Туманы Ричмонда - Игорь Ливиц

В задумчивости я взял цепочку и стал раскачивать монету как маятник. Снова вырубило электричество. Необычное чувство охватило меня. Как заворожённый, я смотрел на монету, не в силах оторвать взгляд, и всё больше входя в какой-то транс. Казалось, что вот-вот кусочки головоломки сложатся и всё станет понятным. Наверное, со мной произошло что-то подобное самогипнозу, потому что я как будто провалился на двадцать лет назад в прошлое и увидел всё, что произошло в тот, не похожий ни на какой другой день до мельчайших деталей.

Глава 2

«Даже пророки могли видеть Бога как будто через девять слоёв тёмного стекла,

и только Моисей — через один»

Иуда бен Илай

Был будний день, я только что вернулся со школы. Меня встретила мама, а папа ещё не пришёл с работы.

— Адам, иди обедать.

— Я не голодный, мам. Пойду покатаюсь на велике.

— Хорошо, поздно не приходи!

Небо было серым, и туман густой пеленой укрывал деревья. Близлежащие тропинки были изъезжены мною вдоль и поперёк тысячи раз, и я не боялся заблудиться. Но в этот день всё было не так, как всегда. Туман становился настолько густым, что я видел не дальше вытянутой руки. Он тёк по земле, как песок в пустыне во время сильного ветра. Я ехал очень медленно, чтобы не пропустить поворот тропинки и не врезаться в деревья, которые неожиданно выскакивали из тумана и протягивали руки-ветви, будто пытаясь меня схватить. Знакомые места выглядели совсем по-другому. Меня одолевали сомнения, сворачивать в ту или иную сторону.

Через некоторое время я обнаружил, что не знаю, где нахожусь, и занервничал, теряя ориентацию не только в пространстве, но и во времени. Мне казалось, что прошли даже не часы, а годы, с тех пор как я въехал в парк. Меня настигло чувство необычайного одиночества, словно на десятки, а может, на сотни километров вокруг не было ни единого человека. Остро захотелось очутиться рядом с родителями в нашей маленькой, но уютной квартире, которая казалась настолько далёкой от этого места, как будто она находилась на другой планете.

Тропинка сделала ещё один поворот, и я неожиданно выскочил на небольшую, круглую лужайку, на которой тумана не было. Здесь стояла самодельная беседка, в ней на скамейке за столиком для пикника, прикрыв ноги клетчатым пледом, сидел немолодой бородатый мужчина в одежде сомнительной чистоты. Из-под заношенной кепки торчали седые, кудрявые волосы. На рукаве расстёгнутой куртки виднелась заплатка, пришитая грубыми мужскими стежками. Майка на толстом животе была в каких-то подозрительных пятнах.

Увидев его, я обрадовался, но с велосипеда не слез, наклонив велосипед набок, встав одной ногой на землю.

Мужчина с улыбкой посмотрел на меня. В выражении его лица не было угрозы, а в тёмно-карих глазах — наркотического тумана. Во взгляде из-под седых, нависших бровей светилась искра лукавства и сдержанной радости. Казалось, дай ему повод, и он рассмеётся громким, раскатистым смехом.

Я всё же слез с велосипеда, подошёл столу и сказал:

— Меня зовут Адам. Я заблудился.

— Моисей, друзья называют меня Мойша. Присаживайся к столу, — стукнув ладонью по скамейке рядом с собой, сказал мой новый знакомый.

Мне вначале показалось, что мужчина немного заикался, но потом я понял, что он произносил слова со странным, незнакомым мне акцентом.

Увидев на столе вкусно пахнущий, с тёмно-коричневой корочкой пирог я почувствовал, что проголодался. Здесь же были старый глиняный кувшин с отбитой ручкой и какой-то цитрусовый фрукт. Много лет спустя я узнал, что он называется этрог.

Я спросил его, что он тут делает. Моисей улыбнулся:

— Я жду людей. Ты пришёл, и я счастлив, что мы будем праздновать вместе. «Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку плодами трудов своих: потому что это — доля его; ибо кто приведёт его посмотреть на то, что будет после него?»1

Слова были все знакомые, но, что говорит этот, похожий на бездомного человек, я до конца не понимал. Наконец я спросил:

— А кого вы ещё ждёте?

Моисей с удовольствием почесал под мышкой, подтянул спадающие с округлого живота штаны, из-под которых виднелась резинка трусов и продолжил:

— Мы все связаны: те, кто был до нас, и те, кто будет после нас. В этот момент они все с нами, предки и потомки; те, кто праздновал, и те, кто будет праздновать. Если ты постараешься, то увидишь его, этот волшебный ковёр жизни, в котором переплетены прошлое и будущее, судьба и свобода воли, твоя жизнь и моя.

— И что это значит? — спросил я.

— Время условно, — ответил Моисей, потирая нос. — «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было».2 По сути своей люди не меняются. Если бы это было не так, мы бы не могли сочувствовать Одиссею, ищущему путь домой к своей Пенелопе. Или восхищаться Давидом, бесстрашно вышедшим на поединок с великаном Голиафом. Представь бесконечное множество вариаций сюжетов. В них главный герой одной пьесы только второстепенный персонаж другой и наоборот. Этот спектакль идёт от начала времён. Реквизиты меняются, актёры тоже, но сюжеты кардинально — нет.

Я пожал плечами и невольно взглянул на пирог. Моисей всё понял:

— Я вижу ты голоден. Садись, поешь.

Сомневаясь, что это хорошая идея, я всё-таки сел на скамейку. Моисей отрезал кусок пирога, a из кувшина налил мне полную кружку удивительно вкусного, как будто только свежевыжатого виноградного сока. В отличии от магазинного он был чуть кисловатым и терпким. Пирог просто притягивал своим ароматом.

— Спасибо. Пирог пахнет просто супер!

Моисей ухмыльнулся, смешно сморщившись, почесал кончик носа и на мгновение стал похожим на хитрого гнома из сказки:

— У него райский вкус. Начинка пропитана гранатом.

Я откусил кусок пирога. Медово-цветочный аромат ударил в нос, и по всему рту разлилась сладость. Это ощущение росло, расширялось, растекаясь по всем клеткам тела, пока не пропитало меня всего от пяток до макушки. Мне вдруг показалось, что я в каком-то цветущем саду, и тихий голос в моей голове пропел то ли никогда не слышанные, то ли давно забытые слова:

Над небом голубым есть город золотой,

С прозрачными воротами и яркою звездой,

А в городе том сад, всё травы да цветы,

Гуляют там животные невиданной красы.3

Затем мир вокруг меня начал кружиться сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, пока реальность не превратилась в набор размытых, абстрактных образов. И вдруг вращение остановилось. Я был в каком-то саду. По лугу с высокой травой