Убойный снег - Виталий Лозович

Сашка приоткрыл один глаз и увидел улыбающегося дядю Мишу, который тут же наклонил корпус вбок вместе со штурвалом и самолет дал крен на правое крыло.

– Меняем курс, – сказал громко на это дядя Миша, – юго-восток! Это хулиганство, понял!

– А зачем?

– Если женщина просит!.. – кивнул он через плечо в салон.

– А как же хребет?

– Ишь, ты! – мотнул головой тот. – Горы – знаешь. Как подлетим – увидишь!

Подлетели к горам довольно быстро. Не успел Сашка еще разок задремать, как увидел проплывающую под ними невысокую сопку. Он глянул в окно – сопки громоздились одна над другой, дальше на востоке разливаясь в горную цепь. За ними темнел огромной монолитной массой сам «хребет». Даже издали было видно, что хребет не имел ни ущелий, ни, тем более, долин, вырастал из земли как стена, созданная из одного, невиданных размеров, камня. Местные кочевники его и звали – Красный Камень.

Американцы сгрудились возле окна, что-то оживлённо обсуждая, и поочерёдно тыкали пальцем в горный, отвесный массив. Самолет летел прямо на отвесную стену. На ее поверхности не было никакой растительности. Лишь несколько небольших ледников приютилось в громадных трещинах хребта да толстенные каменные «зубья», называемые «болванами», вырастали на вершине Красного Камня. Перед самой стеной самолет сделал вираж и пошел вдоль этой каменной громадины на юг. В местах этих Сашка никогда не был и потому был готов к любому сюрпризу. Очень скоро в горе показался разлом, небольшой, но очень глубокий, ровный по краям. Глубиной он уходил практически в самую середину хребта.

Дядя Миша повел машину прямо в разлом. Когда самолет вошел в этот каменный коридор, дядя Миша торжествующе посмотрел на Сашку и подмигнул – видал? Потом кивнул через плечо – глянь-ка, парень, назад. Сашка обернулся и увидел, что Фрэнк перекрестился, Макс впился глазами в иллюминатор, и лишь бесстрашная Элизабет носилась от одного борта к другому с небольшим фотоаппаратом и щелкала им, прижимая объектив вплотную к стеклу.

Дядя Миша вновь весело посмотрел на Сашку, тот продемонстрировал символическое рукопожатие. Молодец дядя Миша, пусть знают наших! Самолет шел в теснине меж двух отвесных стен. Вокруг было сумрачно, угрюмо и довольно жутковато. Солнце сюда заглядывало редко и очень ненадолго. Внизу, среди разбросанных валунов лежал неестественно синий снег. На стенах снежников не было, только небольшая белая паутинка в скальных трещинках как-то умудрилась зацепиться с одного бока. Впереди синело небо, и угадывался горизонт.

Миновав хребет, самолет вышел из каменной горловины и пошел над белыми остроконечными высотками. Небольшие ложбины между ними были усеяны густой хвойной растительностью. Очевидно, летом здесь вовсю бурлили ручьи и бежали небольшие речки. Вершины многих высоток были щедро утыканы рядами пирамидальных лиственниц. Все вокруг дышало первозданностью и ощущением какой-то затерянности этого снежно-каменного мира. Самолет вновь повернул на восток, и опять перед ними зависло солнце. Горы понемногу мельчали, снега на отрогах становилось все больше. Проплыли внизу два небольших озера, светлыми вдавленными лепешками. С севера на юг рассекала сопки заснеженная лента горной реки. Под ними раскинулась Азия.

Вскоре горный ландшафт отступил и во все стороны потянулась все та же необозримая тундра. Самолет полетел над белой и с виду совершенно безжизненной равниной. Снег, снег, бесконечный снег. Очень быстро Сашка устал смотреть на эту однородную, одноцветную массу кристаллизованной воды, закрыл глаза и, недолго думая, опять уснул. Не помешали ни воздушные «ямы», ни шум мотора. За свою многолетнюю операторскую практику Сашка столько раз бороздил просторы Арктики в вездеходах, вертолетах, самолётах, речных катерах, что уже выработал в себе в ожидании чего-то умение спать в любых условиях. Под монотонный гул мотора спалось всегда спокойно и хорошо. Сашке снились доллары, обращённые в рубли, и рубли, обращённые в продукты. Просто целый, полный холодильник самых разнообразных продуктов. Больше не снилось ничего, одна сплошная еда… Внезапно Сашку дёрнуло вперёд, и холодильник исчез. Он открыл глаза, увидел ту же белую тундру и то же синее небо. Часы показывали полдень. Сашка посмотрел на дядю Мишу и вмиг прочитал на его лице крайнее напряжение. Американцы в салоне по каким-то своим неуловимым признакам тоже испытывали некоторую тревогу. Сашка посмотрел в окно, но ничего противоестественного не увидел. Он проспал чуть больше часа, и, очевидно, что-то произошло… Ровный гул мотора внезапно оборвался, что-то там впереди «чихнуло», и самолет опять зарокотал привычным звуком. Дядя Миша дёрнул нервно головой. Глаза его пробежали по приборам… похоже, сейчас это было столь же полезным, как поводить пальцем по стеклу. Самолет вздрогнул и провалился вниз. Мотор затарахтел очень безалаберно, как бы нехотя, потом вдруг заревел, и машину потянуло вверх, но тут же сквозь рёв двигателя стал пробиваться какой-то посторонний стук, после чего самолет уже явно пошел на снижение. Машина планировала, постоянно проваливаясь в «ямы». Это походило на спуск по невидимой небесной «лестнице». А снег, этот холодный, необозримый и бесконечный снег приближался к ним с каждой «ступенькой», с каждой секундой. Сейчас, неотвратимо, страшно, с какой-то фатальной неизбежностью. Руки людей вцепились во что попало, взгляды не отрывались от занесённой снегом земли, у всех билась одна и та же мысль: «Тундра ровная, сядет самолет на снег, у него и лыжи… дядя Миша посадит… не имеет права не посадить…»

Уже можно было различить, что внизу тундра была довольно холмистая, земля всклокочена огромными кочками. И чем ближе они приближались к ней, тем все очевиднее становилось, что сесть между ними не было никакой возможности. Мотор окончательно заглох, лопасти замерзли. Вокруг стало тихо. Свист ветра за окном да яркое солнце… Самолет зацепил лыжей вершину одного холма, его подбросило вверх с жутким металлическим треском, и за стёклами взлетел вихрь снега. Людей подбросило под потолок, кто-то крикнул, кто-то застонал. Через пару секунд самолет уже планировал на следующую «кочку», казалось, он вот-вот врежется в нее своей тупой «мордой», но машина умудрилась продержаться в воздухе лишнее мгновение, и лыжи вроде как сами сели на снег, самолет скрипнул и легко покатил вниз по склону этой «кочки». Со стороны дяди Миши донеслось радостное мычание. В салоне послышалось такое же оживление. Но радость была недолгой, хоть «кочки» и кончились и самолет мчался на скорости уже по запорошённому снегом льду небольшого озера. Озеро тоже было крошечным… не озеро, а болото какое-то, не разгонишься. С трех сторон его окружал обрывистый берег, впереди надвигался слоистый каменный утёс. Огромная сила инерции несла их на прибрежные скалы. Перед самым берегом дядя Миша попытался увести машину в сторону, совершив поворот… ничего не получилось. Самолет ударился одним крылом об обрыв, повалился на бок, тут же затрещала другая плоскость, и сопровождаемый жутким треском и хрустом хвост самолёта начало задирать в небо… Машина встала вертикально на мотор, качнулась, секунду простояла и рухнула обратно, пробив снег до самого льда.

Все, что могло передвигаться и летать внутри салона, сгрудилось возле пилота. В самолёте воцарилась тишина, тишина первого шока. За бортом журчал ручеёк…

– Все живы? – глухо спросил дядя Миши. В ответ прозвучало известное всему миру американское ругательство. Пассажиры зашевелились.

– А как мне определить, живая я или нет? – очень спокойно и трезво спросила Элизабет. Похоже, шока она не испытала и говорила больше для других, чем для себя.

– Руками пощупай, – прохрипел дядя Миша.

– Бобик сдох, – зачем-то сказал Сашка.

Дядя Миша осторожно встал с кресла и, ничего никому не сказав, пошатываясь, вышел наружу. Лицо его было в крови, одной рукой он осторожно смахивал с воротника осколки стекла, другую так же осторожно прижимал к груди. Сашка потрогал свою челюсть, обернулся на американцев – те сидели спокойно, слегка шевелясь и осматривая себя. Элизабет безучастно смотрела в разбитое окно. Похоже, иностранные гости, за исключением разбитых носов и царапин на коже, испытали лишь лёгкий испуг. Сашка поднялся, хрустя стеклом, и вышел за дядей Мишей. Тот стоял рядом с самолётом, бессмысленно и грустно глядел под фюзеляж. Там, мило журча, на лёд вытекало горючее, образуя на нем узоры бледно-розового цвета.

– Надо бы немного набрать, – кивнул Сашка, – может пригодиться… для костра. Посуда есть?

– Что? – вздрогнул дядя Миша. – Ах, да, конечно. Это верно.

И ушел в салон. Распластанный самолет лежал брюхом на разметавшемся снегу. Шасси были сломаны под корень. Покалеченный винт, вернее то, что от него осталось, походил на куцую металлическую фигу. Правое крыло, трещавшее на повороте, обломилось по самый корпус. Левое выглядело не лучше. Вид у машины был довольно жалкий и безнадёжный.