Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

Речь шла о «красных брошюрах, пропагандистских материалах и „руководстве по проведению праздника Генриха Гейне“»: они принадлежали находившемуся в ГДР и организовавшему свой филиал в Байройте Демократическому союзу женщин, были конфискованы полицией и в конце концов отправлены под нож. Сжигать их по причинам технического характера не стали, и никаких сочинений Гейне среди них не было, о чем городские власти сделали своевременное заявление, отметив, что речь идет о законно конфискованных еще в 1957 году материалах, и выразив сожаление в связи с тем, «что из-за искаженного представления сути этого дела о нем сложилось ложное представление». Поскольку в том же телеинтервью Фриделинда положительно ответила на провокационный вопрос ведущего о появлении в Байройте коричневой чумы, ее обвинили в злонамеренной клевете на власти, и ее престиж в глазах общественности резко упал. Дело дошло до того, что она стала получать письма с угрозами. В одном из таких писем, посланном из Вены и подписанном «Эрих Хофман», говорилось: «Полностью подтвердилось давно возникшее подозрение: Вы, несомненно, страдаете душевным заболеванием. Иначе никак нельзя объяснить ваше в высшей степени отвратительное и нелепое поведение. Вы опасаетесь возобновления в Байройте „коричневой чумы“, но в то же время сами являетесь самой зловонной чумной язвой на теле потомства Рихарда Вагнера. Я могу Вам дать только один добрый совет: не показывайтесь больше в немецких землях – иначе я или кто-то из моих друзей позаботится о том, чтобы Вас отправили в лечебницу». Однако Фриделинда проигнорировала как угрозы, так и совет Вольфганга сторониться Дома торжественных представлений, где, по его словам, «представителям общественности… и солистам было бы неприятно» ее встретить. Так или иначе, Фриделинда не отказалась от намерения приехать на фестиваль и не вернула полученные ею контрамарки.

К июлю 1968 года, когда она появилась в Байройте, брат успел сделать ей такую антирекламу, что многие в городе с ней уже не здоровались. На четвертый день фестиваля случилась скверная история. Она пригласила в ресторан гостиницы «Ойле», где традиционно собирались сливки фестивального общества, несколько своих друзей, сама пришла заранее, но получившая указания от Вольфганга хозяйка указала ей на дверь, сославшись на то, что ее присутствие может вызвать неудовольствие гостей. Поскольку погода была холодной и дождливой, Фриделинда попросила разрешения по крайней мере подождать знакомых в прихожей, но ей и в этом было отказано. Своему знакомому она писала: «Я ничуть не была взволнована и была даже несколько удивлена, поскольку наконец поняла, как чувствовали себя при Гитлере немецкие евреи… Несмотря на все это, осознав, насколько это смешно, когда внучку Вагнера выгоняют из гостиницы в Байройте, где, как нарочно, собираются члены Общества друзей Байройта, я все же смогла сохранить чувство юмора». Фриделинде пришлось довольно долго ждать приглашенных в тонком летнем платье на привокзальной площади. Между тем к вечеру похолодало, в результате она сильно простудилась и слегла в больницу, где ее навещала одна Верена. К концу фестиваля она уже чувствовала себя неплохо, но контрамарок на оставшиеся представления у нее не было, и ей пришлось покупать билеты. Она проплакала весь спектакль Мейстерзингеров в постановке Вольфганга, а позднее поведала своему американскому адвокату Джорджу Брикбауэру, что «Байройт Виланда был успешно и умышленно уничтожен за два коротких сезона. Как выразилась одна газета: „Словно Виланд и не жил никогда“». Особенно горько было сознавать, что за смертью старшего брата, которого она почитала как святого, последовала радикальная смена политического пейзажа. Об этом она с горечью писала своей подруге Жанетт: «Как недавно сказал один наблюдатель: „Виланд умер в нужный момент“. За пятнадцать лет его деятельности Германия должна была предстать перед всем миром открытой, либеральной, интернациональной и авангардной. Теперь все это уже в прошлом, и она может снова открыто демонстрировать свой национализм, быть нетолерантной, узколобой, реакционной и фашиствующей. Вольфганг стал руководителем в самый подходящий момент».

Глава 30. Создание фонда

На семейном совещании по поводу создания фестивального фонда дети Вольфганга не присутствовали, но отец, разумеется, поделился своими планами с сыном и рассказал кое-что о разрабатываемом им уставе, упомянув, как писал в своей книге Готфрид, о специальном параграфе, регулирующем его права наследника в случае, если он получит соответствующую специальность: «Меня эта неопределенная информация сильно беспокоила, тем более что я уже наметил себе план действий после завершения среднего образования». Как и его двоюродный брат Вольф Зигфрид, сын Вольфганга собирался стать режиссером. По-видимому, они оба полагали, что эта профессия обеспечит им, как и их отцам и деду, прямой путь к руководству семейным предприятием. Поэтому после завершения среднего образования Готфрид хотел поработать ассистентом режиссера в надежде, что сможет таким образом быстро овладеть азами будущей профессии. Однако у его отца были другие планы: «…он хотел, чтобы я получил юридическое образование и, таким образом, смог однажды вступить в семейное предприятие в качестве менеджера». Осенью 1969 года Готфрид наконец получил диплом о среднем образовании, но, как уже известно читателю, ни обстановка в Байройте, ни осуществленная в тот год Эвердингом постановка Голландца не вызвали у него никакого энтузиазма и даже наоборот – показались весьма удручающими. Тем не менее он последовал совету отца и поступил на юридический факультет Мюнхенского университета – это давало ему возможность вращаться в студенческой среде и держаться подальше от родителей и бабушки, настороженно относившихся к его политическим установкам. Одновременно он решил получить гуманитарное образование и стал посещать лекции по тем гуманитарным предметам, которые ему были наиболее интересны.

В то время все увлекались чтением недавно опубликованных мемуаров выпущенного после двадцатилетнего заключения Альберта Шпеера. Эта книга, разумеется, представляла огромный интерес как для профессиональных историков, так и для тех, кого просто волновало недавнее прошлое страны; сильное впечатление на Вольфганга произвела не только книга, но и сама личность автора – он не скрывал своего восхищения этим соратником Гитлера, и в результате у Готфрида появился еще один повод для споров с отцом. Свои дискуссии они продолжили в Арозе, где молодой человек в очередной раз провел с родителями рождественские каникулы. В отличие от неуживчивого брата, Ева прекрасно поняла, какую нужно выбрать линию поведения, чтобы не создавать себе лишних проблем. По словам Готфрида, «она начала дружить с Эвердингом и таким образом обеспечивать себе будущее в Байройте, не поднимая при этом большого шума. В этом ее поддерживала „бабуленька“ Винифред. Вскоре она уже была любимицей влиятельных спонсоров и промышленников. Она была едина с отцом в том, что все предлагаемое мною никуда не годится, и полностью посвятила