Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

выступлений, власти в период фестиваля усилили полицейскую охрану, и ей пришлось вмешаться, когда собравшаяся на Зеленом холме перед спектаклем молодежь стала громко протестовать против присутствия на фестивале некоторых реакционных представителей промышленных кругов. Готфрид в демонстрации не участвовал, но стал громко возмущаться «полицейским произволом»; ему также угрожал арест, от которого его спасло, по его словам, только то, что он – «сын шефа». На традиционном банкете после премьеры ему довелось сидеть за одним столом с Вилли Брандтом. Присутствие находившегося в то время на взлете своей карьеры популярнейшего политика, министра иностранных дел и вице-канцлера в Большой коалиции (осенью 1969 года он стал канцлером) спровоцировало бурную дискуссию о текущих политических событиях, в том числе о войне во Вьетнаме и о возглавляемом Руди Дучке молодежном движении. Все это Готфрид наблюдал воочию: «Сохраняя величественную осанку, Брандт пригласил несогласных за свой стол и, к ужасу байройтского истеблишмента и гостей, стал с ними дискутировать. В числе присутствовавших была и моя бабушка, которая в своем узком кругу называла шефа СПД не иначе как „свинья-соци“ или „Бренди“. В таких случаях мой отец хранил молчание».

В тот год Готфрид в очередной раз дал уговорить себя встретить Рождество с родителями в Арозе. Там Вольфганг снова пытался урезонить отбившегося от рук и исповедовавшего чуждое ему мировоззрение сына: «Он критиковал мои политические взгляды как инфантильные, вспоминал о своей готовности приносить в юности жертвы, о лишениях, которые ему пришлось вынести во время войны и после нее, о суровой жизни, которую он вел в период возрождения фестивалей». Не желавший идти ни на какие компромиссы юноша отвечал со свойственной ему прямотой: «Черт бы вас всех побрал с вашими дерьмовыми идеалами прошлого! Я здесь говорил о преступной войне во Вьетнаме. У тебя было достаточно времени, чтобы наконец стать демократом, вместо того чтобы прислуживать бесчеловечной мировой буржуазии». Всецело зависящий от этой буржуазии отец так и не смог его переубедить.

* * *

У Вольфганга в то время были заботы поважнее. Уже освоившаяся в доме Зигфрида Винифред всерьез задумалась о будущем своих дочерей и осиротевших детей Виланда. Если сразу после войны она заботилась главным образом о передаче байройтского предприятия под полную власть сыновей, то теперь она могла быть уверена, что Вольфганг не выпустит из рук бразды правления, но при этом ее дочери и дети Виланда рискуют остаться ни с чем. В условиях свободного рынка ее зять Бодо Лафференц оказался далеко не таким удачливым предпринимателем, каким он был в Третьем рейхе, и, чтобы помочь семье Верены, матери пришлось продать свой дом в Оберварменштайнахе и отдать всю выручку в 100 000 марок дочери и зятю. Затем глава семьи переписала дачу в Нусдорфе, где жили Лафференцы, на имя Верены и таким образом лишилась сразу двух домов. Будучи отцом пятерых детей, ее зять, которому через год должно было исполниться семьдесят, настоятельно нуждался в средствах, Вместе с тем Винифред была полностью согласна с сыном в том, что допускать зятя до участия в семейном предприятии никак нельзя. В апреле 1967 года она писала подруге: «К сожалению, использовать Лафференца здесь, на фестивалях, совершенно невозможно – в конце концов, в период Третьего рейха он действительно занимал более важные, чем у меня, должности, так что мне пришлось бы исчезнуть, потому что я не могла бы смотреть сквозь пальцы, как тут работает руководитель „Силы через радость“ и коммерческий директор завода фирмы „Фольксваген“!»

Как Винифред, так и ее сыну уже было ясно, что в качестве семейного предприятия фестивали долго не просуществуют. Основных средств явно не хватало на то, чтобы долгое время поддерживать Дом торжественных представлений в рабочем состоянии: он требовал основательного ремонта и реконструкции, в связи с чем наследники рисковали остаться без средств к существованию. Поэтому в начале 1967 года Винифред составила (очевидно, заручившись согласием сына) дополнение к своему завещанию со следующей преамбулой: «Внутренние противоречия правового, личностного и экономического характера, с которыми приходится сталкиваться семье Вагнер, побуждают меня задуматься над будущим фестивалей и над судьбой состояния, принадлежащего мне в настоящее время как промежуточной наследнице, и изложить по этому поводу свои соображения. Моя воля и моя позиция заключаются в том, что следует до конца использовать все возможности, чтобы при любых условиях сохранить в Байройте все значительные культурно-исторические ценности». Для решения этой задачи она предложила создать фонд с целью обеспечить поддержание финансового положения байройтского предприятия на должном уровне. Чтобы избежать досадных неожиданностей, Вольфганг начал предварительную работу по организации фонда и привлек к ней лучших юристов, уже давно занимавшихся делами фестивалей. После длительных консультаций с заинтересованными членами семьи ему удалось созвать в мае семейное совещание с участием адвокатов членов семьи и видных членов Общества друзей Байройта: «Мою сестру Фриделинду представлял д-р Бернгард Серватиус, мою сестру Верену – ее муж Бодо Лафференц, вступивших в права наследства детей моего брата – д-р Райнхольд Крейле. Советом и делом нас поддержал и юридический распорядитель наследства д-р Фриц Майер. В числе советников, оказавших нам квалифицированную помощь, был также основной разработчик и автор окончательной редакции проекта устава фонда д-р Готфрид Брайт, постоянно опекавший мою мать и меня д-р Эвальд Хильгер из Общества друзей Байройта, и постоянный ведущий эксперт наших внутрисемейных заседаний д-р Конрад Пёнер».

В работу совещания пытался вмешаться также новый член семьи, тридцатитрехлетний супруг двадцатилетней дочери Виланда Дафны Удо Прокш – владелец венского кафе «Демель» и сомнительный делец, позиционировавший себя в качестве деятеля искусства под псевдонимом Серж Кирххофер (Kirchhofer). По поводу этого брака внучки Винифред писала: «Они подходят друг другу, как глаз к кулаку: он – малопривлекательный мужчина типа орангутанга, тридцати пяти лет, очень мутный – возможно, миллионер!!!» Свою специальность он называл «реконструктор» и, как писал Вольфганг, «всем своим поведением давал понять, что будет стремиться в качестве третьего лица обратить все в свою пользу. Однако его непрошеное вторжение с никому не нужными инициативами не нашло поддержки ни у кого из присутствовавших, так что в результате счастливого стечения обстоятельств Дом торжественных представлений остался стоять на своем исконном месте и сохранился в прежнем виде как объект культуры, не став жертвой сомнительных махинаций со страховками». Опасение за Дом торжественных представлений можно было бы счесть за шутку, но оно имело под собой некоторые основания с учетом того, что еще раньше Прокш, по словам Вольфганга, «предлагал с целью экономии места на кладбищах новый способ захоронения – в вертикальном положении в отрезках плексигласовых труб подходящего размера».