиться. Выбрался из машины и взглянул на дом. Там уже толпились зеваки. Такое всегда случалось, когда в городе происходило нечто неординарное. То, что среди них нет ни одного свидетеля преступления, Серафим Григорьевич не сомневался. Ротозеи, увидевшие полицейских, и заинтересовавшиеся происходящим.

Околоточный заметил его издали. Тут же устремился на встречу почти бегом.

– Здравия желаю, ваше благородие, – проговорил он, останавливаясь и прикладывая руку к фуражке.

– Ты нашел труп? – спросил Косолапов.

– Никак нет, ваше благородие.

– Так чего прыть проявляешь. Я бы подошел, ты бы и доложил. Как звать?

Последнее было формальностью. Серафим Григорьевич, как и Наполеон, знал своих подчиненных всех в лицо и по имени.

– Околоточный надзиратель Алексей Иванович Суховеев.

Исправник оглядел подчиненного. Отметил его внешний вид. Тот только покраснел. Вытянулся по стойке смирно и гаркнул:

– Рады стараться, ваше благородие.

– Вольно, – скомандовал Косолапов, – веди, показывай, что к чему.

Околоточный засеменил впереди. Подвел к дому. Деревянный забор между двумя зданиями. Калитка приоткрыта, там уже толпа зевак. Городовой в белой гимнастерке да начищенными до блеска сапогами преградил им дорогу во двор.

– А ну, разойдись, – закричал он, размахивая пистолетом, – стрелять буду!

Если и будет стрелять, как знал исправник, так только в воздух. Мера вынужденная, но всегда действовавшая безотказно. В этой ситуации хватило слов. Народ начал расходиться в стороны, пропуская важного чиновника из полиции.

– Разрешите доложить, ваше благородие, – проговорил городовой, вытягиваясь и прикладывая руку к фуражке.

– Вольно, – ответил Косолапов. – Ты нашел труп?

– Так точно, ваше благородие. Гляжу, калитка приоткрыта…

– Не здесь. – Серафим Григорьевич взглянул на околоточного. – Ты постой тут, братец, да никого не впускай. Скоро криминалисты должны подъехать. А мы, Фрол Игнатьевич, – молвил Косолапов, обращаясь к городовому, – пойдем, пошепчемся.

Вошли во двор.

– Ну, где тут можно поговорить? – уточнил исправник.

– В беседке.

– Ну, тогда веди. Будем надеяться, что душегуб в ней не был. Иначе мы с тобой, братец, все следы затопчем.

По вымощенной декоративной плиткой дорожке они прошли вглубь сада. Там под двумя соснами стояла небольшая беседка. Вошли внутрь. Косолапов огляделся. Небольшие скамеечки по периметру, в центре стол. Явно хозяева предпочитали тут коротать вечера за чашкой чая, а может быть, и кофе.

– Садись, да рассказывай, – приказал исправник.

– А что рассказывать?

– Как всё было!

– Так собственно и рассказывать, в общем, нечего… Обход проводил. Иду мимо дома, гляжу, калитка приоткрыта. Непорядок. Подхожу, а во дворе дома на дорожке что-то лежит. Сразу мысль пришла, а не приключилась ли с Семенычем беда. Сразу во двор. Над телом накланяюсь. Так и есть Семёныч. Первая мысль – напился зараза. Ну, не бросать же его на улице. Уже наклонился, чтобы поднять и вдруг осознаю, что ногами в луже стою. Думаю откуда тут луже быть? Дождя ведь не было. Руку опустил, коснулся, да к лицу подношу. Ешкин кот, – выругался околоточный, – а это кровь. Только тут я и обратил внимание, что к Семёныча горло перерезано, – служивый чуть не показал на себе, да вовремя спохватился, – одним словом покойник. Уже хотел бежать, чтобы позвонить в отделение, как заметил, что дверь в музей приоткрыта.

– Входил? – спросил Косолапов.

– Никак нет, ваше благородие. Сначала было дернулся. Там ведь и телефон есть. Потом думаю – натопчу. Короче, в соседний дом. Соседей на ноги поднял, да в отделение давай звонить.

– Ясно. Ну, веди, показывай, – приказал Серафим Григорьевич, поднимаясь.

Городовой и исправник подошли к трупу сторожа. Косолапов наклонился, чтобы осмотреть тело. Причина смерти была понятна без всякой экспертизы. Кто-то перерезал Семенычу горло. Серафим Григорьевич отвернулся, его чуть не стошнило, а ведь он на своем веку и не такое видел. Фрол Игнатьевич заметил реакцию и спросил:

– Вам дурно, ваше благородие?

– Да нет, ничего. Впервые вижу такое. Чем это его?

– Не могу знать, ваше благородие. Я ведь ничего тут не трогал. Понимаю, что дело серьезное. Вон и ружьишко его в стороне валяется.

Охотничье ружье, допотопная модель, валялась рядом с трупом в кустах роз.

– Так-так, – проговорил исправник. – Выходит, душегуб – профессионал своего дела, раз такого бугая, как Семеныч, завалил. Тот даже выстрелить, по-видимому, не успел.

– Так точно, ваше благородие. Я тут к соседям, когда заходил звонить, на счет выстрелов поинтересовался. Не слышали они ничего. Ночь, на удивление, тихая была. Только собака злобно залаяла, но потом замолкла. Не было выстрелов. – Утвердительно добавил городовой.

– Что за собака?

– А бог ее знает. Может, у кого из соседей живет.

Косолапов задумался. Собака лаяла неспроста. Значит, кто-то чужой в это время по улице шел.

– Замолкла, говоришь, – пробормотал Серафим Григорьевич.

– Так точно, ваше благородие.

– Вот, что, любезный, – проговорил исправник, – обойди соседей, да собачку эту поищи. Как что узнаешь, так сразу ко мне.

– Будет исполнено, ваше благородие.

Они вышли в калитку. Городовой направился обходить соседние дома, а Косолапов уже было хотел закурить. Запустил руку в карман за папиросами, да передумал. Со стороны Воскресенского проспекта, по Сергиевской улице, как раз к дому Верещагина ехали два микроавтобуса. Старенький добрый «Рафик»3, служебный автомобиль полицейского управления, верой и правдой несший свою нелегкую службу уже не один год. Подарок от городской думы. Именно депутаты распорядились выделить в свое время деньги на его покупку. Внутри оборудованный криминалистической лабораторией. Темно-синий с желтой полосой, тянувшейся по кузову, он остановился у калитки. Любопытные зеваки, в основном мальчишки, окружили микроавтобус.

Дверца открылась, и оттуда выбрались наружу: судмедэксперт Акакий Акакиевич Ремизов, штатный фотограф Михаил Бычков и князь Ираклий Чавчавадзе, главный эксперт в отделении. Следом за «Рафиком» к дому подъехала карета «скорой помощи», но остановилась чуть подальше. Два санитара приоткрыли дверцу и вытащили носилки. Затем, понимая, что их все равно раньше времени на место преступления не пустят, замерли в ожидании позволения забрать мертвое тело.

Князь Чавчавадзе, потомственный грузин, проскочил мимо Косолапова, буркнув себе под нос: «Здравия желаю, ваше благородие». Даже руки не протянул. Гордый. Вот только Серафим Григорьевич был не в обиде. Сделал вид, что ничего не произошло. Все и так знали, что князь и Косолапов были «на ножах». Если бы не закон, запрещающий дуэли, они давно сошлись бы в чистом поле и стрелялись. Причиной таких отношений было то, что князя Ираклия Чавчавадзе прочили в свое время на должность исправника, но что-то там, в верхах не срослось, и он вынужден был возглавить отдел экспертизы. Должность, прямо сказать, незавидная.

Князь Чавчавадзе (мастер своего дела) направился прямиком к телу сторожа. Достал из кармана мел, который постоянно таскал с собой, как Косолапов уже давно отметил, и обрисовал контур. Потом извлек из-за пазухи несколько табличек с цифрами. Единичку установил у шеи сторожа. Двоечку у ног. Тройку у ружья. Все, как положено, все по уставу. Или, как говорил Мишка Лопухин, по феншую.

В отличие от князя Ремизов остановился. Пожал руку Косолапову. Затем поправил пенсне и поинтересовался:

– Ну, что тут, ваше благородие?

Серафим Григорьевич лишь рукой махнул. Затем посмотрел на Акакия Акакиевича и буркнул: