Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Он холодно смотрел, как Сорхатани обращается к небольшой группе собравшихся. Алхун, старший тысячник ханских кешиктенов, тоже присутствовал здесь. Чувствовалось, как он подозрительно на него косится, и Тэмуге предпочитал не отвечать на его взгляд. Глубоко вдыхая холодный воздух, он думал, просчитывал, решал. Как-то его брат Чингисхан – давно, еще в молодости, – зашел в юрту одного из влиятельных вождей и перерезал ему глотку. Казалось бы, тут брату и конец, но нет: своими увещеваниями и угрозами он утихомирил то племя. А вот интересно, кто-нибудь из этих людей остановился бы и прислушался к нему, к Тэмуге?

Под одеждой он тайком нащупал рукоять ножа. Похоже, предопределения не существует, есть только то, что человек сам берет и отстаивает. В свое время Тэмуге явился свидетелем кровавого зарождения державы. Понимают они или нет, но этим городом они обязаны ему – всем своим добром, самой своей жизнью. Если бы не Чингисхан, мужчины и женщины, собравшиеся на этом дворе, сейчас пасли бы на степных просторах скот, мерзли в убогих юртах и, как когда-то, враждовали между собой до смертоубийства; один род впивался бы в горло другому. А теперь люди даже жили дольше, чем те, кого Тэмуге знал в детстве. Цзиньские и магометанские врачеватели нынче спасают от недугов, которые раньше считались смертельными.

Несмотря на клокотавшую в нем ярость, какая-то часть Тэмуге пребывала в ужасе от задуманного. Он вновь и вновь устало опускал руки, твердя себе, что шанс упущен: его шанс сыграть в истории заметную роль. Но затем всплывала память о братьях, и он чувствовал, как они исподволь смотрят и посмеиваются над его нерешительностью. Всего одна смерть, и ничего более; неужто у него не хватит духу? Чувствуя, как по шее струйкой стекает пот, хранитель библиотек машинально отер ее рукой, привлекая этим движением внимание Яо Шу. Их глаза встретились, и Тэмуге снова ощутил, что не одинок. Ханский советник ничего от него не утаил. Он ненавидел Сорхатани лютой ненавистью, и это побудило и Тэмуге разоткровенничаться о своих мечтах и замыслах.

Сорхатани тем временем распределила дневные задания, отпустила ответственных должностных лиц, а сама повернулась уходить. С ней тронулась и Дорегене, уже что-то по пути обсуждая.

– Одну минутку, моя госпожа, – подал голос Тэмуге.

Слова вырвались из уст как бы сами собой. Сорхатани спешила, а потому в ответ лишь махнула ему – мол, ступай следом – и по лестнице сошла в уединенный переход, ведущий в дворцовые покои. Именно этот ее мимолетный жест и вызвал у Тэмуге вспышку гнева, а вместе с тем и решимости. Терпеть с собой обращение как с каким-нибудь просителем со стороны этой женщины просто недопустимо. И хранитель библиотек бросился вдогонку, черпая силы в присутствии Яо Шу, который тоже подстраивался под его шаг. Воровато оглядевшись на выходе со двора, Тэмуге слегка нахмурился, заметив там по-прежнему бдящего Алхуна.

Сорхатани между тем допустила ошибку: в затененном коридоре она позволила Тэмуге подойти к себе слишком близко. Он попытался ухватить ее со спины за руку, но женщина выдернула пальцы из его потной ладони.

– Что ты хотел, Тэмуге? – бросила Сорхатани. – У меня еще уйма дел утром.

Для слов сейчас вряд ли подходящее время, но Тэмуге, чтобы улучить момент, все же заговорил, одновременно под полой нашаривая нож. Рука отчаянно дрожала.

– Мой брат Чингисхан не захотел бы, чтобы его землями повелевала женщина, – пробормотал он.

В тот момент, когда он вынул нож, Сорхатани напряглась. Дорегене тихонько ахнула и в страхе отступила на шаг. Глаза Сорхатани потрясенно распахнулись. Тэмуге ухватил ее левой рукой, а правую занес, целя в грудь.

И тут запястье ему перехватило с такой силой, что он пошатнулся и ойкнул. Оказывается, его удерживал Яо Шу, взгляд которого был полон ледяного презрения. Тэмуге дернулся, но куда там: стискивает как железной клешней. Сердце от охватившей паники затрепыхалось испуганной птицей.

– Презренная самозванка! – взвизгнул Тэмуге. В углах рта пузырьками вскипала слюна. Он сейчас вряд ли что-то соображал.

– Что ж, Яо Шу, – холодно произнесла Сорхатани. – Получается, ты был прав. – На Тэмуге она даже не взглянула, как будто его здесь и не было. – Извини, что я усомнилась в твоих словах. Но я действительно не думала, что он настолько глуп.

Яо Шу сдавил запястье сильнее, и нож со звоном упал на каменный пол.

– Этот человек всегда был слаб, – сказал советник, встряхнув Тэмуге так, что тот вскрикнул. – Как прикажете с ним поступить?

Сорхатани озадаченно смолкла, и тогда Тэмуге вроде бы опомнился.

– Я последний брат Чингисхана! – зачастил он. – А вы, вы? Кто вы такие, чтобы судить меня? Цзиньский монах и две женщины… У вас и права такого нет!

– Угрозы он не представляет, – продолжал Яо Шу, как будто Тэмуге ничего и не сказал. – Можно отправить его в изгнание, как обычного странника.

– Да, лучше будет его отослать, – дрожащим голосом промолвила Дорегене. Видно было, как ее трясет.

Тэмуге, чувствуя на себе взгляд этих женщин, тяжко вздохнул: его жизнь сейчас всецело в их руках.

– Нет, Дорегене, – рассудила наконец Сорхатани. – Его следует наказать. Он бы к нам снисхождения не проявил.

Она подождала, пока Тэмуге, со сдавленной руганью повозившись в руках советника, утих. Тогда она обернулась к Дорегене, оставляя решение за ней. Но вдова хана лишь качнула головой и ушла с глазами, полными слез.

Тогда Сорхатани повернулась к Яо Шу.