Последний козырь - Николай Владимирович Томан

— Перестаньте сейчас же! Не смейте ничего больше рассказывать! А то еще начнете, пожалуй, приводить те скучные умозаключения, которыми дошли до этой догадки.

Глаза Веры кажутся теперь почти гневными, и Евгений теряется. А Вера, заметив его смущение, берет его под руку.

— Ага, испугались?! — смеется она. — Спросили бы лучше, зачем мне картина эта понадобилась.

— Я ведь думал, что это случайно… — растерянно произносит Евгений. — Ливень, потоки воды вдоль всей улицы и мы, взявшись за руки… А рядом Третьяковка. Это ведь понятно…

— И совсем непонятно, — весело перебивает его Вера. — Во всяком случае все совсем не так. Просто мы заспорили сегодня с папой из-за этой картины. Он ведь очень любит живопись и даже коллекционирует миниатюры. Недорогие, правда. На дорогие ему денег не хватает. Как-нибудь я приглашу вас посмотреть, что у него собрано, хотя он и не любит показывать свою коллекцию.

"Видно, она очень любит своего отца, — невольно думает Евгений. — Так тепло говорит о нем…"

— И вот мы заспорили из-за этой картины. Я говорю, что она в Третьяковской, а он уверяет меня, что в Русском музее в Ленинграде. Я ему и предлагаю: давай поедем и посмотрим. "Да ты что? — удивился папа. — Смотри, что за окном — ливень!" А я не сдаюсь: "Такую картину только и нужно смотреть или весной, или прямо из-под проливного дождя". — "Ну, знаешь ли, — махнул на меня рукой папа, — пусть сумасшедшие смотрят на такую картину в такую погоду, даже если она действительно в Третьяковской". — "А я именно такая вот сумасшедшая, — обиделась я на папу. — И я знаю еще одного сумасшедшего, который обязательно поедет со мной смотреть эту картину даже в такую погоду"…

Вера снова смеется и лукаво смотрит на Евгения.

— Я почему-то решила, что вы тоже немножко сумасшедший. Во всяком случае из всех, кого я знаю, вы показались мне самым сумасшедшим. Все остальные ужасно рассудительные, они предложили бы мне просто позвонить по телефону. А вы, конечно же, сумасшедший. Теперь я уже не сомневаюсь в этом.

— Но почему? — удивляется Евгений, хотя ему и приятно, что Вера считает его таким же, как и она сама.

— Как почему? Да кто же, скажите вы мне, пожалуйста, будет ездить чуть ли не каждый день в душном дачном поезде затем только, чтобы молча смотреть всю дорогу на ничем не примечательную девушку? И ведь это вы, наверно, после работы, уставший, голодный… Нет, вы определенно сумасшедший!

На следующее утро Алехин, как обычно, обзванивает все комиссионные магазины, принимающие пишущие машинки, и ему сообщают, что есть две портативные "Москвы". Он тотчас же уезжает посмотреть их и привозит образцы шрифтов.

— Оставьте их мне, — говорит ему майор Миронов, — и идите к подполковнику Волкову. Он вызывал вас.

Волков, разговаривая по телефону, кивает Алехину на стул. Положив трубку, спрашивает:

— Скажи ты мне, пожалуйста, Евгений: задумывался ли ты когда-нибудь, с чего это вдруг какие-то мерзавцы решили подкупить именно тебя?

— Конечно, задумывался, Василий Андреевич.

— Ну и что же?

— Просто удивительно!

— И только?

— Да ведь что же еще? Я все время думаю об этом, но все еще почти ни до чего не додумался…

— Почти? Значит, догадка какая-то имеется все-таки?

— Очень смутная. Ездил я несколько раз к приятелю своему в Березовскую, он там на фабрике ширпотреба работает, ну и иной раз замечал, что за мной вроде следит кто-то.

Волков хотя и знает уже эту историю от Миронова, но делает вид, будто слышит ее впервые.

— Почему же тебя это не насторожило? — с деланным удивлением спрашивает он Алехина.

Евгений смущается немного и отвечает:

— У меня там девушка знакомая… Думал, может быть, это кто-нибудь из ее поклонников следит за мной.

— А девушка красивая? — улыбается Волков.

— Мне нравится, — краснеет Евгений.

— Ну, тогда возможно, что и в самом деле ревнивец какой-нибудь за тобой подглядывал. Ты смотри, чтобы пакости какой он тебе не сделал — отвратительный народ эти ревнивцы! Расскажи, однако, об этом человеке поподробнее.

С Василием Андреевичем Волковым Евгению всегда легко разговаривать. Подполковник простой, душевный человек, к лейтенанту Алехину относится он почти с отеческой заботой. Даже считает Евгения своим воспитанником, не сомневаясь, что это именно он уговорил его в районном комитете комсомола пойти в школу милиции. Интересовался он судьбой Евгения и во время его учебы.

Выслушав подробный рассказ Алехина о человеке, наблюдавшем за ним, Волков спрашивает:

— Ты Антипова помнишь? Не похож он на него?

— Я его, правда, всего два или три раза видел, — отвечает Евгений, — но на него он, по-моему, не похож. А почему вы решили, что это может быть Антипов?

— Есть основания, — хмурится Волков. — Но ты об этом пока помалкивай. Понял?

— Понял.

— Ну, а на того, что предложение тебе делал, на Ленского этого, тоже не похож?

— И на него не похож.

Помолчав немного в задумчивости, Василий Андреевич рассеянно кивает Алехину:

— Ладно, Евгений, иди пока, занимайся своим делом.

Майора Миронова Алехин застает за изучением образцов шрифтов, взятых с недавно поступивших в магазин пишущих машинок.

— Отнесите образцы в научно-технический отдел, — приказывает майор Алехину. — И займитесь потом Сучковым.

Сдав образцы шрифтов на экспертизу, Алехин уезжает в районный универмаг навести справки о заведующем одним из его отделов. А когда возвращается в управление, в кабинете Миронова видит полковника Волкова. Василий Андреевич, довольно улыбаясь, хлопает ладонью по какой-то бумаге.

— Догадка-то моя подтвердилась, значит.

Подойдя поближе, Алехин замечает, что бумага, по которой похлопывает Волков, является заключением эксперта научно-технического отдела.

— Кем же оказался человек, сдавший эту машинку на комиссию? — спрашивает подполковник майора Миронова.

— Пенсионером. Его фамилия — Бедарев. В отделении милиции по месту его жительства сообщили, что до ухода на пенсию работал он в артели "Детская игрушка".

— Ну, что ты на это скажешь? — хитро щурясь, спрашивает Миронова Василий Андреевич.

— Похоже, что мы действительно что-то нащупали…

— Вне всяких сомнений! Ну, а кто там директором в этой "Детской игрушке"?

— Некий Сетунов Михаил Павлович.

— Сетунов, Сетунов… — задумчиво повторяет Василий Андреевич. — Нет, не знаю такого. Алехину, однако, ездить в Березовскую больше нельзя. Я понимаю, Женя, — оборачивается он к Алехину и весело подмигивает ему, — тебе нелегко будет воздержаться от этих поездок, но дело, милый мой, прежде всего и выше всего. А дело, надо полагать, будет серьезным. За Сетуновым и его артелью пусть наблюдают пока Луценко и Ястребов. Сам же ты, Михаил Ильич, целиком переключайся теперь на резиновый завод. По данным экспертизы нашего научно-технического отдела, содержание натурального каучука