Верь, бойся, проси… - Аланд Шабель

– Допускаю, что нам придётся здесь переночевать, – перебил он, – и надеюсь найти что-то подходящее для этого, ты как, не возражаешь?

Против этого она не возражала, и они дружно встали с поваленного ствола, Клим взял припасённую ветку с крупными листьями подходящей густоты, и так же дружно поплелись они, солнцем палимые… или лучше судьбою ранимые… нет, вернее будет – злой волей гонимые.

Шли осторожно, по лесной кромке, не выходя на открытое место. Замерли только один раз, прижались к дереву и прикрылись веткой, но, видимо смуглой послышалось, пошли дальше.

Клим ничего не спрашивал, он тоже почувствовал, как «нечто» недалеко от них, в гуще, выдохнуло так, что захотелось перекреститься. Между тем день, судя по всем приметам, уверенно близился к концу.

– Ещё пару-тройку часов, и хоть в землю закапывайся, – не совсем жизнерадостно заметил старший группы.

– Вождь, у вас нет мыслей насчёт той расселины?

Клим её тоже усмотрел, две каменные глыбы словно выросли из-под земли, соприкасаясь верхушками. Если чуток подкопать и закрыть проход, вполне прокатит.

Тем более что вряд ли найдётся место лучше. Вот и пещера!

– Как вы, мисс, посмотрите насчёт перспективы провести ночь с малознакомым мужчиной, ась? Мама не будет возражать?

После паузы, не дождавшись ответа на столь неприличный вопрос, продолжил:

– Так, ты собираешь ветки, бери небольшие, где листьев больше. Далеко не уходи, чтобы я тебя видел. Я пока внутри посмотрю, да и устраиваться будем, чувствую, стемнеет скоро.

Оказалось, устроились вполне удачно. Узкая у входа расселина через метр «раздалась в плечах», как умно заметил вождь. И вообще, вождь всегда замечает умно! Это на фырканье всякой молодятины из-за кулис.

Места вполне хватило для двоих, подстилка из травы и листьев удалась. Вот вход защищён слабенько. Заставили ветками. Клим кое-где сплёл их для крепости, но надежда только на то, что супостаты, тати и тюремные утеклецы, если таковые имеются (опять мудрое изречение вождя), не заметят. А спать хотелось не на шутку, день выдался лихой, про ночь лучше и не вспоминать. Тем не менее, дав команду смуглой спать, сам решил караулить, сколько сможет, но смог недолго.

Ночь, однако, прошла спокойно. Смуглянка явно выспалась, первая упорхнула на чистку пёрышек, потом вылез Клим, морщась от боли в натруженных мышцах и в намятых боках.

Попрыгал, поделал гимнастику, дабы разогнать кровь, умылся, выбрав мелководье, где проглядывалось дно. Кстати, отметил он, вода морская, солёная. Вот почему морщилась бедолага, когда ей на лицо бандану выжал. Он схватился за голову!

«Будем надеяться, про что-либо неприличное она в тот момент не подумала», – сделал он умственное справедливое предположение, но уточнять у спутницы не стал, просто несколько раз громко заметил о красоте моря, о плотности солёной воды в этом море и т. д.

Потом они держали совет, первым выступил вождь, обрисовав видимые ему проблемы и ставя задачи. Потом выступало «непринципиально важное молодое меньшинство», оно лезло с вопросами, критиковало и сомневалось, правда, в конечном итоге уступило фактам и согласилось с разумными предложениями бывалых и авторитетных товарищей.

Итак, им нужна питьевая вода, безопасное убежище и еда, конечно. Остатки магазинных припасов они уничтожили за завтраком, и пока было терпимо, но через несколько часов захочется и есть, и пить. Теперь надо решить, куда двигаться.

После первоочередных стояли задачи не менее важные: скрытное, а значит, безопасное передвижение, попутное изучение местной флоры и фауны и многое другое.

Про понимание того, как их угораздило здесь присоседиться, Клим предпочёл помалкивать, не развивать эту тему, дабы не сокрушить и без того хрупкое душевное равновесие молодой леди.

На все вопросы он или отшучивался, или бормотал что-то невнятное, когда уж особо доставали, свирепо вращал глазами и сварливо бранился на неумение молодого поколения думать, слушать и наблюдать, желательно молча.

Шли в ту же сторону, что и вчера, так же по кромке леса, замаскированные под ходячие кусты, тут уж Клим постарался, прошли изрядно, пейзаж не менялся.

Только теперь море было слева, с правой стороны не очень частые кусты и деревья незнакомых пород, а ещё правее начиналась настоящая тёмно-зелёная гуща леса. В том направлении не хотелось и думать.

– Вождь, вы обратили внимание? Ни птиц, ни бабочек. Комаров и то нет. Где стрекот цикад? Жужжание шмелей? Клёкот орлов?

– Если ты слегка помолчишь, может, и услышишь, да?

В чаще происходило движение. Они тут же укустились у какого-то мощного древа, слились с корой, замерли в ожидании.

Нечто немалых размеров продвигалось им навстречу, в направлении, откуда они шли, но, слава стакану, в стороне от них. Трещали молодые деревья, шуршали кусты, ощущалась тяжёлая поступь. Когда всё стихло, они продолжили путь уже без шуточек и вопросов.

– А ведь это вода шумит! – через час пути услышали оба.

– Отлично, то, что доктор прописал, – заявил старший, когда они вышли к неширокой речке.

Хотя это был скорее ручей, чем река, но вода была прозрачная и вкусная, и оба путешественника, скинув маскировку, несколько минут, стоя на карачках, впитывали в себя живительную влагу. Потом наполнили полторашку, запас дело святое, присели на отдых.

– Искупаться бы, – как бы попросилась попутчица. – «Копоть, сажу смыть под душем, съесть холодного язя…» – мечтательно процитировала Семёныча.

Клим воззрился изумлённо, потом изрёк:

– «Ты инструктора послушай, что здесь можно, что нельзя!» Откедова познания такие, душа моя?

– Отец очень уважает Высоцкого, у него до сих пор магнитофон совдеповский, крутит свои колёса, настрой поднимает.

Уже испытывая симпатию к этому человеку, Клим поинтересовался:

– Чего же ортодоксально так? Сейчас на дисках всё, что душа пожелает. Качественно.

Но, подумав с минуту:

– Хотя можно отца твоего понять. Скорее всего, это ностальгия. Напоминает что-то хорошее, из юности…

Сподвижница глянула с уважением:

– А вы, вождь, оказывается склонны к пониманию. Анализировать пробуете, но по мне лично, эти шипящие плёнки давно бы в мусорное ведро.

– Это тоже понятно, ты дитя другого времени. Ничего святого. Слушай, а жена не ругает его? Ну, мать твоя, как она относится к такому увлечению?

Смуглянка помолчала немного.

– Мама умерла два года назад.

Клим опустил голову.

– Я знаю, вы тоже живете без матери. Также два года?

– Три…

– Да, конечно, вспомнила. Вы ещё немного выпивали тогда.

– Немного, – он усмехнулся, вспоминая, как неделю не просыхал после похорон. Друзья сочувствовали, были рядом, потом закрутились какие-то малознакомые и вообще незнакомые личности. Уходили, приходили, что-то уносили, приносили водку и пили. Дверь не запиралась. Климу было наплевать, с полным равнодушием выслушал по телефону о своем отпуске, друзья похлопотали перед хозяевами за него.

Братья Саргоевы слыли мужиками резкими, чуть что, и за дверь, но тут пошли навстречу и даже согласились, неслыханное дело, на временщика. А он продолжал пить, прятался от жизни, и чем бы это закончилось, неизвестно. Да хорошо вовремя приехала сестра матери, приехала на девятый день и быстро навела порядок.

Анфиса Николаевна, она же, для своих, естественно, Анфа, дама с характером и тяжёлой дланью, с порога, оценив обстановку, принялась обстоятельно за чистку рядов. Ряды нежелательных элементов катастрофически таяли с первых же минут её присутствия. Кого лёгким тычком, кого лёгким пинком, но в результате все летели за дверь.

Последним вылетело из ванны головой вперёд некое лохматое существо, вознамерившееся было там прикорнуть и возмущённо чирикавшее, что оно уже там неделю спит, и пошли бы все тундрой-лесом…

Открыв дверь головой, существо затихло и куда-то уползло, оставляя шлейф неприятных запахов.

Анфа прибралась в квартире, с порошком повышенной агрессивности вымыла ванну, сходила в магазин, похлопотала на кухне и стала ждать возвращения блудного Клима в себя. Клим проснулся на следующий день и потребовал продолжения банкета!

Анфа молча вылила ему на голову заранее припасённое ведро холодной воды, и жизнь быстро стала набирать смысл. Девятый день провели скромно, съездили на могилку, было несколько подруг матери, потом посидели дома, помянули.

Обнаружилось, что из дома пропало всё мало-мальски ценное. Телевизор, более сотни дисков с фильмами, проигрыватель дивиди «Самсунг», коллекция тяжёлых знаков, деньги, естественно, сотовый, микроволновка, кофемолка, рыболовные принадлежности и прочие приятные мелочи.

Хорошо ещё, что золотые украшения матери да пару икон её подруга припрятала у себя. Отдала Анфе со словами, мол, от греха подальше решила убрать, больно уж Климушка не в себе был…

За иконы-то Клим бы сильно стал переживать, семейные, намоленные. Бабушкино благословение на свадьбу матери, несколько поколений в их родне. Мать не раз говорила, что, пока они в доме, ничего плохого не случится, в них наше спасение и помощь, не зря ежедневно звучало: спаси и сохрани!