Ученик дурака (сборник) - Дана Сидерос

Шаман

Юрию Смирнову

Не реви, говорит,тише, глупая,успокойся.Ну чего ты заходишься,будто бы в первый раз?Стыдно плакать при всех,вон, на нас уже смотрят косомиллионы испуганных глаз.

Ты пойми,если я присвоилтвои красоты,я, конечно, возьму и то,что в тебе кишит.Мне милы все твои бандитыи идиоты,сумасшедшие и алкаши.Я в восторге от радужных водядовитой Яузы,от ожогов сгоревших домов,от дорожных язв.Я хожу по вокзалампод музыку новояза,пританцовывая и смеясь.Я люблю, говорит,и вульгарность твоей Манежной,и твоих мертвецов,что толкутся,глядят,галдят.

Гладит,гладит сырой кирпич,шепчет,шепчет нежно –до последних капель дождя.

Смотрит в море людейс итальянской стены, как с пирса,руки вскидывает приветственнои кричит:

Всё, потопа не будет,расходимся, не толпимся,дорогие мои москвичи.

Грайндхаус

Кто из нихоставил ему лазейку,бесполезно теперь гадать.

Он приходит.Садится.И шепчет: зенкиподымите-ка, вашу мать,на меня.Что-то счастливы вы не слишком,даже Май, и тот помрачнел.Ну, смелей,рассказывайте, братишки.Кто душил?Кто стоял на днеэтой ямы, когда вы её копали?Кто командовал?Кто тащил?Август,хватит реветь,не позорься, парень,выключай-ка сложные щи,всё равно не поверю,что был не в курсе.Хорошо, что все собрались.Подойдите ближе – брат не укусит,брат готовит другойсюрприз.Первым падает Март,некрасиво, на бок,обхватив руками живот.

Истеричный Декабрь визжит,как баба.

Август плачет.Ноябрь пьётнапоследокиз мятой и ржавой фляжкисвой отвратный дешёвый ром –тянет время, как может,но тоже ляжет,вслед за Маем и Сентябрём.

Хладнокровный Январьтолько после третьейоседает в сугроб.Июльи Апрельзакрывают глаза,как дети,будто это спасёт от пуль.

«Лучше целься,держи пистолетик ровно» –ржёт Июнь, но во взгляде – страх.Вся в калиновых каплях,листвой багровойистекает Октябрь. Сестра.Чуть заметно дышит,но постепенноостывает.Темнеет взгляд.На лице не тают белые перьяпобедившего Февраля.

Теле-СМИ сговорились – молчат о бойнена поляне в темном лесу.Все синоптики блеют в эфир «спокойней»,факты путают,чушь несут.В соцсетях некий дурень спамиткороткимсообщением на стене:Запасайте консервы, дрова и водку.Впрочем, можно уже и не.

«Страх уходит невежливо…»

Страх уходит невежливо,по-английски,не оставив даже записки.

Вечером ещё допивал твой виски,обещал «никогда тебя не покину»,целовал ледяными губами спину,спускаясь медленновдоль хребта,наваливался, ломал,как всегда, начинал шептать:«Что ты воешь?Я знаю – тебе со мной хорошо».

А потом ушёл.

Поначалу не веришь:ждёшь отмены, стука, звонка,ищешь его семена, драконьи клыкив цветочных горшках,вдруг взойдут ублюдки его, сынки,готовые приласкать.Ничего не находишь,ни запаха страха,ни зернышка,ни глотка.Ну вот, теперь хорошо,вот теперь не вой.Не страшно теперь ничего.

Не страшно,когда сумасшедшая с Чистыхна бумажке рисует числа,с маленьким интервалом,как даты с детских могил.

Не страшнонайти у оградки свитер и теплые сапоги,подумать: вот кто-то добрый принёс,чтобы она согрелась – мороз,а мы-то с собой ни шали,ни водки не взяли.

Страшно,что в клубе ещё зависатьтри месяца с небольшим,а ты вдруг расслышал их голоса,и понял их чертов шифр.Тех, что сидят, свесив ноги с карниза,над твоей головой:ты на четвёртом,она – на пятом,а у него – восьмой.

«Киноактеры…»

Юрию Смирнову

Киноактёрызримее всех несутся во мглу:двадцать четыре кадра в секунду,за кадром кадр.Так говорилсумасшедший Рене Лалу –властелин гигантских улитокна кружеве сломанных эстакад.

Мы – не фильм, а дагерротип.Долго, дорого: ничегонам не светит, только кровавым –фотограф в своей каморке.В старину было модно снимать мертвеца,как будто бы он живой.Раз увидел фото – потом узнаёшьэти взгляд,и грим,и подпорки.

Мы пока без подпорок.Решившись, дорого заплатив,проступаем на серебре рассвета,медленно выгораем.Засыпай, туганым, посмотри мой сонпро седые косицы ив,невозможные ирисы,терпкие яблоки Трой Урая –есть такое селов моей любимой глуши,там угрюмые ангелы после вахтысушат грязные рукавицы.Камские воды,глиняный берег,полынь,камыши,родники в рифлёных следах колёс.Как напьешься из-под копытца –станешь джип вороной,но скорее козёл-уаз:развороченный бампер, мутные фары,не закрываются двери.Тут бывает и не такое, но не о том рассказ,а о том, как от желтых яблоксветится берег.

Говорят, их нельзя собрать и,скажем, сварить компот.То есть можно,пробуйте, дурни – смеются местные.Плод в корзине тоскует о брате,том, что в траве гниёт,и умираетза час –из малого солнцав бурое месиво.«Круговая порука яблок» –очень авторское кино:всё трясется, свет контровойи ничегонепонятно.Я пытаюсь их снять на память,раз с собой не захватишь, нобестолковая камеравидиттолькосеребристыепятна.

«В царстве шума и сажи…»

Юрию Смирнову

В царстве шума и сажи,у железнодорожной насыпикраски насуховытерты осенью и тоской.Где-то здесь позапрошлый октябрьнадламывал нас и пил;ястребино крича,скорый поезд шел высоко.

Здесь-то ты и находишь мох –невозможно бархатный,за худыми хибарками,мертвым пустым депо.Настоящий, сырой,из лесов со зверьём и бардами,будто временно служит тут –час, как принял пост.

Ты стоишь и смеешься,смех расходится кольцами,как же любит скитальца мир,и любого, кто обречен.Нежно гладишь свой город по мху,изучая пальцами,как любимую спину,ключицу, шею, плечо…

Обещаешь себе не ждатьничего хорошего,будет крошево,в мох запросишься, идиот.Город вдруг содрогается,ощущаешь ладонью дрожь его.Это поезд идёт.

«Покуда отец слишком бодро…»

Юрию Смирнову

Покуда отец слишком бодроорет «ну с богом»,ночь проревевшая матьпринимается целоватьи причитать «ну куда ты мчишь,горячая голова?»,она неподвижно лежиту него под порогом.Он для неё сыроват.

Пока он толкует с зайцем,внимает его обидам,небрежно играет бабочкой,зачем-то смеясь(заяц дурак и трус,но за ним большая семья),она наблюдает издалипоказывая всем видом:«Это заяц, ещё не я».

Пока он борется с волком,(и ясно уже, что сборет,но волк отрежет ломоть –останется шрам)её замечают рядом,здесь где-то её нора:то скроется, то мелькнёт,подбадривает обоих.Рассчетлива и хитра.Вдали силуэт медведя:вздымается и клубитсягорячее, черное, смрадное –из недр, с самого дна.Когда его будет грызть,надламывать и сминать,он будет, возможно, думатьчто это уже лисица.Но это пока медведь,пока ещё не лисица.Пока не она.

План

Юрию Смирнову

Тише.Слушай.Нам нужен план,я же тут не ради стенаний.Просто если в работу пойдётнаиболее честныйсценарий,тот, который и малой лазейки намне оставил,мы должны сочинить сигналы,условиться о деталях.

Если ты паукомедведьна восьми мохнатых, здоровых,сильных лапах –догоняю в начале второго.В начале второго сезона,в начале второго ночи –лучший час воскрешать героевиз многоточий.Если ты выгораешь в степь,становясь ковылём и лунем –я лосось, мной кипит река,поднимаемся,скоро клюнем.

Всякий, кто не понял, о чем мы,переспросит «о чем вы?»Если встретимся,будем ходить на концерты:на Моррисона, на Башлачева.

Всё получится безупречно,если следовать плану точно.С четким планомне так тошно.Я стараюсь забыть о том, чтовосьмилапому черному зверю,стальной форели,степной далибезразличны наши сигналы,наши продуманныедетали.

«Утром в город приехал цирк…»