Убойный снег - Виталий Лозович

– А тебя никто не будет спрашивать, Сашья, – сказала ему Элизабет. У Сашки на такую фразу отвалилась челюсть. Он вылез из-под своего тулупа, глянул на американку, опустил глаза на копошившегося в рюкзаке Макса и спросил:

– Насильно будете поить?

– Если надо будет, – ответила она твёрдо.

– Да не надо его травить этими таблетками, – посмотрел на Сашку дядя Миша как на кролика подопытного, – давай-ка я его, Лизка, спиртом разотру… спину… первое русское лекарство.

Элизабет задумалась на секунду и согласно кивнула головой. Дядя Миша достал фляжку, отвинтил колпачок, понюхал и пожалел о своем предложении. Поднёс к носу горлышко, втянул воздух и пробормотал недовольно:

– Переводим добро. Ну, раз надо… – и тут же остальным: – Брысь все отсюда.

Тёр Сашке спину дядя Миша на совесть. Так тёр, что непонятно было: хотел ли он спирт в Сашку втереть, или Сашку в нары, или просто на сухую пытался растереть того, чтобы сохранить побольше «добра»? Тёр и сам с собой говорил:

– Переводим добро… и спина у тебя вон какая здоровая… хоть всю флягу вылей, не хватит.

– Ты себе налей «полста», – как молния для дяди Миши прорезался голос Сашки.

– А? – даже встрепенулся он.

– Символично. За моё выздоровление, – приободрил его тот. Дядя Миша оторвался от его спины, привычно вскинул брови, сдвинул глаза на то место, где должна была виднеться сигарета и нехотя, раздумывая, «едва-едва» согласился:

– Нет… если только за выздоровление… Может, и ты?…

– После анальгетика алкоголь пить нельзя, – тут же подлетела к ним Элизабет, села между Сашкой и дядей Мишей.

– Вы сами пейте, а Сашью оставьте в покое. Ему надо отдыхать, – и подала одевающемуся Сашке его свитер.

Дядя Миша задумчиво и где-то бестолково опустил глаза на бесценное свое сокровище во фляжке и осуждающе выложил:

– Вот ведь, Сашка, какой ты все же? На двести вёрст вокруг ни единой живой души, ты Бог знает где… а с бабой!..

За окном едва приметным пятнышком темнела на озере прорубь. Очень осторожно тундру охватывала ночь. Еще одна ночь среди миллионов других. Ничем не примечательная, похожая на все остальные. Столь же тёмная, холодная и снежная. Столь же томительная и гнетущая. Та же луна взошла на чёрный небосвод, среди тех же звёзд, и та же луна заглянула в окно одинокой рыбацкой избушки, пролив свой сумеречный свет на лица спящих ее обитателей.

У них нынешний вечер не был похож на все остальные: все они спали сытым сном. Сашка лежал на своем привычном месте – возле фанерной обивки стены под окном, рядом так и осталась Элизабет, и уже за ней находились Макс с Фрэнком да дядя Миша. Все мирно и ровно сопели во сне.

Сашка лежал на спине, закрыв глаза, но уснуть не мог никак. Его несколько знобило. Старый тулуп не спасал, наброшенный сверху, он едва доходил ему до груди. Руки Сашка пытался спрятать в подмышках, но это помогало мало, ладони стыли, словно находились в ледяной воде.

Элизабет лежала лицом к Сашке, под своей пуховой курткой, иногда открывала глаза, смотрела на его страдания… но что-то останавливало ее от помощи. Может быть, недавний взрыв его негодования?… А может, старательно поддерживаемое им состояние своей независимости?… Ни от кого. Она старалась об этом не задумываться. По меньшей мере, сейчас. Сейчас самое главное – вылечить Сашку. Болеть им, а ему особенно, просто нельзя. В таких условиях это опасно для всех. Только вот как его лечить?… Сопротивляется на каждом шагу…

Сашка кашлянул в подтверждение мысли Элизабет, потом еще, более надрывно и громко, сел на нары и зашёлся в приступе, зажимая рот рукой.

– Лекарство у меня, Сашья, – произнесла она сразу, как он остановился, – будешь пить?

Сашка кивнул, не поворачиваясь, выглянул в окно – луна, снег, тундра без границ. Элизабет достала из кармана своей куртки Сашкины таблетки, протянула ему две штуки, сбросила с себя куртку и легко, бесшумно соскочила на пол. Принесла ему кружку с водой. Сашка посмотрел на эту заботу со свойственным ему смущением, сказал:

– Я бы и так проглотил…

Но кружку взял и запил таблетки. Элизабет присела рядом на колено, осторожно положила Сашке на лоб свою ладошку.

– Горячий, – тихо сказала она.

– Лоб горячий, – проворчал он на самого себя, – руки холодные… как отмёрзли.

И опять спрятал ладони в подмышках, скрестив руки на груди. Элизабет унесла обратно воду, вернулась, села рядом с Сашкой, достала руку его и зажала в своих ладонях.

– Это лёд, Сашья. Щука из озера и то была теплее.

– Выживу, – как можно более безразлично сказал на это он.

– Конечно, выживешь, – согласилась Элизабет, – лишний раз страдать совсем ни к чему.

– Я не страдаю.

Элизабет это заметила и снисходительно, но проявляя все ту же твёрдость, пояснила:

– Чтоб не страдать, надо в первую очередь относиться ко всему здраво… а не с позиции «большого героя», – глянула в окно и кивнула Сашке, – смотри, луны только половина осталась. Скоро луны не будет. Тогда вообще ничего не видно?

Сашка не стал поворачиваться и разглядывать половину луны, а ей в тон рассказал:

– Зимой в тундре полной темноты не бывает. От снега даже свет звёзд отражается, – и тут же, как бы уличив ее в неправде: – Ты же была на Аляске?

– Я была на Аляске, – подтвердила она, – только в безлунную ночь не бродила по тундре. Согреть тебе бульон?… Или холодной рыбы?

– Не надо ничего. Я, правда, не хочу.

– Ты не ел несколько дней… от анальгетика может быть плохо… желудок разболится.

– Ладно, – громче положенного вздохнул Сашка, – в кружке бульон принеси, я выпью.

– Счастье какое, – пробормотала Элизабет, соскочила с нар и бесшумно пронеслась до стола, где была кастрюля и кружки. Там зачерпнула бульона и принесла Сашке: – Удержишь? Или с рук кормить?…

– Где ж ты так хорошо русский язык выучила? – не сводя с нее глаз, взял он кружку: – Словно и не из Америки совсем… шпиёнка.

– Сейчас без разницы, – ответила она, – все братья и друзья, когда беда одна и цель одна. Пей.

– Сколько тебе лет, Лиз? – в несколько глотков он выпил всю кружку.

– Не скажу, – мило улыбнулась она, забрала посудину, унесла ее обратно и, вернувшись на место, взяла вновь его руку в свои ладони: – Так тепло?…

– Тепло, – отбрехался он.

– Как ее звать?

– К-кого звать? – даже опешил Сашка.

– Девушку твою, – терпеливо подсказала Элизабет, взяла в ладони и вторую его руку, – у нее есть имя?

– Да она не моя девушка. Мы друзья…

– Я понимаю, – согласилась она, чуть ли не с состраданием, – так бывает. Ты не расстраивайся, она будет твоей девушкой.

– А я и не расстраиваюсь, – похорохорился Сашка, – у нас дрова с углём заканчиваются… вот с чего расстраиваться надо. А то…

– Когда закончатся дрова, чем будем топить печку? – довольно вяло поинтересовалась Элизабет.

– Придумаем. Кустов много…

– Сашья, – Элизабет слегка сжала его руку, – как думаешь, нас найдут?

Он кивнул едва заметно, куда-то в сторону и туда же, в сторону сказал:

– Думаю, найдут.

– Долго ждать?

– Не знаю. Будем надеяться, что недолго.

– Может, надо уже что-то предпринимать?

– Надо.

Сашка чуть помолчал.

– Рыбу надо заготавливать… и дрова…

– Заготавливать?…

– Начнёт мести пурга, – посмотрел Сашка на нее, – на два метра от избушки не выйдешь. А прорубь так просто не найдешь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Иглу – эскимосское жилище изо льда, или снега, вырезанного из наста, строится куполом, похожа на юрту, ударение в слове на первый слог.

2

Тальник – кусты ивы по берегам ручьёв.