Последний козырь - Николай Владимирович Томан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь вечер размышляет майор Миронов о событиях сегодняшнего дня. Неужели удалось нащупать что-то? Ему все еще не верится, но факты, которым он привык доверять, говорят, что след действительно ведет в Березовскую. Подтверждается это и пригородным билетом, найденным в тайнике Мерцалова.
След в Березовскую определился, значит, довольно четко. Ну, а почему именно артель "Детская, игрушка", а не фабрика ширпотреба, пользующаяся сырьем с того же резинового завода? Волкова, конечно, настораживает пенсионер Бедарев, сдавший пишущую машинку в комиссионный магазин. С этим, однако, нужно еще разобраться…
На столе у подполковника Волкова необычные экспонаты: резиновые зайчики, козлики, медвежата…
— Впадаем в детство, — усмехается Василий Андреевич, через лупу рассматривая на зайчиках и медвежатах знаки технического контроля березовской артели "Детская игрушка".
— Так вы говорите, что Ершов вполне благонадежен? — спрашивает он капитана Островского, привлеченного в последние дни в помощь группе Миронова.
— Да, вполне, — уверенно кивает капитан.
На вид ему не более тридцати, но Волков высоко ценит его как опытного оперативного работника, мало чем уступающего даже Миронову.
— Значит, контрольному знаку Ершова на продукции артели "Детская игрушка" вполне можно доверять? — снова спрашивает его подполковник.
— Вне всяких сомнений.
— Вы уверены, что он не пропустит ни одного изделия без такого знака?
Да, Островский уверен в этом.
— И по такому знаку мы можем обнаружить продукцию березовской "Детской игрушки", где бы они ни продавались? Хорошо, а вот известно ли вам, где ее продают?
— Да, конечно. Вот список торговых точек, в которые поступают игрушки березовской артели.
Волков внимательно читает список, делая в нем какие-то пометки. Потом спрашивает:
— Разве продукция их поступает только в магазины культторга и детские?
— В основном. Кое-что сдают они и в промтоварные палатки. Главным образом в районных центрах области.
— Вот этими палатками мы и займемся, — решает Волков, возвращая капитану список. — Нужно только придумать такой повод для проверки их товаров, чтобы они не догадались, зачем это нам понадобилось.
— А тут и придумывать ничего не надо! — оживленно восклицает Островский. — В палатках этих идет сейчас инвентаризация. Ее проводит управление культторга. Можно будет подключать к комиссии, производящей инвентаризацию, кого-нибудь из наших работников.
— Хорошо было бы заняться этим вам лично, товарищ Островский, — предлагает Волков. — У вас ведь, кажется, нет сейчас ничего срочного? Дело Му-лина?.. Ну, это подождет. Передайте Миронову, что я поручил вам заняться промтоварными палатками. Возьмите себе в помощь еще кого-нибудь. Поинтересуйтесь и теми палатками, в которые товары березовской "Детской игрушки" официально не поступают.
Домой Василий Андреевич Волков возвращается поздно. День у него был сегодня не легкий, и он очень устал. Поинтересовавшись делами жены и дочери, он идет в свою комнату, заставленную книжными полками, с наслаждением думая, что можно, наконец, полежать на диване, почитать газеты, полистать книги, купленные вчера.
Полагая, что сегодня его никто уже не потревожит и не вызовет в управление, он снимает костюм, в котором был на службе, и с удовольствием облачается в пижаму. Но едва ложится он на диван, как слышит голос дочери, слегка приоткрывшей дверь в его комнату:
— Папа, к тебе Михаил Ильич.
— Проси его, — живо отзывается Василий Андреевич, с невольным вздохом поднимаясь с дивана и направляясь навстречу Миронову.
— Ну, заходи, заходи, Михаил Ильич! Давненько у нас не бывал.
— Да, давненько… — смущенно улыбается Миронов. — Да и сейчас, кажется, не вовремя… Ты, наверно, отдыхать собрался?
— Ну, это ничего. Успею еще. Присаживайся, пожалуйста, и извини, что я в таком виде, — показывает Василий Андреевич на свою пижаму. — А у тебя почему вид такой хмурый? Опять хандра?
— Сам не знаю… Это бывает у меня иногда. А к тебе я без всякого дела, просто так. Ты ложись и не обращай на меня внимания. Я посижу тут у тебя немного, полистаю книги. Иногда такое бывает на душе, что лучше и не говорить ни о чем… Вот мы и помолчим немного. Ладно?
— Ладно, — усмехается Василий Андреевич, ложась на диван.
А Миронов ходит возле шкафов с его книгами, доставая то одну, то другую, листает их, читает заглавия. Иногда произносит негромко, будто разговаривая с самим собой:
— Все, что у тебя тут по уголовной части, — это понятно. Все эти "Учения о преступлении", "Понятия преступления" и "Причины преступности". Книги по логике тоже ясны. В какой-то мере понимаю я, зачем тебе и "Патология мышления". Кстати, дай мне ее почитать… Ну, а вот "Фрейд и Павлов" Гарри Уэллса, или "Рефлексы головного мозга" Сеченова, и, тем более, "Этюды о природе человека" Мечникова. Это зачем?
— А я просто не понимаю, почему ты удивляешься этим книгам в моей библиотеке, — разводит руками Волков. — Я ведь не вижу ничего странного в том, что ты читаешь книги по электронике, "Введение в кибернетику" Эшби или просто "Кибернетику" Винера.
— Но ведь они мне помогают быть на уровне современных научно-технических проблем криминалистики. А что дают тебе "Этюды о природе человека"? Только ты не говори, пожалуйста, что их необходимо прочесть каждому работнику и тем более нам, которые… и тому подобное. Я хочу знать, помогают ли они тебе понять природу преступника.
— Ты пришел ко мне специально за этим? — не отвечая на вопрос Миронова, спрашивает Василий Андреевич. — И потом уже говори прямо, природа какого конкретного человека тебя интересует. Я же вижу, что ты пришел сюда не только пофилософствовать, но и сообщить мне что-то.
— Ты прав, — мрачно признается Миронов. — Хочу рассказать тебе кое-что об Антипове. Ты знаешь, я не очень верил в его предательство, но теперь готов согласиться с тобой…
— Что, есть какие-нибудь новые факты?
— Да нет, ничего особенного. Просто решил я поинтересоваться его судьбой. Боялся, что он все еще на работу не устроился с такой характеристикой, какую ты ему дал при увольнении. А он, оказывается, буквально на другой день оформился в Управление торговли на хорошо оплачиваемую должность.
— Так он, может быть, скрыл и мою характеристику, и причины увольнения?
— В том-то и дело, что не скрыл! Я специально этим интересовался. А принял его к себе в отдел Милашкин.
— Какой Милашкин, те тот ли, который был свидетелем по делу Берковского? — удивляется Василий Андреевич.
— Да, тот самый. И он мог бы оказаться не свидетелем, а обвиняемым, если бы кто-то вовремя его не предупредил.
— И, по-твоему, этот "кто-то" — Антипов?
— Теперь я почти не сомневаюсь в этом.
